Все изменилось в 1980-х годах, когда разразился аргентинский кризис задолженности. После резкого роста международных цен на нефть в течение 1970-х годах основные нью-йоркские и другие международные банки во главе с семейным банком Рокфеллеров «Чейз Манхэттен» («Ситибанк», «Кемикал Бэнк», «Бэнк оф Бостон», «Барклайз» и проч.) продавали ссуды странам, подобным Аргентине, первоначально на очень привлекательных условиях. Эти ссуды брались, чтобы финансировать импорт необходимой нефти, среди прочих вещей. Пока лондонские процентные ставки оставались низкими, эти кредиты могли обслуживаться из национального дохода. Таким образом, они были весьма соблазнительны, и долларовые долги резко выросли.
В октябре 1979 года, чтобы воспрепятствовать падению доллара, американская Федеральная резервная система внезапно подняла свою основную процентную ставку приблизительно на 300 %, оказав тем самым воздействие на международные процентные ставки, и прежде всего на плавающий процент по внешнему долгу Аргентины.
К 1982 году Аргентина оказалась в долговой ловушке, мало чем отличающейся от той, благодаря которой британцы в 1880-х годах взяли под свой контроль Суэцкий канал в Египте. Как оказалось, нью-йоркские банкиры во главе с Дэвидом Рокфеллером выучили уроки британского долгового империализма. (2)
В предыдущие годы «Перонизма» Аргентина объединяла сильное и хорошо организованное профсоюзное движение с централизованным государством, в высокой степени вовлеченным в экономику. Оба сотрудничали с избранными частными компаниями по отрегулированной модели. В течение мирной эры послевоенного мирового подъема экономики Аргентина имела определенные особенности, подобные скандинавской социальной демократической модели. Кроме того, «Перонизм», безотносительно от его недостатков, создал сильное национальное самосознание у аргентинского народа.
Эра Перона пришла к своему кровавому концу в 1976 году с военным переворотом и сменой режима, поддержанными Вашингтоном. Переворот оправдывался тем, что он должен был противостоять растущему терроризму и коммунистическому мятежу в стране. Более поздние исследования показали, что партизанская опасность со стороны Народной революционной армии и монтонерос была сфабрикована аргентинской армией, большинство из лидеров которой обучались технике действий против партизан в печально известной американской Армейской школе обеих Америк.
Военная диктатура президента Хорхе Видела, однако, оказалась слишком либеральна в своем определении прав человека и надлежащих правовых процедур. В октябре 1976 года аргентинский министр иностранных дел адмирал Сесар Гуззетти встретился в Вашингтоне с госсекретарем Генри Киссинджером и вице-президентом Нельсоном Рокфеллером. На встрече будет обсуждаться предложение военной хунты о массовых репрессиях в стране и подавлении оппозиции. Согласно рассекреченным документам Государственного департамента США, опубликованным только несколько лет спустя, Киссинджер и Рокфеллер не только высказали свое одобрение, но Рокфеллер даже предложил устранить некоторых ключевых людей в Аргентине. (3) По крайней мере 15 тысяч интеллектуалов, профсоюзных лидеров и фигур оппозиции исчезли в так называемой «грязной войне».
Семья Рокфеллеров играла неслучайную роль в смене режима в Аргентине. Ведущий деятель хунты, министр экономики Мартинес де Ос, поддерживал тесные связи с «Чейз Манхэттен Бэнк» и был личным другом Дэвида Рокфеллера. Мартинес де Ос был главой богатейшей землевладельческой семьи в Аргентине. Он проводил радикальную экономическую политику, разработанную для привлечения иностранных инвестиций в Аргентину. Фактически это экономическое маневрирование и было той самой причиной, которая стояла позади секретной рокфеллеровской поддержки хунты. Большие вливания наличных денег из банка Рокфеллера конфиденциально профинансировали вооруженный захват власти.
По крайней мере, с 1940-х годов, когда брат Дэвида Нельсон управлял американской разведкой в Америках в качестве главы Отдела координатора по связям на Американском континенте президента Рузвельта, братья Рокфеллеры расценивали Латинскую Америку как фактически частную, семейную сферу влияния. Семейные интересы Рокфеллеров простирались от венесуэльской нефти до бразильского сельского хозяйства. Теперь, в 1970-х годах, они решили, что проблемы задолженности Аргентины предлагают им уникальную возможность продвинуть семейные интересы и там.
Замораживая заработную плату, Мартинес де Ос одновременно освободил цены на товары первой необходимости, которые прежде регулировались правительством, включая продовольствие и топливо, что в целом привело к существенному снижению потребительской покупательной способности. Пошлины на импорт были сокращены, позволив ему затопить рынок. Обменный курс песо к доллару стал главным номинальным якорем схемы. Действительно, из-за сокращения расходов, повышения цен общественного сектора и роста налогов бюджетный дефицит снизился с 10,3 % ВВП в 1975 году к 2,7 % в 1979 году, а инфляция снизилась с 335 % в 1975 году до 87,6 % в 1980. Однако реальный валютный курс песо, результирующий отток капитала и кризис платежного баланса, привели к краху этой программы. (4) Также в страну был любезно приглашен иностранный спекулятивный капитал, и «Чейз Манхэттен», и «Ситибанк» стали там первыми иностранными банками.
Естественно, что такое падение жизненного уровня вызвало протесты со стороны сильного движения «Перонистский союз» и других форм оппозиции. Протесты были жестоко подавлены. Очевидно, удовлетворенный новым аргентинским правительством, Дэвид Рокфеллер объявил: «У меня сложилось впечатление, что наконец-то у Аргентины есть режим, который понимает систему частного предпринимательства». (5)
К 1989 году, после десятилетия репрессивного военного правления, началась новая фаза в эрозии аргентинского государственного суверенитета. Началась она со вступлением в должность президента Карлоса Ме- нема, богатого плэйбоя, позже обвиненного в необузданной коррупции и незаконных продажах оружия. Джордж Буш-старший был тогда президентом и принимал Менема как личного гостя никак не меньше восьми раз. Его сын Нейл Буш был гостем в доме Менема в Буэнос-Айресе. В общем, Менем наслаждался наилучшими связями на Севере.
На фоне скандалов в аргентинской армии и с ростом недовольства населения нью-йоркские банкиры и вашингтонские политические брокеры решили, что пришло время разыграть новую карту, чтобы продолжить свой экономический грабеж и корпоративное поглощение Аргентины. Менем был перонистом только по партийному названию. Фактически, он подверг Аргентину экономической шоковой терапии, еще более решительной, чем британская революция свободного рынка Маргарет Тэтчер 1980-х. Но его членство в партии перонистов позволило ему обезоружить внутреннее сопротивление в пределах партии и профсоюзов.
И в этот раз ключевой фигурой в правительстве Менема для влиятельных нью-йоркских банкиров был министр экономики. Новым министром стал Доминго Кавалло, ученик Мартинеса де Оса и человек, известный в нью-йоркских финансовых кругах. Кавалло получил свою степень доктора философии в Гарвардском университете Дэвида Рокфеллера, недолго занимал должность в качестве главы Национального банка и открыто поддерживался Рокфеллером. (6)
Кавалло был также близким другом и деловым партнером Дэвида Малфорда — ключевой фигуры в Министерстве финансов президента Джорджа Буша-старшего, ответственного за реструктуризацию латиноамериканского долга по Плану Брэди, а позже члена «Кредит Свиз Фист Бостон Бэнк». «Банкиры-янки» действительно доверяли Кавалло. (7)
Экономическая программа Менема была написана в Вашингтоне и Нью-Йорке друзьями Дэвида Рокфеллера. Она уделяла первостепенное внимание радикальной экономической либерализации и приватизации государства и демонтировала тщательно прописанное государственное регулирование в каждой области: от здравоохранения и образования до промышленности. Она открывала защищенные рынки для иностранного импорта в еще большей степени, чем было позволено при военной хунте. Повестка дня приватизации требовалась Вашингтоном (и МВФ, который действовал по указке Вашингтона) как условие выдачи чрезвычайных кредитов для «стабилизации» песо. В то время в Аргентине бушевала инфляция веймарского стиля — 200 % в месяц. В наследство от хунты остались обломки экономики и огромные долги иностранным банкам.
Менем смог воспользоваться в своих интересах гиперинфляцией, неизбежность которой была заложена в последние годы правления хунты, и провести в стране экономические преобразования, намного более радикальные, чем осмеливалась проводить даже военная диктатура. Кавалло без лишних вопросов провел потребованные резкие меры и получил непосредственный кредит в размере 2,4 миллиарда долларов и высокую оценку от Международного валютного фонда. Последовала волна приватизации от государственной телекоммуникационной компании до государственной нефтяной монополии и даже пенсий государственного социального обеспечения. Коррупция была необузданной. Близкие друзья Менема стали миллиардерами за счет налогоплательщиков.