§2. Русская женщина в зеркале новиковской сатиры
В науке существуют разные исследования журналистики Николая Новикова. Все эти работы относятся либо к концу XIX в., либо к первой половине XX в. и посвящены, в основном, общей характеристике журналов; иногда встречаются работы по анализу тематики или жанрового состава. Можно назвать работу «Русские сатирические журналы 1769-1774 годов» А.Н. Афанасьева (1859 г.). Данное исследование ставило себе целью провести мысль, что плодотворность сатиры екатерининского времени явилась результатом контакта литературы и правительства, что объектами сатиры были только отдельные стороны общественной жизни, но никак не ее основы: крепостничество и самодержавие. Самое существенное искажение, допущенное Афанасьевым, заключалось в том, что для него все журналы этого периода в одинаковой мере все как на одно лицо. Все они благоговеют перед Екатериной и стремятся только к тому, чтобы оправдать ее политические надежды.
Позже, в 30-е гг. XX в., происходило обобщение накопленного материала по вопросу о сатирической журналистике 1769-1774 гг. Изучение истории литературы XVIII в. приобрело более серьезный исторический характер и теснее связывалось с общественно- политической и идеологической жизнью эпохи. Теперь уже не замалчивались далеко не благоприятные отклики общества и литературы на отдельные правительственные мероприятия Екатерины II. Ученые смело говорили о борьбе сатирических журналов с самой императрицей и ее указами. Среди исследователей новой формации необходимо назвать Г.П. Макогоненко, П.Н. Беркова, М.Н. Лонгинова, Ю.В. Стенника, А.В. Западова.
Несмотря на достаточное количество работ, посвященных журналистике Новикова, в науке отсутствуют исследования, которые касались бы изучения женских образов и типажей, а тем более их комического изображения, в сатирических журналах Новикова. Поэтому эта тема является абсолютно неизученной, новой.
Все женские образы Новикова имеют юмористическую или сатирическую окраску. Автор смеется над ними, иронизирует, шутит, насмехается, пародирует, злобно изобличает. Иными словами, все женщины у Новикова изображены как отрицательные персонажи, а положительные героини почти отсутствуют.
Первый женский образ встречается нам в журнале «Трутень» (1769). Перед нами предстает богато одетая женщина-боярыня, которая покупает два мотка золотых и серебряных сеток, платит за них деньги и одновременно крадет еще две сетки, пряча их под асалоп (верхнюю одежду). Купец это видит, но не хочет бесчестить даму прилюдно. Боярыня воспользовалась его замешательством и поскакала домой. Купец, надеясь на правосудие, подает челобитную в суд. Судья выносит решение, согласно которому воровка не только не понесла наказание, но еще купцу выщипала волосы, глаза подбила и кожу со спины плетьми спустила. «Ничто тебе, бедной купец! Как ты честной злородной человек осмелился назад требовать своей сетки у благородной воровки? Благодари еще боярыню, что бесчестья с тебя не взяла. В самом деле, не великая ли милость купцу сделана?»[35].
Автор с сарказмом смеется над боярыней, но уходит от прямого и открытого изобличения, используя скрытую насмешку. Новиков предоставляет самой героине право дать оценку ситуации и положению купца, для чего применяет прием самораскрытия и саморазоблачения. Воровка не только не чувствует за собой вины, а, что самое главное, знает о своей безнаказанности и недоступности для правосудия (тем более, что правосудие продажно и несправедливо). Она ощущает себя хозяйкой положения, которая способна выйти сухой из воды в любой ситуации. Барская спесь и надменность не дают ей покоя и обрушиваются на купца. Он «виноват» в том, что пошел в суд, что потребовал вернуть украденное, что не должным образом обслужил покупательницу, в конечном итоге в том, что родился неблагородным.
«Благородная воровка» - это ключевая фраза, при помощи которой боярыня себя разоблачает. Слово «воровка» она произносит так же, как слово «покупательница». Для нее это слова одного порядка. Она подчеркивает слово «благородная», акцентируя внимание на своем происхождении. Именно принадлежность к боярам позволяет ей чувствовать свое превосходство над остальными людьми.
В данном тексте Новиков осуществляет особый языковой прием (словесный контраст) - он использует в словосочетании семантически не сочетаемые слова: благородный человек не может быть вором, а воровка не может называться благородной женщиной. Тем самым, в иносказательной форме автор намекает на то, что истинная боярыня и воровство – вещи несовместимые, и наша воровка позорит это высокое звание, следовательно, не заслуживает называться боярыней.
Данная ситуация помещена в жанр «ведомости» и затрагивает одну из самых наболевших и злободневных для Новикова тем – произвол и самодурство высших слоев общества, сословное неравенство, несправедливость судей.
В I части пятнадцатого листа «Живописца» представлена еще более ужасающая картина. Мы знакомимся с родственниками молодого Фалалеюшки, среди которых интерес представляет его мать Акулина Сидоровна. Она отличается строгим нравом и особой жестокостью в обращении с крепостными. Вздорная и своенравная, Акулина Сидоровна наводит страх на своих подчиненных. О ней упоминается лишь в одном предложении, однако это предложение устами ее мужа Трифона Панкратьевича рисует нам достаточно яркий образ помещицы. «Сидоровна…всем кожу спустила, то-то проказница, я за то ее и люблю, что уж коли примется сечь, так отделает, перемен двенадцать подадут: попросит небось воды со льдом, да это, нет ничего, лучше смотрят»[36]. В этой фразе сосредоточен весь ужас самоуправства и безнаказанности помещицы. Она так усердно и рьяно бьет крепостных, что двенадцать раз меняет розги. Не следует воспринимать слово «проказница» как авторскую шутку. На самом деле, за словом скрывается глубокое негодование, едкая и язвительная ирония автора, переходящая в сарказм. Новиков с ненавистью относится к страшному миру помещичьего произвола и насилия над крестьянами, поэтому Акулина Сидоровна заслуживает беспощадного саркастического смеха.
В эту же категорию можно отнести помещицу Скупягину, у которой пропала ложка. Приглашенная кофегадательница безосновательно объявляет вором дворового Ваньку. Помещица запугивает крепостного и выбивает из него признание. Ванька отпирается, но ему не верят и секут без пощады. Не в силах больше терпеть напрасные и незаслуженные мучения, Ваньке приходится «признаться» в краже. Он лжет о том, что украл ложку, продал ее и пропил с соседским слугой Андреем. Андрей также под действием побоев вынужден лгать о своей причастности к воровству. Конец этой истории очень печален. Скупягина отняла у Ваньки законное жалованье, лишив его средств к существованию. Из доброго человека он превращается в вора: обкрадывает госпожу уже по-настоящему, уходит, проматывает деньги и попадается – в результате его посылают на каторгу.
Говорящая фамилия помещицы сразу же указывает на господствующую черту в ее образе – скупость, жадность. Новиков подчеркивает, что именно из-за жадности Скупягиной судьба Ваньки становится трагической. Сатирик с ненавистью и сарказмом говорит о том, что крепостное право развязывало господам руки, и они делали с крепостными все что хотели: били, грабили, мучили, а также растлевали физически и морально.
Следующей на арену выходит госпожа Бранюкова. Она отличилась тем, что каждую минуту бранилась с друзьями, детьми, слугами и своими девками. Она не может ничего приказать, не обругав человека. Друзья для нее всегда ветрены, угрюмы, скупы или расточительны; дети для нее всегда упрямы; слуги и девки – ленивы, пьяницы, моты, картежники, воры. Она до такой степени бранчлива, что, если не найдет малейшей причины кого-нибудь побранить, то бранит саму себя. В результате такого беспрерывного ворчанья она часто болеет разными припадками. Ей срочно необходим рецепт.
Госпожа Бранюкова помещена Новиковым в раздел «объявлений». Первое, что бросается в глаза – автор переносит свойство характера человека в его имя: она «Бранюкова», потому что бранится. Этот прием называется «говорящие имена и фамилии».
В XXVII листе «Трутня» за 1769 г. в жанре «рецептов» публикуется рецепт для Бранюковой. Ей советуют каждый день выпивать по большому стакану воды, настоянной на благоразумии. Это должно утешить бесконечное волнение в ее крови и произвести то, что «она кропотливостью своею сама будет гнушаться и после того увидит, что люди без погрешностей быть не могут и что иногда оные прощать весьма нужно»[37]. Здесь мы встречаемся с юмористической безобидной насмешкой автора (шуткой).
Аналогичным образом можно охарактеризовать госпожу Непоседову. Ее «болезнь» состоит в беспрестанных переездах из дома в дом, в результате чего она переносит вести и сплетни, ссорит друзей, супругов и всех подряд, кто попадется под руку. «Сие делает от доброго сердца, ибо она всех любит равно»[38]. На данное объявление журнал опубликовал рецепт: больная должна чаще бывать дома и смотреть за своей экономией. Тогда у нее останется гораздо меньше времени на бесполезные выезды, и она не сделает столько вреда друзьям и самой себе. Также ей следует принимать по три порошка в день, составленных из благоразумия и истинной дружбы. Это должно пробудить в ней честь, добродетель и отвращение к сплетням.
Говорящая фамилия Непоседовой происходит от того, что госпожа не может усидеть на месте по причине безделья. Здесь автор тоже насмешлив в отношении героини. Своими шутливыми рецептами он надеется искоренить человеческие пороки, или хотя бы бороться с ними. В данном тексте сатирик указывает на такие пороки, как безделье, лень и паразитизм господ.
В VI «Трутня» за 1769 г. опубликовано объявление под заголовком «подряды», в котором сообщается, что у некой престарелой кокетки освободились места в штате любовников. Ей требуются примерно двенадцать молодых, пригожих дворян и мещан. Все, кто пожелает помочь даме в поставке свежей мужской силы или сам захочет занять вакантное место, могут обращаться к ней самой. А в «ведомостях» из Москвы в XVI листе автор сообщает, что объявление, данное в VI листе, вскружило голову многим господам. Эти господа уже занимают деньги, шьют новые платья и прочие убранства, «умножающие пригожество глупых вертопрашных голов»[39]. Они уже хотят скакать в Петербург, чтобы не упустить столь выгодный шанс. Далее в XXIV листе опубликовано сообщение для пятидесятилетней госпожи по имени Смех. Автор данного послания вменяет в вину даме то, что она старается казаться восемнадцатилетней девушкой, что каждый день по пять часов просиживает у зеркала, перед которым делает ужимки, корчит рожицы, бросает страстные и горделивые взгляды, что раскрашивает свои глаза красками и порошками, отчего лицо становится похожим на маску. Не пора ли сударыне образумиться? Зачем она делает из себя «смешную дуру»?[40] Ведь годы протекли и оставили следы в виде морщин, которые никто не полюбит. Автор дает кокетке рецепт: забыть о жеманстве, румянах, белилах, порошках и хранить в старости благопристойность, которой дама была лишена в молодости, а также тешить свое самолюбие воспоминаниями.