Особенностью этой картины Ренуара журналист назвал то, что художник впервые сделал сюжетом своего большого холста случайный эпизод самой обыденной жизни. Такой подход к выбору тем для своих картин стал отличительной особенностью живописи импрессионистов. В конце 70-х и начале 80-х годов Ренуар написал целый ряд замечательных картин, подходя к поиску тем и сюжетов таким образом. Среди этих картин Ренуара можно выделить яркие своими портретными образами картины «После завтрака», «Гребцы в Шату», «Завтрак у реки» и большую, в размер «Бала в Ле Мулен де ла Галетт», многофигурную картину «Завтрак гребцов» 1881 года.
Эту картину с полным правом можно назвать групповым портретом. В отличие от «Бала в Ле Мулен де ла Галетт» здесь укрупнен масштаб фигур, все они портретны и узнаваемы и составляют основное содержание картины. Пейзаж, окружающий террасу, на которой собрались друзья, зелень вокруг, виднеющаяся сквозь нее Сена с бегущими по ней парусниками и лодками составляют атмосферу картины, ее радостный фон.
На нем написаны все участники встречи, собравшиеся за уставленными вином и фруктами столиками в ресторане Фурнеза в Шату. Сам хозяин стоит здесь, опершись спиной и руками на перила террасы, крепкий, уверенный в себе мужчина, одетый в рубашку без рукавов, обнажившую сильные руки. Перед ним, за столиком, сидит очаровательная девушка, посадившая перед собой на стол маленькую пушистую собачку и забавляющаяся игрой с ней. Ренуар представил зрителям Алину Шериго, которой в ту пору было чуть больше двадцати лет и с которой он окончательно свяжет свою жизнь именно в 1881 году, хотя официальная регистрация их брака состоится только в 1890-м.
Здесь мы чуть отвлечемся от остальных образов картины и задержимся на фигуре Алины Шериго, которую Ренуар считал в конце своей жизни идеальной матерью и женой. Она была дочерью крестьян-виноделов из Бургундии. Отец оставил ее с матерью перед войной в 1870 году и уехал в Америку. Мать с дочерью перебралась в Париж и стала портнихой. Дочь помогала ей. Ренуар познакомился с Алиной в молочной, где завтракал и обедал. Сын художника вспоминает, что она, когда у нее было время, особенно в воскресные дни, позировала ему: «Я ничего не понимала, но мне нравилось смотреть на то, как он пишет». «В двадцать лет,— говорит далее Жан Ренуар,— она уже была пухленькой, но с осиной талией. Картины, где она фигурирует, помогают мне вспомнить ее облик. Я уже упоминал, что Ренуара привлекали женщины типа «кошечки». Алина Шериго была совершенством в этом жанре. «Хотелось почесать ее за ушами!» Целомудренные намеки моего отца на этот период жизни заставляют меня думать об их огромной взаимной любви».
В дальнейшем Ренуар неоднократно писал Алину, например, ее портрет 1885 года и поздний, где она представлена пышной седовласой матроной,— 1910 года. Изображал он ее и с детьми — Алина родила Ренуару трех сыновей: Пьера, Жана и Клода. Она ушла из жизни раньше Ренуара, в 1915 году, после сердечных потрясений, испытанных ею за раненого сына Жана, которому собирались ампутировать ногу. Сына она спасла. На могильной плите Ренуар сначала хотел поставить скульптурную композицию «Материнство», использовав композицию одной из своих картин, но затем остановился на скульптурном бюсте жены. Сейчас, на кладбище в Эссуа, на родине Алины, Ренуар, умерший в 1919 году, покоится рядом с женой.
Среди всех художников-импрессионистов Ренуар был, пожалуй, наиболее склонным к соблюдению традиций, во всяком случае, на протяжении своей жизни он часто об этом упоминал. «Что до меня,— говорил Ренуар,— то я всегда отказывался быть реформатором. Я всегда полагал и полагаю в настоящее время, что я лишь продолжаю то, что другие сделали до меня и гораздо лучше меня».
Однако, несмотря на эти слова и на этот образ мышления, он вместе со своими друзьями открыл новые горизонты живописной техники и показал зрителям живопись, глубоко отличную от той, которая существовала до него. Его картины узнаваемы среди мировых шедевров, и он сам, Пьер-Огюст Ренуар, предстает на них глубоко самобытным и ни на кого не похожим мастером.
Изменения живописной техники Ренуара явственно заметны в исполнении его картин, от самых ранних и до самых поздних, написанных в старости изможденными и измученными сильнейшим ревматизмом руками. Но болезни и огорчения Ренуара отступали от него, когда он садился за мольберт. Тогда все его существо охватывали радостные и светлые чувства, которые непосредственно и легко ложились мазками ярких красок на его холсты.
«Пока Ренуара,— вспоминал его сын Жан Ренуар,— усаживали в кресло на колесах, натурщица располагалась на своем месте, в траве, пестревшей всевозможными цветами. Листва пропускала лучи солнца, которые рисовали узоры на красной кофте. Еще слабым после тяжелой ночи голосом Ренуар распоряжался — какие щиты снять или поставить, как задергивать или отодвигать шторы, чтобы загородиться от слепящего средиземноморского утра. Пока ему готовили палитру, он порой не удерживался от стона. Приноровить свое искалеченное тело к жесткому креслу на колесах было мучительным делом...
На ладонь Ренуара клали защитный тампончик, потом протягивали ему кисть, на которую он указывал взглядом. «Эту, нет... ту, которая рядом...» Пейзаж будто вобрал в себя все богатство мира... «Это божественно!» Мы взглядывали на него. Он улыбался и подмигивал нам, как бы беря нас в свидетели того согласия, которое устанавливалось между травой, оливами, натурщицей и им самим. Спустя мгновение он уже писал, напевая. Для Ренуара начинался день счастья...» Демократичность в выборе сюжетов и тем более всех была свойственна Ренуару среди его друзей импрессионистов. Ни Моне, ни Писсарро, ни Сислей, ни Дега, никто из них так часто не обращался к живописи обыденных случайных сценок и типов, увиденных на улице, в театре, в маленьком ресторанчике. Ренуар вдохновлялся такими сюжетами, его глаза восхищенно воспринимали поэзию, и благодаря ему зрители его картин обнаружили, что каждый случайный миг жизни человека наполнен высочайшей красотой и поэзией. Ренуар своей душой и талантом помог увидеть нам, его многочисленным почитателям, как прекрасны люди, и каждому мгновению жизни можно крикнуть «Остановись!», так как оно прекрасно. На своих картинах Ренуар останавливал прекрасные мгновения, и мы увидели, какой волшебный мир красоты повседневно окружает нас.
Талант Ренуара - столь яркое воплощение французского стиля, галльского духа, такого искреннего и динамичного, что невольно прощаешь художнику и излишнюю сладость, сентиментальность и даже откровенное «сюсюканье» поздних произведений, исполненных в старческом возрасте. Снобы прозвали все это «ренуарами вкусовых извращений». В сравнении с другими, более глубокими французскими живописцами, Ренуар действительно слишком часто слащав, иногда примитивен по цвету с «открытыми» зелеными, красными и розовыми тонами. Но все его творчество объединено улыбкой и парижским шармом. Он сам был как ребенок... Э.Мане вообще считал, что Ренуар «просто добрый малый, которого случайно занесло в живопись!» Замечательно, что при всепобеждающем эротизме своих «ню» Ренуар в равной степени любил изображать женщин и детей. Они настолько очаровательны, что почти незаметными становятся одинаковость женских и детских глаз, из картины в картину, стандартность сладострастных женских тел, наивно стилизованных под невинных девочек-подростков, струящихся волос и блуждающих улыбок... «Ренуаровские женщины кажутся дочерьми фрагонаровских маркиз, галантных дам Ватто и Буше... Ренуар... залил женское тело пылающими и сжигающими поцелуями солнца, он рассыпал по нему сапфиры густолиственной тени... собрал солнечные лучи в золотые космы женских волос, в розовые сгустки женского тела». Ив этом он, конечно, импрессионист. Но в отличие от своих друзей импрессионистов Ренуар всегда имел успех у публики. Он любил выставляться в Салонах и мечтал, как и Э.Дега, написать большую «настоящую картину». Поэтому сравнения его искусства с А.Ватто, несмотря на разность темпераментов этих художников, имеют основания. Ведь и сам Ренуар считал свое творчество продолжением французского искусства XVIII века. Он счастливо проработал до глубокой старости, все больше влюбляясь в жизнь, и продолжал писать, даже будучи тяжело больным в инвалидной коляске, кистью, привязанной к руке. В последние годы стареющий художник любил наблюдать, как несколько обнаженных натурщиц свободно ходили по его мастерской, смеялись, разговаривали, пели - «Модель должна присутствовать, зажигать...» Поздний период творчества Ренуара на первый взгляд кажется странным и даже упадочным. Художник явно «стремился повернуть назад». Он стал использовать классические сюжеты, в «Купальщицах» (1884-1887) попытался построить композицию на строгом рисунке и пластике линий, что в корне противоречило идеям импрессионизма. Обнаженным телам Ренуар хотел придать как можно больше материальности, применяя «плотную» моделировку и мелкий, извивающийся мазок. От этого форма обретала «обтекаемый», несколько вялый характер, но светилась внутренним светом. Этот поздний стиль позднее был назван «перламутровым». Ренуар говорил, что с годами особенно полюбил «изображать плоть, которая хорошо отражает свет... А какое удовольствие рисовать женские руки!» и, словно чувствуя недостаточность этого заявления, добавлял: «Если бы Господь не создал женской груди, я бы не стал заниматься живописью!» Подражать Ренуару невозможно. Поэтому не удачны его сравнения с Ф. Ропсом, совсем иным художником. «Русским Ренуаром» с большим основанием называют «очень французского» по духу художника К.Рудакова
Мы благодарны Ренуару. Так ярко и вдохновенно уметь видеть и изобразить прелесть и очарование повседневности, как это сделал Ренуар на своих картинах и многочисленных портретах, мало кто мог. Его творчество освежает наши глаза и чувства, оно заставляет нас по-новому, восхищенно и влюбленно, взглянуть на людей и природу, оно учит нас видеть красоту в любом мгновении нашей жизни.
Ренуар писал вечность. Ему открылся тайный смысл сущего. Бесхитростная душа его даже костенеющей рукой выводила бессмертные образы всего живого — женщин, детей, плоды и цветы. Мы остались с созданиями Ренуара на темной дороге жизни, увидев на его полотнах то, что хотелось бы ценить более всего на свете — любовь и красоту людей и окружающего нас прекрасного мира.
Литература:
1. Смена-1995-№11
2. Власов В. Стили в искусстве: Словарь имен т.3 м-я, 1997