Как и реклама, мода ничего не сообщает, представляя собой «полую структуру», но будет ошибкой видеть в ней новую форму мифа. Императив моды не в том, чтобы рассказывать сказки или внушать грезы, а в том, чтобы вносить перемены, перемены ради перемен; так что мода существует лишь благодаря этому непрерывному процессу смены форм. При этом она выражает сущность наших исторических систем, основанных на ускоренном темпе экспериментаторской работы, демонстрации их функционирования в условиях игры и беззаботности. Изменения происходят при этом во время действия, но скорее в форме, чем в содержании: разумеется, мода обновляется, ко это больше похоже на пародирование перемен с программированным ритмом, увеличением скорости циклов, определяющей новизну gadgets, и очередной сезон симулирует их оригинальность и неповторимость. Боль-
226
шая, безобидная пародия на наше время, мода, несмотря на форсирование ею нововведений, на ее динамику, обусловливающую обветшание символов, ни убий-( гвенна, ни самоубийственна (Р. Кениг), она забавна.
Юмористический процесс и гедонистическое общество
Феномен юмора никак не связан с какой бы то ни было эфемерной модой. Прочной и неизменной частью нашего общества является элемент юмора: благодаря несерьезному отношению к информации, которое он вызывает, юмор составляет неотъемлемую часть обширного полиморфного механизма, который способствует приданию гибкости или персона-лизированию жестких и дисциплинарных структур. Вместо принуждения, иерархической и идеологической отчужденности налицо чувство интимности, юмористической разрядки, являющейся языком гибкого и открытого общества. Узаконивая полет фантазии, юмор вносит элемент легкомыслия в получаемые сообщения, придает им ритмичность и динамичность, идущие рука об руку с распространением культа естественности и молодости. Юмор обусловливает «молодежные» и подбадривающие высказывания, устраняет их тяжеловесность и мрачный характер; в сообщениях он служит тем же, что «линия» и «форма» в изображении человеческого тела. Подобно тому, как тучность становится «запретной» в системе, требующей от индивидов их присутствия и мобильности, эмоциональные разглагольствования отходят на задний план, поскольку они несовместимы с требованием оперативности и быстроты, необходимых в наше время. Нужно, чтобы все, оказывающее шокирующее, ослепляющее, утяжеляющее жизнь воздействие,
227
было устранено и уступило место «жизни», вызывающим галлюцинации рекламным роликам, символам элегантности; юмор обостряет чувства.
Будучи радостной стороной процесса персонализа-ции, феномен юмора, каким он представляется нам, неотделим от эпохи потребления. Именно бум потребностей и гедонистическая культура, им обусловленная, сделали возможным такое повальное увлечение юмором, что оно привело к деградации церемониальных форм общения. Общество, главной ценностью которого становится всеобщее счастье, вынуждено производить и потреблять в больших масштабах символы, приспособленные к этому новому этосу, скажем, веселые, радостные сообщения, которые в любой момент можно «выдать» как награду подавляющему большинству народа. Юмористический код, по сути, является, довеском, «духовным ароматом» массового гедонизма при том условии, что этот код не уподобляется извечному инструменту капитала, предназначенному для стимулирования потребления. Несомненно, забавные послания и сообщения отвечают интересам рынка, но в действительности проблема состоит в следующем: зачем это нужно? Почему возник всеобщий интерес к чтению комиксов даже у взрослых, хотя у них и без того мало времени, между тем как во Франции ученые это явление проигнорировали или же отнеслись к нему с презрением? Почему в одном номере газеты столько смешных и легкомысленных подрисуночных подписей? Почему юмористический клип заменил прежнюю рекламу — «реалистичную» и болтливую, серьезную и перегруженную текстами? Это невозможно понять, ссылаясь на потребность продать товар, на один лишь прогресс в дизайне или на развитие техники рекламы. Если юмористический настрой «пустил корни», то лишь потому, что он соответствует новым ценностям,
228
новым вкусам (а не только классовым интересам), новому типу личности, стремящейся к развлечениям и разрядке, испытывающей аллергию на торжественность слога после полувековой социализации благодаря потреблению. Несомненно, веселый юмор, предназначенный для широких масс, возник не вместе с обществом потребления: в США с начала XX века существует большой спрос на комиксы, в это же время огромный успех выпал на долю мультфильмов; смешные рекламы появились около 1900 года («шина Мишлен преодолевает любое препятствие», веселый силуэт Дядюшки Лустюкрю, грубоватые шутки трио «Риполен»). Однако распространение и обновление юмористических приемов стало возможным лишь с потребительской революцией и появлением новых гедонистических ценностей.
В настоящее время юмор хочет быть «естественным» и тонизирующим: в читательской почте, в критических статьях, например в «Либерасьон» или «Ак-тюэль», широко используются риторические обороты, восклицания, повседневные и непосредственные выражения. Юмор ни в коем случае не должен казаться вымученным или чересчур мудреным: «От А (произносится «эй») до W (произносится «дабл ю»), от AC/DC (эй си — ди си) до Wild Horses (дикие лошади) — это все, что нужно прочитать (и выучить) о группах тяжелого рока, чтобы больше не выглядеть балбесом на вечеринке по случаю окончания учебного года, устроенной директорской дочкой. Повторять больше не стану. Доставайте ручки, kids,1 записывайте!» (Либерасьон). Юмористический настрой больше не ассоциируется с тактом, с буржуазной изящностью манер, он использует язык улицы, допускает фамильярность и непринужденный тон. Конкуренция
1 Ребята — англ.
229
между классами с целью мнимого господства проявляется лишь на поверхности явления, корни которого следует искать в изменении всего образа жизни, а не в битвах за классовое преимущество. Отнюдь не являясь показателем культуры и благородства, юмористический настрой лишает изысканности и респектабельности символы минувшей эпохи, нарушает порядок старшинства и иерархического неравенства ради торжества непринужденности, отныне возведенной в ранг культурной ценности. Не следует также принимать всерьез сетования марксистов: видишь столько веселых картинок, что действительность кажется гораздо более монотонной и бедной, чем на самом деле; избыток комического компенсирует и прячет от нас подлинные невзгоды. В действительности юмор работает над упрощением возвышенных понятий, лишением их тяжеловесности и степенности. Юмор — подлинный показатель демократизации. Демократизация, которая меньше ценит идеологию равноправия, чем сокровища общества потребления, к которым относятся индивидуалистические страсти, пробуждает массовое желание жить свободными сию же минуту и, соответственно, обесценивает строгие формы: культура спонтанности, free style,1 живой юмор, который представляет собой лишь одно из ее проявлений, идет рука об руку с гедонистическим индивидуализмом; она стала исторически возможной лишь благодаря инфляционистскому идеалу свободы личности в персонализированном обществе.
Отметим, что юмор, захлестнувший нас чуть ли не со всех сторон, не является совершенно неизвестным ранее изобретением истории. При всей новизне поп-юмора он связан узами родства со своеобразным состоянием души, возникшим еще в прежние времена,
1Вольный стиль — англ.
этим sense of humour,* которое нашло распространение и XVIII и XIX веках, особенно в Англии. По существу, благодаря своему добродушному характеру современный юмор близок классическому, который был довольно терпимого и любезного свойства; но если пер-ный обусловлен гедонистической социализацией, то торой следует связать с возникновением индивидуалистического общества, этого нового социального явления, свидетельствующего о человеческом единении, которое способствовало размыванию и сдерживанию насилия. В отличие от иронии юмор олицетворяет своего рода симпатию, сочувствие, пусть даже кажущееся, к лицу, над которым подшучивают. Мы смеемся вместе с ним, а не над ним. Как не связать это дружелюбное отношение, свойственное юмору, эту субъективную окраску с общей гуманизацией межличностных отношений, связанных с вступлением западного общества в демократическую индивидуалистическую эпоху. Произошло смягчение юмора, подобно тому как произошло смягчение наказаний, словно стало меньше кровавых преступлений. Сейчас мы только тем и занимаемся, что продолжаем эту либеральную политику. «Печальный оптимизм и веселый пессимизм» (Р. Эскарпи), sense of humour заключается в том, чтобы подчеркнуть забавную сторону явлений, особенно в трудные минуты жизни, пошутить вопреки обстоятельствам. Сегодня смещается даже основная тональность смеха; «пристойный» юмор продолжает повышаться в цене: об этом свидетельствуют американские фильмы о войне, демонстрирующие великолепную работу постановщика. На сцене появляются незаметные герои, чей хладнокровный юмор прямо пропорционален опасностям, которым они подвергаются. На смену рыцарскому кодексу чести приходит в