425 Вмешательство в личную жизнь подросших детей, тесная родительская опека в Америке, в отличие от Европы, не считаются допустимыми, утверждает, в частности, Бромфилд Кори (имея в виду и свои отношения с сыном Томом). Внутри семьи культивируются тщательное соблюдение дистанции, взаимная отстраненность, видимость равнодушия в общении: «Смешно принимать к сердцу то, во что мы не вмешиваемся... единственный наш лозунг— это руки прочь» (с. 106—107).
торые развивается сюжет, происходят из «естественной» и непреодолимой разгороженности референциальных полей. Преодоление разности-розни в большинстве случаев иллюзорно: гордость собственной проницательностью, способностью проникнуть в замыслы другого человека на поверку оказывается самодовольной подслеповатостью, а «проникновение» — проекцией собственных предрассудков.
Американский критик У. Маньер обратил внимание на последовательное использование в романе «Возвышение Сайласа Лэфема» «драматической формулы»: за каждым сюжет -но значимым эпизодом следует его обсуждение, в котором выпукло проявляется дробность, гшюралистичность, вариативность восприятия происшедшего его участниками или свидетелями426. В ходе обсуждения применительно к обсуждаемой ситуации вырабатывается некоторое представление о реальности, способное стать основанием для согласованных действий. Вот момент, относящийся к завязке романного действия (в приводимой ниже цитате «она» — Айрин Лэфем, «он» — покоривший ее воображение Том Кори): «Some of the things that he partly said, partly looked, she reported tojier mother, and they talked them over, as they did everything relating to these new acquaintances, and wrought them into the novel point of view which they were acquiring. When Mrs. Lapham returned home, she submitted all the accumulated facts of the case, and all her own conjectures, to her husband, and canvassed them anew»427. Цепочка глаголов, обозначающих разные виды «говорения», — «said...reported...talked over...related., submitted facts and conjectures to... canvassed anew», — представляет процесс постепенного освоения факта, впечатления или услышанного слова: их описание, осмысление, обсуждение с разных сторон, переработку («wrought» — от «work»), переформирование («canvassed») и т.д. Роль общения как деятельности по совмес-
426 «Драматическая фрагментация свидетельствует о фрагментации социальной: об отсутствии в мире внутреннего согласия, преобладании внутренней изоляции, противоречия, непонимания» (Manniere W.R. The Rise of Silas Lapham: Retrospective Discussion as Dramatic Technique // Howells W.D. The Rise of Silas Lapham. An Authoritative Text. Composition and Background. Contemporary Responses. Criticism. N.Y., 1982. P. 438).
427 «Кое-что из его слов и взглядов она описала матери; они обсудили их, как и все, касавшееся новых знакомых, и включили в новую систему ценностей, которая у них складывалась. Вернувшись домой, миссис Лэфем сообщила мужу все накопившиеся факты вместе с собственными соображениями и снова принялась их обсуждать» (с. 50).
310
7\". Бенедиктова. «Разговор по-американски»
тному конструированию реальности четко осознается и внимательно анализируется Хоуэллсом.
Владение словом в этом контексте вырастает в решающе важное индивидуальное преимущество, которым располагают относительно немногие. В семействе Лэфем Пен — признанная мастерица «разговорного жанра». Характеристики ее манеры («those yarns of hers», «funning», «drolling», «running on») позволяют ассоциировать ее с традицией исконно американского, западного («фронтирного») юмора. Пен заставляет смеяться как бы непредумышленно, сама оставаясь серьезной, ведет речь о пустяках, обыкновенно незамечаемых, но в ее «подаче» вдруг обретающих живописную зримость (ее матушка выражает это так: «she... got... some trick that\'ll paint\'em out so\'t you can see\'em and hear\'em»). Дар красочной речи в сочетании с острой индивидуальностью видения, живой непредсказуемостью реакций, относительной раскованностью поведения, способностью к импровизации и цепким здравым смыслом делает именно Пен героиней романа, как любовного, так и литературного428.
Способностью «разукрашивать» предмет посредством слова429, повышая тем самым его ценность в глазах окружающих, обладает и сам Лэфем. Когда речь заходит о его краске, он впадает в упоенно-горделивое хвастовство, для которого в американской культурной практике (и в тексте романа) используется ряд расхожих обозначений: bragging, blowing, swelling up. Этот стиль самопрезентации плохо совместим с нормами светского хорошего вкуса, однако не чужд вдохновения и своеобразного обаяния.
Общепризнанная функция «успешной речи» в американском понимании — «потенцирование» факта, сообщение ему красочности, энергии, размаха и объема (на этом строится,
428 Младшая сестра, красавица Айрин, бесталанна по части игры и искусства речи: ее видно, но не слышно, ее облик прелестен, но прозрачен, в силу чего она и проигрывает в привлекательности внешне менее заметной Пен.
429 Речь о краске в романе, главный герой которого — фабрикант, производитель краски, заходит так часто, по столь разным поводам, что образ вполне допускает расширительное, метафорическое толкование. Универсальная краска Лэфема годится для покрытия любой вещи, от палубы корабля до забора, обеспечивая им сохранность и в то же время обновляя, преображая. Так же и речь «обволакивает» описываемое явление и, сделав по-новому привлекательным, выносит на рынок коммуникаций.
как мы видели, жанр «небылицы», а равно и механизм рекламы). «Преобразованный», «преувеличенный» таким образом факт выступает как товар, ценность которого на рынке коммуникаций определяется в порядке торга между продавцом и покупателем. Ситуация несет в себе определенные риски (в ней можно проиграть, быть одураченным) и обязывает к взаимной настороженности, если не сказать — подозрительности. Эта игра по большей части потустороння морали, однако, будучи игрой на равных, может быть исполнена специфической привлекательности.
В разговорах между персонажами романа Хоуэллса описание ситуации служит, как правило, не средством ее определения, а средством «тестирования». К примеру, на вопрос: «Ты и в самом деле так думаешь?» — следует характерный ответ: «Я выдвигаю гипотезу» (с. 158). Задавшись вопросом, должна ли ее старшая дочь пожертвовать собственным чувством ради счастья младшей, миссис Лэфем формулирует одну за другой взаимоисключающие позиции: нет, не должна, у нее тоже есть право быть счастливой; да, должна, в этом состоит ее нравственный долг. И ту и другую она высказывает мужу с целью в обоих случаях быть опровергнутой, спровоцировать контраргументацию, которую тот и предлагает: «Мать сказала это, давая отцу возможность защитить дочь. И он ее не упустил. Миссис Лэфем была, по-видимому, удовлетворена такой позицией мужа, но теперь она вступилась за Кори» (с. 232). Похожим образом строится разговор Пен с матерью: девушка предлагает одно описание ситуации, потом — противоположное, от крайности самоотречения бросаясь в крайность самоутверждения, как бы примеряя ту и другую к себе и находя их в итоге равно (хоть и в разных отношениях)
неприемлемыми.
Заметное место в диалогах-обсуждениях занимают недоуменные гадания относительно смысла уже прозвучавших речей. Во многих случаях простое повторение реплики декон-текстуализирует ее, проявляя неожиданную, с точки зрения говорившего, функцию. Общающиеся в романе Хоуэллса в большинстве исполнены мучительной неуверенности\", что именно мною «сказалось» — не то, быть может, что я хотел сказать? И что имел в виду собеседник? — подозревать ли в высказывании, с виду нейтральном, всего лишь констатирующем факт, — оскорбление? язвительный укол? шутку? или даже объяснение в любви? Буквальное (что) содержание высказывания не вызывает сомнений, но его интенциональ-
312_______Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
ный и функциональный (зачем) смысл подозрителен по причине уже упоминавшейся розности контекстов. Наличие неопределенности, высокой степени риска при интерпретации даже того, что кажется очевидным, характеризует все коммуникативные ситуации, представленные в романе.
Например, Айрин в беседе с Томом Кори по поводу будущей семейной библиотеки «задумчиво» замечает: «Наверное... нужен будет Гиббон» (с. 119). В ее устах это не более чем констатация факта, а кроме того, по-видимому, попытка утвердиться в глазах Тома, показать свою образованность. Это понимает читатель, между тем как Том слышит в прозвучавшей фразе шутку (иронию в адрес собирателей «библиотек напоказ», уповающих на толстотомного Гиббона, как на зримый знак «культурности») и с присущей ему светской вежливостью пытается ее поддержать. «\"Если захотите его прочесть\", — сказал Кори, смеясь этому как шутке» (в оригинале: «...with a laugh of sympathy for an imaginable joke»). Ответная, простодушно-серьезная реплика («Мы его проходили в школе») обнаруживает полную неуместность его упражнений в остроумии, а читателя подтверждает в предположении, что Айрин могла бы быть только объектом подобной шутки, никак не субъектом. Сходную социально-дифференцирующую роль выполняют многие высказывания Лэфема: в его собственных устах они исполнены достоинства, в контексте восприятия людей с другим кругозором и образованием звучат убийственной автопародией. Читатель же слышит «надвое» — и то и другое.
Сознание зависимости факта от точки зрения на него и ракурса описания отличает позицию рассказчика от позиции любого из персонажей. В осознании этой зависимости, в признании равноправных версий реальности как подлежащих «исчислению» и согласованию состоит, по-видимому, суть урока, который роман предлагает читателю. Проблемы нравственности и справедливости решаются, по Хоуэллсу, не иначе как на этой основе. В затруднительной ситуации Сайлас и его жена обращаются за советом к священнику Сьюэл-лу не столько как к служителю Божию, сколько как к благоразумному, здравомыслящему постороннему. В силу своей невовлеченности в конкретную конфигурацию человеческих отношений, он способен увидеть положение вещей «пропорционально», «в правильном свете» (in the right light), произвести трезвый «экономический расчет» радости и боли, возможной пользы, допустимой жертвы и неотменяемых обя-