Впрочем, дело не только в коррупции и некомпетентных приказах полуграмотных генералов. Иногда и сами бизнесмены принимали рискованные решения, оказавшиеся, как мы теперь знаем, ошибочными. Например, в Таиланде, где экономический бум привел к резкому росту цен на недвижимость, в середине 1990-х гг. огромные суммы вкладывались в строительство офисных зданий. Расчет был на то, что потребность в офисных помещениях и цены на них будут и далее расти такими же темпами. Поскольку правительственный контроль над банковскими операциями был слаб (а для «уважаемых людей» банкиры забывали даже о существующих ограничениях), банки часто выдавали кредиты ненадежным заемщикам. В случае с компаниями, которые были связаны с властями, у банкиров существовала уверенность в том, что при необходимости правительство возьмет на себя их долги. Наконец, рост экономики, казалось, оправдывал самые рискованные решения. В результате доля кредитов, по которым более не выплачивались проценты (non-performing loans) в 1996 г. составила 13% всех кредитов в Индонезии и Таиланде, и 10% в Малайзии. Куда эффективнее (или осторожнее) действовали банкиры «конфуцианской четверки» – за исключением корейцев. В результате доля non-performing loans в Сингапуре и Тайване составляла лишь 4%, а в Гонконге – 3%.
Рискованные решения банкиров вполне можно понять. К середине 1990-х гг. достижения Восточной и Юго-Восточной Азии действительно выглядели впечатляюще. Ситуация превосходила самые смелые надежды реформаторов конца 1970-х гг. В предкризисном 1996 г. ВНП на душу населения в Малайзии достиг 4.370$ (примерно уровень Венгрии), а в Таиланде – 2.960$. При всей относительной скромности этих цифр они все-таки давали надежду на то, что и странам ЮВА удастся со временем повторить рывок «четырех тигров». Под экономические достижения все настойчивее пытались подвести и соответствующую идеологическую базу – некую систему «азиатских ценностей», которые, дескать, объединяют все страны Восточной и Южной Азии. На подобные темы охотно рассуждали премьер-министр Малайзии Мохамад Махатир и премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю (благо, этот выпускник Кембриджа действительно умеет излагать свои мысли красиво).
Однако ликование продолжалась недолго. 1997 год стал годом финансовой катастрофы, «азиатского кризиса, после которого все разговоры об «азиатском чуде» стали совершенно неуместны – на какое-то время.
Азиатский финансовый кризис – экономический кризис в странах Южной и Восточной Азии, который разразился в июле 1997 г. и стал самым серьёзным потрясением мировой экономики в 90-е годы. Подоплёкой кризиса стал чрезвычайно быстрый рост экономик «азиатских тигров», который способствовал массивному притоку капитала в эти страны, росту государственного и корпоративного долга, перегреву экономики и буму на рынке недвижимости.
Кризисные явления в экономиках Юго-Восточной и Восточной Азии нарастали в течение длительного времени. По соотношению ВВП и объема внешних заимствований первым кандидатом на банкротство выглядел Таиланд. В мае 1997 г. таиландский бат подвергся массированным атакам международных спекулянтов. В этих условиях таиландское правительство объявило 30 июня 1997 г. о девальвации бата, курс которого был прежде привязан к курсу американского доллара. В результате обменный курс бата упал наполовину, а фондовый рынок Таиланда – на три четверти.
До этого официальный Бангкок потратил на поддержку бата 33 млрд. долларов – почти весь запас золотовалютных резервов. Страна фактически стала банкротом и была вынуждена прибегнуть к помощи Международного валютного фонда, который выделил Таиланду 17,2 млрд. долларов.
2 июля 1997 г. тайский Центробанк, истратив к тому времени на поддержание бата значительную часть своих резервов, объявил о введении свободного курса тайской валюты. Как и следовало ожидать, бат начал падать и к концу года курс достиг 50-53 бат за доллар (вместо 25-26 в начале года). Это был тяжелейший удар для компаний, которые были заняты в кредитных операциях. Резко упали котировки акций на бирже и цены на недвижимость. Традиционно высокий уровень задолженности тайских компаний неожиданно стал острой, а порою и просто неразрешимой проблемой. Так начался азиатский кризис.
В считанные дни кризис перекинулся на другие страны ЮВА. К концу июля началось обвальное падение валюты в Малайзии, которая также была вынуждена отменить режим валютного коридора. Курс малайского ринггита, который долгое время находился на уровне 2,5 MR/$, начал быстро снижаться и концу году достиг 5 MR/$ – со всеми вытекающими последствиями. Премьер-министр Махатир немедленно обвинил в этом «международный еврейский капитал» и лично Дж. Сороса[1], который, по его утверждениям, стоял за спекулятивными атаками на валюты стран ЮВА. В августе ухудшилась ситуация в Индонезии. Курс национальной валюты стал катастрофически снижаться и к концу года упал с 2.500 до 7.000 рупий за доллар (в 1998 г. падение продолжилось, и курс на некоторое время находился на отметке 17.000 IR/$) Южная Корея поначалу оставалась в стороне от кризиса, и многие местные экономисты были уверены, что проблемы ЮВА не коснутся Кореи с ее благополучным реальным сектором. Однако они оказались не правы, и Южная Корея – единственная среди «тигров» первой волны – была всерьез задета кризисом. В ноябре началось падение корейской воны: с уровня 800-900 вон за доллар ее курс снизился до 1500-1600 вон за доллар.
Ситуацию усугубил и отток иностранных капиталов. Иностранные инвесторы, которые до этого активно вкладывали средства в экономики Юго-Восточной и Восточной Азии, запаниковали, и бросились спасать свои капиталы – благо, Интернет, современные средства связи и финансовые технологии существенно упрощают и ускоряют этот процесс. В результате, в 1997 г. отток частного капитала из ЮВА и Кореи составил 12 млрд. дол., в то время как в предшествовавшем 1996 г. частные инвестиции в эти страны составили 93 млрд. дол.
А вот, что пишет сам Джордж Сорос[2], которого многие обвиняют в том, что он спровоцировал кризис: «Финансовый кризис, начавшийся в Таиланде в 1997 г., внушает особое беспокойство из-за своего масштаба и остроты. Как я уже отмечал в предисловии, в руководстве Soros Fund видели приближение кризиса, как его могли видеть и другие, но масштабы неурядиц застали всех врасплох. Обнаружился ряд скрытых и, как казалось тогда, не связанных между собой дисбалансов, а их сочетание вызвало к жизни процесс, весьма далекий от равновесия, последствия которого неизмеримо превзошли то, что можно было бы ожидать от составляющих его элементов.
Финансовые рынки сыграли роль, сильно отличающуюся от той, которую им отводит экономическая теория. Предполагается, что финансовые рынки совершают движения, похожие на движения маятника: они могут испытывать беспорядочные колебания под воздействием внешних ударов, но считается, что в конечном счете они приходят в точку равновесия, и это точка – вроде бы – одна, независимо от временных колебаний. Вместо этого, как я объяснял Конгрессу, финансовые рынки скорее повели себя как разрушительный шар – они перекатывались из страны в страну и сметали более слабые рынки.
Трудно избежать вывода, что международная финансовая система сама стала главным фактором кризисного процесса. Она определенно сыграла активную роль в каждой стране, хотя влияния других факторов различались по странам. Такой вывод трудно примирить с широко распространенным мнением, согласно которому финансовые рынки пассивно отражают глубинные экономические процессы. Если же мой вывод обоснован, тогда роль финансовых рынков в мире нуждается в коренном пересмотре. Чтобы проверить мой тезис о финансовых рынках, попробуем оценить другие составляющие кризиса, а затем посмотрим, что же произошло на самом деле.
Самой непосредственной причиной неурядиц стало несоответствие валютных курсов. Страны Юго-Восточной Азии придерживались неформального соглашения о привязке своих валют к доллару США. Видимая стабильность доллара побуждала местные банки и фирмы брать кредиты в долларах и конвертировать доллары в местные валюты без хеджирования; затем банки ссужали деньги или вкладывали их в местные проекты, преимущественно в недвижимость. Это казалось безопасным способом зарабатывать деньги, пока неформальная долларовая база оставалась стабильной. Но система начала испытывать давление, отчасти из-за занижения курса китайской валюты в 1996 г., отчасти из-за повышения курса доллара по отношению к иене. Торговый баланс соответствующих стран ухудшился, хотя дефицит поначалу компенсировался существующим крупным сальдо по счетам движения капиталов. Однако к началу 1997 г. управляющим Soros Fund стало ясно, что разрыв между торговым балансом и балансом движения капиталов становится невыносимым. Тогда же мы осуществили «короткую» продажу таиландского бата и малазийского ринггита со сроками погашения от шести месяцев до одного года. Впоследствии премьер-министр Малайзии Махатир обвинил меня в инициировании кризиса. Это обвинение было совершенно необоснованным. Мы не продавали валюту во время кризиса или за несколько месяцев до него; напротив, мы выступили ее покупателями, когда валюты начали падать, – мы скупали ринггиты, чтобы получить прибыль от прежней сделки (как выяснилось, мы с этим поторопились).