К чему же мы сегодня пришли? Каждому понятно, что либеральная культурная тенденция, которая задавала тон в 60—70-е годы, не свойственна нашему времени. Прекраснодушную утопию сменила ответственность, противостояние — умение руководить. Мы как бы признаем это лишь в рамках этики и состязательности, разумных правил и профессиональной компетентности. Капитализм предан поруганию, ныне говорят лишь о его преобразовании. «Аллергия» к труду отошла в прошлое, сегодня каждый думает о своей профессии, о своей карьере. Четверо работников из десяти считают труд средством добиться успеха и самореализоваться. Мораль, во всяком случае во Франции, была признаком фарисейства и «ложной совест-
318
ливости» буржуа: ныне этические проблемы волнуют служащих политиков и СМИ; звезды рока надрывают глотки во имя «проклятьем заклейменного», множится количество телевизионных передач, посвященных проблемам социальной помощи и благотворительности. Прежде традиции считались чем-то архаичным, сегодня — это дань моде. Раньше заявляли, что «запрещено запрещать», ныне гигиенические нормы все чаще вводят в определенные рамки поведение людей, а право женщины на аборт оказывается под угрозой. Захотелось нам испытывать наслаждение — и теперь у нас safe sex,1 мы под защитой религии, хотя восхваляются и целомудрие, и супружеская верность. Несмотря на наличие двойного стандарта, поворот в общественном мнении, который мы наблюдаем, значителен, глубок, крут, как это и должно быть в открытом обществе, где существуют лишь два главных критерия — это мнение индивида и эффективность.
Что касается «галантной» жизни, то тональность культуры в корне изменилась. По этой причине в рамках реального поведения людей продолжают усиливаться гедонистические устремления, связанные с либеральной динамикой самоутверждения личности. Вы думаете, что происходит укрепление семьи? Ничего подобного. По-прежнему увеличивается количество разводов, «свободных союзов», внебрачных детей. Папа Иоанн-Павел II одерживает победу, однако каждый второй французский католик выступает против запрещения противозачаточных средств; в 1990 г. 60 % верующих заявили, что церковь не вправе налагать строгие ограничения на сексуальную жизнь, а свыше двух третей допускают добрачные интимные связи. Правда, Верховному суду США удалось ограничить право женщин на аборт, но свыше 60 % американцев
I
1 Безопасный секс — англ.
319
-..\'it
ашщци.
не одобряют такое решение. Вопреки стараниям меньшинства движение за право распоряжаться собственным телом набирает обороты; это касается контрацептивов, деторождения, абортов. Даже в Ирландии запрет на аборты с треском провалился; в Великобритании, Нидерландах, Скандинавских странах намерены вскоре разрешить применение абортивных пилюль; во Франции проблемой родовспоможения будет отныне заниматься служба социального обеспечения, а расходы по приобретению абортивных пилюль RU 486 будут возмещаться государством.
Налицо возрождение пуританской морали с панегириками в адрес воздержания, с помощью движений и процессов, осуждающих порнографию? Нужно провести различие не только между странами, но и между агрессивным меньшинством и молчаливым большинством. Что же мы видим? Почти во всех развитых демократических странах узаконены свободные сексуальные отношения, идет ли речь о молодежи, женщинах или лицах преклонного возраста; Эрос, по сути, разорвал путы, связывавшие его с пороком. Даже СПИД не смог заставить решительно и бесповоротно осудить гомосексуализм. Бичуется не столько порнография (ее воздействие на индивида почти не вызывает возмущения), сколько ее публичная, безудержная, агрессивная пропаганда, считающаяся вредной для детей. Даже в США недавно состоявшиеся судебные процессы над рядом лиц, обвинявшихся в распространении порнографической продукции, закончились оправданием обвиняемых. Что касается задержания распространителей такого рода продукции в Индианапо-лисе, то федеральный, а затем и Верховный суд сочли аресты антиконституционными. Либеральная, антимо-рализаторская фаза явно завершается, но сверхдобродетельность становится скорее периферийным, нежели типичным для общего направления развития совре-
320
менной культуры явлением: новый индивидуалистический период «пристоен», для него характерно требование не столько безусловного подавления чувств, сколько их разумного, с учетом возраста, регулирования. Делается упор лишь на защите интересов детей и женщин. С либеральным индивидуализмом не покончено, он движется по пути утверждения ответственности личности, правда, с более-менее морализатор-ским душком. На смену трансгрессивному либерализму пришел либерализм «весьма умеренный», отражающий анафемствование чувственности, но в то же время выступающий за сохранение социального пространства
«как такового».
Поднимая вопрос об осуждении сексуальности или «крутого» феминизма, мы вспоминаем о «войне полов» в состязательных демократиях. Между тем именно индивидуалистическая дестабилизация сексуальной идентичности наиболее глубоко затрагивает нашу эпоху. Хотя женщины все больше времени посвящают учебе и спорту, работе они придают особо важное значение. Между тем мужчины «гнут свою линию», реже отстраняясь от ухода за детьми и от домашней работы; отеческая любовь приобретает более сентиментальный, как бы «материнский» характер. Разумеется, сохраняются традиционные предпочтения полов: мужчины и женщины по-прежнему неодинаково распределены касательно профессий, отношения к детям, спорту, одежде, вопросов эстетики. Но почти повсюду прерогативы одного пола по праву оспариваются другим, не вызывая при этом убедительных возражений. Несмотря на «возврат к порядку», все-таки продолжается дискриминация по половому признаку, дестандартизация индивидов, быстрое формирование новой личности: приобретение общественного положения, достигнутого самостоятельно, без оглядки на проторенные дороги, стало
321
■
I
1\
эгоистичным, но неизбежным, разочаровывающим, но повсеместным явлением. Вдобавок к феминистскому радикализму расширяется меняющаяся в своих очертаниях вселенная автономии личности, в результате чего множится количество «смешанных» существ, свободных от социальных императивов. В недрах нашей демократии происходит скорее не «война полов», а повсеместное движение за «права» человека, направленное на самореализацию личности, ее независимость и достоинство. Индивид добился права жить, не подвергаясь агрессии со стороны другой личности, но в то же время более широко осуществляется индивидуалистическая приватизация, появляется культура общения полов, которая сама становится неопределенной и проблематичной. В результате отношение одного пола к другому характеризуется скорее умением разубеждать, чем обольщением.
Не стоит делать поспешные выводы относительно возврата к «карьеристским» мотивациям и профессиональной идеологии и исчезновения культурного гедонизма. Жажда развлечений и материального благополучия, удовольствий, доставляемых музыкой, спортом, вновь обретенный интерес и наслаждение телом — все это развивается семимильными шагами; всячески поощряется стремление к «качеству» жизни. Лозунг «наслаждайтесь без стеснений» отошел в прошлое, но это означает не реабилитацию пуританства, а социальное развитие нормализованного, поставленного на поток гигиенического и рационального гедонизма. Вместо безудержного гедонизма возник гедонизм благоразумный, «чистый», с налетом грусти. Развиваются технологии с целью приведения индивида в надлежащую форму, внедряются щадящая медицина, диетические режимы, средства для релаксации, появляется уйма всяких снадобий по уходу за собой, спорт для отдыха, спорт для достижения результатов, ведутся
322
кампании против курения, появляются продукты с маркой «light» и «био». В результате нарцисс более чем когда либо нацелен на работу, самоутверждение и
уход внутрь себя.
Постмодернистская индивидуалистическая логика не предполагает, что каждый должен стать хорошо осведомленным потребителем, хозяйственным индивидом, изучившим свое ремесло и собственное тело. Общая картина не столь блестяща, если заметить, с какой быстротой разрушаются многочисленные формы самоконтроля наряду с углублением социальной маргинальности. Неолиберальная политика, как и гедонистическая нарциссическая культура, возвеличивают наше «Я», а немедленное удовлетворение желаний в то же время дуализирует демократии. Это скорее мешает нормализации и наблюдению за собой в гигиенических целях, способствуют появлению «глюков» у токсикоманов. С одной стороны, мы видим неприятие насилия, с другой — рост преступности в гетто; стремление к комфорту — и увеличение числа бездомных, любовь к детям — и рост безотцовщины. Казалось бы индивидуалистический гедонизм обусловливает непрерывную работу по самоконтролю, самообновлению и самонаблюдению. Если же посмотреть с обратной стороны, то он исключает необходимость совершать какие-то усилия, тягу к труду, подрывает традиционные институты социального контроля (такие, как семья, школа, церковь, обычаи, профсоюзные организации), способствует десоциализации и криминализации общества. Подобно Янусу, нарцисс двулик: он цельный, подвижный, ответственный, но в то же время он «голь перекатная» и правонарушитель, не имеющий будущего и безответственный по отношению к новым бедным меньшинствам. Однако повсюду он пропагандирует жизнь ради настоящего (чрезмерный внутренний долг, сокращение сбережений, спе-
323
■i
1\
куляция вместо капиталовложений, мошенничество и уход от налогообложения), не забывая о драматических проблемах, связанных со строительством будущих демократий.