Неслучаен и выбор названия книги – «Окаянные дни». «Окаянный» – проклятый, нечестивый, преданный общему поруганию, преступный.[40] «Окаянный» – созвучно с библейским именем братоубийцы Каина, человека, который первым на Земле пролил родную кровь, тем самым осквернив весь род людской, породив ненависть человека к человеку. По В. Далю «окаянствовать» – значит жить во грехе, недостойно, богопротивно. Второе значение слова «окаянный» – ненастоящий, несчастный, жалкий, погибший духовно. В дневнике Бунина передан не только гнев на революцию и большевиков, но и жалость, боль за Россию, ее народ, ее культуру, гибель прошлого и ужас настоящего. Ради ее спасения взялся он за перо, желая «указать на страшную болезнь, поразившую общество; распадение душ, совести, веры, языка, утверждение принципа "все позволено" во всей массе народа, что равносильно самоуничтожению»[41].
«Окаянные дни» состоят из двух частей, показывающих Москву 1918 года и Одессу 1919 года. Бунин фиксирует факты из жизни, которые наблюдал сам на улицах Москвы и Одессы. В первой части (московской) преобладают зарисовки уличных сцен, обрывки диалогов, слухов, газетных сообщений. Во второй (одесской) части мы слышим голос самого автора, он размышляет о судьбе России, о личных переживаниях, снах, воспоминаниях. Бунин писал свой дневник для себя, он не был рассчитан изначально для публикации, но сложившиеся обстоятельства изменили решение писателя.
Автор размышлял о России, русском народе в наиболее напряженные годы его жизни, поэтому преобладающей становится интонация подавленности, мрачности, беспросветности, униженности происходящим. Бунин передает читателю ощущение национальной катастрофы.
Что видел Бунин в то время, о котором он пишет в дневнике? Над всеми его тогдашними чувствами чаще всего преобладала «безмерная печаль», порой отчаянье, когда обычным стало то, что «грабят, пьют, насилуют, пакостят в церквах»[42], поют похабные песни о священниках, – и всюду, в столицах и в провинции, погромы, расстрелы. Накануне эмиграции Бунин, обдумывая свое положение, решал вопрос, не перейти ли на нелегальное положение. Он пишет в 1919 году, будучи в Одессе: «День и ночь живем в оргии смерти. И все во имя «светлого будущего», которое будто бы должно родиться именно из этого дьявольского мрака»[43].
На страницы Бунина выплескивается улица; митингуют, спорят до хрипоты или же ропщут, жалуются, угрожают разношерстные лица – коренные москвичи и сошедшиеся в российскую столицу рабочие, солдаты, крестьяне, барыни, офицеры, «господа», просто обыватели.
Бунин ненавидел и ненависти своей не стеснялся. Луначарский – «гадина». Блок – «человек глупый». Керенский – «выскочка, делающийся все больше наглецом»[44]. Ленин – «какое это животное!»[45] Большевики – «более наглых жуликов мир не видел». Но дело не в конкретных личностях, для Бунина неприемлемы само революционное сознание, мышление, поведение. О счастливом будущем он высказался весьма точно: «вечная сказка про красного бычка»[46]; о том, что революция – стихия: «чума, холера тоже стихии. Однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются...»[47]«Купил книгу о большевиках, – пишет он. – Страшная галерея каторжников!»[48] Для Бунина любой революционер есть бандит, преступник в самом прямом и вульгарном смысле. «Преждевременная» преступность конкретных деятелей революции весьма сомнительна, но в целом Бунин совершенно точно выхватил действительную проблему русской революции – участие в ней уголовной стихии.
Отличительная особенность «Окаянных дней» в том, что Бунин реагирует на всю разворошенную жизнь. В его книге много «нейтрального» материала, воспоминаний о прошлом, пейзажей. Он замечает такие детали, которые в газете были бы неуместны: «дама в пенсне», «молодой офицер», который покраснел, потому что не может заплатить за билет. Эти трогательные подробности очеловечивают грозные и страшные события. Бунин не раз записывает, как он сам остро их переживает, так остро, что испытывает физическую боль, «горячечное напряжение всех последних и душевных сил...»: газету разворачивает «прыгающими руками», а потом вдруг чувствует, что «бледнеет, что пустеет темя, как перед обмороком...»[49]. По этим деталям видно, как борется писатель-реалист с безумным миром, как он побеждает сумасшествие точным, трезвым словом.[50] Бунин смотрит на происходящее с позиции времени. Оно подтвердило его правоту.
В «Окаянных днях» Бунин выступает не только как публицист, но также как художник слова, природа не может оставить его равнодушным. Он записывает в дневнике не только бурные события, но также привлекает его пристальное внимание сияющее по-весеннему небо, месяц в небе, розовые облака, сугробы – то, что вызывало в нем «тайный восторг какой-то», в чем чувствовалась поэзия и было опьянение от мира, когда многое так восхищало. Пейзажные зарисовки занимают особое место в дневниковых записях И.А. Бунина. Пейзаж помогает писателю смягчить, очеловечить страшные события 1917 года. Происходящее вокруг не может изменить сущности истинного художника, всю жизнь посвятившего поискам сочетания «прекрасного и вечного». Бунин широко использует художественные средства. Оригинальна цветовая гамма – «бледно-молочной ночью», «розовые огни», «могильно-темна», «золотые маковки церквей», «сизая даль». Разнообразны эпитеты – «весна окаянная», «дикая музыка», метафоры – «голова горит», «деревцо побледнело», «Москва обесчещенная». Бунин называет Россию «старым домом», солдат – «грабителями». Вожди революции получают множество определений – «жулики», «мерзавцы», «словоблуды».
Критическое отношение к действительности в произведении Бунина направлено, главным образом, против новой власти, которую он называл «кучкой авантюристов, считающих себя политиками»[51]. О вождях революции Бунин высказывается неоднократно и безжалостно. Вот начальник, с которым Ивану Алексеевичу приходится непосредственно общаться – комиссар дома. Высокий чин этот человек получил только потому, что был самым молодым и неимущим из квартирантов. Но и теперь, самый скромный и робкий из соседей, он дрожит при одном лишь упоминании революционного трибунала.
Профессор Щепкин теперь именуется «комиссаром народного просвещения», и первое, что бросается в глаза при встрече с ним, «грязный бумажный воротничок,..., и толстый старый галстук, выкрашенный в красный цвет масляной краской».[52] Работу свою во главе народного просвещения Щепкин видит, прежде всего, в составлении для ЧК списков неугодных ему преподавателей. Есть и вполне заметные успехи в его деятельности – сумел закрыть до своего увольнения университетскую церковь. Малограмотный коммивояжер Шпан, предлагавший Бунину свои услуги в качестве импресарио для поездки в Николаев, Харьков и Херсон, стал «комиссаром по театральному делу». Л.И. Гальберштадт, сотрудник «Русских ведомостей» и «Русской мысли», невероятно огорчившийся уходом французов, теперь работает в газете «Голос красноармейца». Революционное начальство грубо и аляповато перенимает нравы перебитой буржуазии: лихачи, авто, девки, кокаин. На лицах победителей какая-то ложь, нет в них обыденности и простоты. Вместо разрушенной нормальной жизни идет «сумасшедшая по своей бестолковости и горячке имитация какого-то будто бы нового строя, нового чина и даже парада жизни».[53]
Ни одной «мелочи» не прощает Бунин новой власти, потому что утверждается она на обещаниях справедливости, а новые хозяева на деле грубы, жуликоваты, недалеки, невежественны. Вот каким образом Советская власть не дает пропасть от голода безработному человеку из народа. Вот она новая справедливость: пришел рабочий в Совет просить работы, а ему говорят: «Мест… нет, а вот тебе два ордера на право обыска, можешь поживиться»[54]. Такие люди выживут в революционной сумятице, благодаря своей неразборчивости в выборе жизненного идеала. Расхождение между словом и делом – вот что больше всего возмущает писателя.
Нравственная грязь горожан сочетается с уличным убожеством: «на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой навозный лед, горбы и ухабы»[55].
Революция ему не кажется «величайшей», «победоносной», «всемирной», «чудесной». Суть революции Бунин видит в призывах «проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой еще худшей, чем этот фабрикант»[56].
Бунин отмечал, что к власти пришли «вчерашние изгои, которые искренне ненавидели прошлое, и свое личное, и всей России. И в то же время любыми средствами, чаще всего кровавыми, отстаивали свое новое положение: возможность распоряжаться не только своим имуществом, но и чужими жизнями; сидеть в личных кабинетах; пользоваться безотказной любовью секретарш и актрис; распределять блага среди родных и знакомых; устраивать на теплые местечки детишек и родственников. Но чтобы легче насаждать новое, следовало как можно быстрее уничтожить память о прошлом».[57] Деятельность революционного правительства после 1917 года направлена на уничтожение памятников царям, генералам, независимо от их художественной ценности, исторического значения. Бунин собирает подобные факты, их много в «Окаянных днях». Так, в Киеве «приступлено к уничтожению памятника Александра Второго. Знакомое занятие, ведь еще с марта 1917 года начали сдирать орлы, гербы...».[58] Бунин часто встречает залепленные грязью вывески. На них замазаны слова, напоминающие о прошлом: «императорский», «величайший». От разрушения символов царской России революционное правительство перейдет к физическому уничтожению людей, которые являются представителями той России. Выступления революционных вожаков с предложением «употреблять буржуев вместо лошадей для перевозки тяжестей» встречаются бурными аплодисментами. На похоронах погибшего революционера звучит клич: «За смерть одного революционера – тысячу смертей буржуев!»[59]