Претензии Японии на Южные Курилы, а, возможно, и другие Курильские острова и Южный Сахалин, зафиксированы в резолюции Палаты представителей японского парламента «Об ускорении развития японо-российских связей в свете 150-летия установления межгосударственных отношений» (22.02.2005). Даже МИД России, всегда вяло реагирующее на выступления японской стороны по вопросу «северных территорий», в своем комментарии от 24.02.2005 признает: «К сожалению, в принятом документе японская сторона в очередной раз увязывает активизацию развития двусторонних отношений с решением проблемы территориального размежевания на своих условиях. Более того, используются такие формулировки, смысл которых можно трактовать не иначе как расширение сферы японских притязаний к России в дополнение к уже имеющимся и неприемлемым для нас территориальным требованиям». В последний раз аналогичная резолюция Палаты представителей японского парламента «Об ускорении решения проблемы Северных территорий» была принята 10 лет тому назад (08.06.1995). Япония продемонстрировала то, что согласие между партиями в японском парламенте важнее, чем российско-японские договоренности последнего десятилетия, в которых «северные территории» определяются как «четыре острова».
России необходимо четко заявить о том, что ни при каких условиях острова Кунашир и Итуруп не будут переданы или проданы Японии. У России существуют формальные обязательства по Декларации 1956 года в отношении островов Хабомаи и Шикотан, но отдавать Кунашир и Итуруп ни СССР, ни Россия никогда не обещали. В документах последнего времени говорится о том, чтобы продолжать переговоры по мирному договору с тем, чтобы выработать мирный договор «путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». России пора уже определиться: кому принадлежат вышеуказанные острова сейчас и кому могут принадлежать в будущем. Прошло достаточно времени, чтобы Россия смогла ответить на этот вопрос себе и Японии. Впрочем, в российских официальных текстах говорится о «решении вопроса о принадлежности» островов, тогда как в тех же самых японских официальных текстах часто используется другой оборот: «решить проблему, касающуюся возвращения» островов. В этот «лингвистический» вопрос тоже желательно внести ясность.
При нынешней власти в Японии, когда премьер-министр Дз. Коидзуми занимает «жесткую» позицию по территориальным вопросам в отношении Китая, Кореи и России, поддерживает вторжение армии США в Ирак без резолюции ООН (а Япония стремится занять место в СБ ООН), создает почву для пересмотра и переписывания истории в учебниках японских школ в сторону смягчения негативных оценок военной агрессии Императорской Японии, ожидать каких-либо позитивных сдвигов в решении территориального спора между Россией и Японией, безусловно, не приходится. Однако отсутствие четкой позиции российской стороны во многом провоцирует наступательность Токио. Национальные интересы России в отношении Японии должны быть ясно сформулированы и доведены до сведения японской стороны. Тогда в Японии рассеются иллюзии по поводу того, что Россия вдруг проявит «слабость» и согласится на японский вариант решения территориального спора. Именно отсутствие однозначной позиции у официальной России, в отличие от Японии, есть признак слабости отечественной государственной политики в отношении Японии. Заяви позицию, аргументируй и последовательно придерживайся ее, и тогда японские политики, занимающие «жесткую» позицию, потеряют точку опоры.
При нынешней власти в России ожидать появления четко сформулированной позиции по отношению к территориальным притязаниям Японии также не приходится. Складывается впечатление о том, что президента В.В. Путина беспокоит не столько Япония, сколько проблемы внутри страны. Внутренняя политика на укрепление вертикали власти себя не оправдывает, попытки сформировать в России «гражданское общество» оказались явно неудачными, отстраненные от власти бывшие «элиты» затаились и ждут своего часа, непродуманные реформы вновь приводят к резкому обострению социальной напряженности, коррумпированность чиновников всех уровней дискредитирует действующую власть, крупный, средний и малый бизнес не видят в политике Кремля никаких для себя реальных улучшений, цены растут, инфляция превышает запланированную, возрастает разрыв между богатыми и бедными, активизируются и структурируются оппозиционные силы, Кремль начал поиск «врагов» не только среди террористов. И этот негатив проявляется на фоне бешеных цен на нефть и роста отчислений в стабилизационный фонд. Россия встала на путь, который ведет к кризису в государстве и смене привыкшего к сытой жизни за постъельцинский период путинского окружения. Внутренняя опасность для действующей власти очевидна.
Все, что мешает развитию отношений между странами и народами, должно быть ликвидировано. Это профессиональный долг политиков и дипломатов. Окончательное решение территориального спора между Россией и Японией, которое должно получить одобрение российской и японской общественности, в конечном счете выгодно обеим сторонам. К нему надо стремиться. Оно должно основываться на действующих договоренностях и обязательствах сторон. В выступлении президента России на совместной пресс-конференции по итогам встречи с премьер-министром Японии Ё. Мори 25 марта 2001 года (г. Иркутск) В.В. Путин сказал: «Что касается пункта 9 Декларации, касающегося как раз судьбы островов Шикотан и Хабомаи, то для его единообразного понимания необходима дополнительная работа экспертов двух государств». Необходимо наконец привлечь этих экспертов и начать двусторонние согласования.
Положение, при котором Япония и Россия более чем через полвека после окончания войны не имеют мирного договора, трудно признать нормальным. Однако дипломатические отношения между нашими странами восстановлены уже более сорока лет назад и развиваются с переменным успехом, но явно не худшим образом. Договор же не был заключен, потому что до последнего времени японская сторона жестко увязывала свое согласие с решением так называемого «территориального вопроса», существование которого советская сторона многие десятилетия просто отказывалась признать.
Воздержавшись от категоричных суждений относительно справедливости или несправедливости территориальных претензий Японии, можно отметить, что эту проблему должен рассматривать Международный суд. Именно он полностью компетентен разрешать такого рода споры, не урегулированные в двустороннем порядке, а его решения в равной степени обязательны для обеих сторон. Известно, что Япония ни разу не пыталась прибегнуть к его услугам, хотя официально заявляла не только об исторических, но и юридических правах на спорные территории. Мотивы этого, полагаю, очевидны: не имея гарантий, что спор будет разрешен в их пользу, лидеры Японии решили уберечь себя от возможной «потери лица» в случае неуспеха, потому что, как и в вопросе о постоянном членстве в СБ ООН, на карту поставлена национальная гордость страны и персонально ее элиты. Интересно, что Я. Накасонэ и его окружение не отвергают этот вариант, так что если бы Япония смогла добиться стопроцентной гарантии успеха, территориальный спор, наверно, решался бы в Гааге, а не в Москве и Токио.
Единственной надеждой Японии было и остается «политическое решение», т.е. получение согласия на передачу территорий на тех или иных условиях напрямую от российского руководства. И здесь Токио как минимум три раза имел шанс добиться успеха.
Первый раз – во время переговоров 1956 г., когда премьер-министр И. Хатояма как политик популистского типа сосредоточил все усилия на восстановлении дипломатических отношений любой ценой, а его министр иностранных дел М. Сигэмицу как дипломат считал главной целью мирный договор и ради этого готов был пойти на существенное смягчение японских условий.
Хатояма получил искомое, но Сигэмицу потерпел неудачу, поскольку политическая близорукость Н. Хрущева и Д. Шепилова и недооценка ими внутриполитических факторов, воздействовавших на позицию японских представителей, не позволили им оценить меру уступок, на которые решились их партнеры.
Второй раз, при М. Горбачеве, японцы могли фактически «купить» острова, как это произошло с воссоединением Германии и признанием Республики Корея. Персональная дипломатия Я. Накасонэ, С. Абэ, И. Одзавы и И. Суэцугу, шедшая в обход традиционных дипломатических каналов и ориентированная на М. Горбачева и А. Яковлева, могла принести гораздо большие результаты, если бы не обструкционистская позиция консервативного истеблишмента, обвинявшего их в безответственности, предательстве национальных интересов и едва ли не в государственной измене.
Наконец, некое политическое решение могло быть достигнуто во время октябрьского визита в Токио Б. Ельцина в 1993 г., пока Россия находилась в шоке после того, как президент успешно «преодолел длительную политическую конфронтацию» с парламентом (формулировка японской Голубой книги по внешней политике за 1993 г.).
Создается впечатление, что Токио ожидал от М. Горбачева односторонних уступок, а когда он не привез с собой никакого «сувенира», вовсе разочаровался в дальнейших попытках договориться с Москвой. Б. Ельцин активно использовал «курильскую карту» против М. Горбачева во время их политического противостояния в 1990–1991 гг., но затем сам перешел к активной «дипломатии да», воплощением которой стал А. Козырев. В 1993 г. момент снова был упущен из-за негибкости Токио.
Позиция японского истеблишмента в 1985–1995 гг. определялась убеждением, что в улучшении и развитии отношений заинтересована прежде всего Россия, а потому она должна заплатить за это соответствующую цену. Руководство Японии, дипломаты, ученые, аналитики в течение всего этого времени полагали, что ради «японских денег», будь то инвестиции, технологии или гуманитарная помощь, российские руководители готовы на все. Но то, что было верно или по крайней мере могло сработать в один период, стало неприменимым в другом.