Реферат
Место и роль Алжира в установлении равноправного сотрудничества и безопасности в Средиземноморье
Алжир, как и другие страны Магриба, во многом, в том числе и населением, отличается от стран Арабского Востока (Машрика). Прежде всего, это – наличие берберов (около 20 % населения), сохранивших свой язык, фольклор, правовые институты, нравы, обычаи и – в значительной мере – патриархальные связи общинного и племенного характера. Самобытностью отмечены и местные арабы, в большинстве своем являющиеся потомками не завоевателей VII-ХI вв., а тех же берберов, только воспринявших арабский язык и ислам. Мало отличаясь поэтому от берберов в быту, образе жизни и социокультуре, они им ближе, чем жителям Машрика. В формирование интеллектуальной, экономической и иной элиты Алжира решающий вклад внесли мавры, изгонявшиеся из Испании в ходе реконкисты ХI-ХV вв., но сами бывшие потомками от браков арабов и берберов с европейцами. Среди военно-политической элиты велика была доля «мевлед-руми» («урожденных европейцев») из числа принявших ислам бывших христианских пленников, а также присылавшихся османскими султанами в XVI-ХVIII в. «потурченцев» (омусульманившихся греков, славян, кавказцев).
Важным отличием Алжира, как и в целом Магриба, от Машрика всегда была гораздо большая близость к Западной Европе. Пребывание арабов на юге Европы и на островах Средиземноморья заложило основу их интенсивных вплоть до XVII в. контактов в сферах науки, медицины, экономики, архитектуры и военного дела. Несмотря на морское пиратство, с XIII в. постоянно практиковавшееся государствами и Магриба, и Европы (особенно Генуей, Венецией, Каталонией, Сицилией и Мальтой), торговля, обмен опытом и людьми между югом и севером не прекращались.
Вторжение Франции в 1830 г. и последующая колонизация привели к господству в Алжире французского языка и культуры, а также к переселению в Алжир европейцев из Франции, Испании, Италии и других стран. Обусловленная этим «офранцуженность» Алжира породила соответствующий комплекс у алжирцев и крайне болезненные формы в стремлении избавиться от него вплоть до наших дней в ходе трудного процесса модернизации жизни страны, особенно после обретения ею независимости в 1962 г.
Эта особенность положения в Алжире наряду с другими обстоятельствами (большой укорененностью Франции в Алжире и ее геополитической и геостратегической заинтересованностью в нем, сохранением ведущих позиций в экономической и культурной жизни Алжира, а также постоянным проживанием во Франции до 1 млн. алжирцев – трудовых мигрантов, учащихся, политических беженцев, не считая многочисленных стажеров – военных, полицейских, административных служащих, научных кадров и технических специалистов) определила более трудный, чем в иных бывших владениях Франции, переход к самостоятельной жизни. Традиции военного насилия, порожденные веками корсарства, полувековым сопротивлением колонизаторам, многочисленными впоследствии антиколониальными мятежами и восстаниями, из которых наиболее кровавым было майское восстание 1945 г., наконец, – освободительная война 1954-1962 гг. – все это, существенно повлияв на политическую культуру алжирцев, составило как бы изнанку поверхностной «офранцуженности» и непосредственно вело к жесткому, иногда жестокому разрешению всех проблем и противоречий как внутри страны, так и вне ее.
Вплоть до настоящего времени алжирцы помнят войну 1954-1962 гг., которая привела к разрушению французской авиацией и артиллерией до 9 тыс. деревень, к гибели почти 1,5 млн. чел., бегству в города около 700 тыс. крестьян и перемещению 2 млн. чел. в концентрационные лагеря «перегруппировки», заключению 400 тыс. алжирцев в тюрьмы, эмиграции 300 тыс. чел. в соседние страны. После войны осталось 500 тыс. вдов и 350 тыс. сирот, а количество раненых и калек не поддавалось счету. К тому же, свыше половины алжирцев потеряли крышу над головой и оказались вне привычных рамок патриархальной семьи вследствие смерти главы семьи, его ареста, ухода в партизаны (их насчитывалось до 300 тыс. чел.) или мобилизации во французскую армию или полицию (там служило до 200 тыс. чел.). Все это глубоко потрясло страну в общечеловеческом плане (как и последующий отъезд во Францию большинства алжиро-европейцев и служивших им алжирцев), закрепившись в памяти народа и сказавшись на его отношении к соседям, не пережившим такой катастрофы, а также – к инакомыслию в собственной среде, воспринимаемому как государственная измена или разрушение единства нации.
Вместе с тем алжирцы, убежденные во всемирном значении своей революции (такой считается война за независимость 1954-1962 гг.), с 1962 г. стремились проводить активную самостоятельную внешнюю политику, в том числе – в регионе Средиземноморья. Для первого президента независимого Алжира Ахмеда Бен Беллы (1962-1965 гг.) внешнеполитические ориентиры во многом определялись его убеждением, что «Кастро – брат, Насер – учитель, но Тито – образец». Тем самым он указывал на свое стремление к революционной диктатуре кубинского типа, но основанной, как и у руководителя Египта Гамаля Абдель Насера (1952-1970 гг.), на идеологии арабского национализма, включающей ислам, и абсолютной власти единоличного лидера. Вместе с тем, допуская элементы самоуправления в экономике и другие заимствования из опыта Югославии, Бен Белла подражал Тито в его политике «равноудаленности» от всех блоков и полной независимости от какой-либо силы на международной арене. Пограничный конфликт 1963 г. с Марокко, трения с Тунисом (также из-за спорной территории), перманентный спор с Францией из-за компенсации за национализированную собственность эмигрировавших алжиро-европейцев и использование французских баз (которые были ликвидированы в 1964 г.) лишь еще больше сблизили Алжир того времени с Египтом и Югославией. В США же и даже в Китае Алжир Бен Беллы называли «африканской Кубой».
Свержение Бен Беллы 19 июня 1965 г. и замена его Революционным советом во главе с полковником ХуариБумедьеном означали конец революционного романтизма и приход к власти более жестких прагматиков и националистов. Бумедьен быстро наладил диалог с Францией, заключив в июле 1965 г. соглашения о новых (более выгодных Алжиру) условиях совместной эксплуатации нефти и газа в Сахаре, что не помешало ему уже в 1966-1968 гг. национализировать принадлежавшие в основном французскому капиталу шахты, промышленные и страховые компании, а в 1971 г. – нефтегазовую промышленность. Наряду с этим Алжир продолжал сотрудничество с Францией в экономической, финансовой, культурной, технической и военной сферах, одновременно периодически обостряя и даже доводя до разрыва отношения с США и Великобританией, в основном – по причине поддержки ими (особенно в 1967 г. и 1973 г.) Израиля.
Проблемы безопасности Средиземноморья вообще постоянно находились в центре внимания Алжира, последовательно выступавшего за превращение Средиземного моря в «озеро мира и сотрудничества» путем ликвидации там иностранных баз, вывода военных флотов несредиземноморских стран и установления равноправного сотрудничества всех стран региона. Такова была и позиция Алжира на созывавшихся с 1969 г. конференциях за мир и безопасность Средиземноморья.
Однако эти конференции были малоэффективны, поскольку носили характер преимущественно общественных форумов и не привлекали должного внимания со стороны правящих кругов средиземноморской Европы. Большее значение для Алжира имели, несмотря на его четкий курс после 1965 г. на «диверсификацию внешних связей», все же сохранявшиеся «особые» отношения с Францией. Франция продолжала играть значительную роль в экономике и культуре Алжира, французский язык фактически (но не формально) был государственным, французская пресса, французские товары и специалисты в Алжире предпочитались (и предпочитаются сейчас) всем прочим, а французские преподаватели (во Франции и в Алжире) были главными учителями, советниками, помощниками и консультантами алжирцев. С 1976 г. Алжир, как и другие страны Магриба, получил с помощью Франции доступ на рынки Европейского сообщества и заключил соответствующее соглашение. Однако это было только начало. Страна тогда стремилась не столько к сотрудничеству, сколько к реализации амбиций малой (региональной) «сверхдержавы».
После 1967 г. Алжир активно действовал в Лиге арабских государств (в связи с ослаблением позиций Египта и Сирии, потерпевших поражение в июньской войне 1967 г. с Израилем) и в Организации африканского единства, ранее не прощавшей Бумедьену свержения Бен Беллы. В 1973 г. Алжир стал местом проведения 4-й конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. Выработанная по инициативе Бумедьена программа перестройки экономических отношений в мире в рамках нового мирового экономического порядка (НМЭП) была провозглашена и одобрена на специальной сессии ООН в 1974 г. В дальнейшем Алжир неизменно выступал за реализацию НМЭП и за объединение усилий всех развивающихся стран в этом направлении. Эти усилия страны были наиболее впечатляющими в середине 70-х годов, когда объем ВВП ежегодно возрастал на 6,5-8 %, на образование и подготовку квалифицированных кадров тратилось свыше 25-30 % расходов бюджета, что стало возможным благодаря росту почти в 10 раз доходов от добычи нефти и газа за период 1972-1977 гг. Алжирцы тогда с гордостью повторяли: «Мы будем японцами Африки и Средиземноморья».
В какой-то мере эти мечты при всей их, казалось бы, нереальности имели под собой основание, так как Алжир по числу студентов на душу населения приближался к Италии, по доле затрат на подготовку кадров превосходил США, по другим показателям догонял Грецию и Португалию. Конкурируя с Египтом (особенно после 1967 г.) за первое место в арабском мире, противопоставляя ему Сирию, а союзной Египту Саудовской Аравии – Южный Йемен, поддерживая палестинцев и (с 1970 г.) режим Каддафи в Ливии, Алжир в целом занимал до конца 70-х годов лидирующее положение среди арабских стран Средиземноморья. Наряду с доходами от нефти и газа, позволявшими алжирскому руководству тратить значительные средства на социальные расходы (строительство жилья, здравоохранение, просвещение, пособия и общественные работы), большую роль сыграла умелая дипломатия правительства Алжира, старавшаяся еще с 60-х годов поддерживать нормальные отношения с полярно противоположными силами, как бы противопоставляя друг другу на основе принципа «равноудаленности» Кубу и США, Францию и ФРГ, Югославию и Албанию, СССР и Китай.