В журналистской среде нередко говорят об этом произведении как о начале научной разработки профессионально-этических проблем журналистики в нашей стране. Оно действительно содержит положения, актуальные для профессиональной этики журналиста и сегодня.
Непосредственным поводом, побудившим Михаила Васильевича выступить на эту тему, стала опубликованная лицейским научным журналом неправильная информация о работе Ломоносова. Претензии ученого к продукту труда незадачливого автора были так велики, что он с присущей ему основательностью засел за изучение вопроса. М.В. Ломоносов изложил свои взгляды на продукт, ожидаемый обществом от журналистов, и на личные качества журналистов. Он проявил себя не только исследователем, но и гражданином, очень тонко чувствующим потребности и проблемы гражданского общества. Тем самым он создал противовес стремительно распространяющемуся отношению к журналистике как к придатку властей. Он практически предвратил тот подход к ней, который несколько позже привел к борьбе за ее независимость «отцов-основателей» свободной американской прессы. Один из них, Томас Джефферсон, спустя 33 года написал: «Если бы мне пришлось решать, что лучше, иметь правительство без газет или газеты без правительства, я, не колеблясь выбрал бы последнее»[7].
Вместе с тем именно тот факт, что журналистика стала использоваться властью в качестве средства управления, подтолкнул развитие ее технической базы и расширение границ аудитории, сделав ее массовой. Одновременно массовый характер приобрела и профессия журналиста. Знаковым, явлением, закрепившим превращение журналистики в устойчивый социальный институт, стала «громкая пресса» - дешевые издания для широких слоев населения, почти разом появившихся во многих странах на исходе первой трети XIX века.
Можно считать, что к момен6ту своего утверждения в общественной жизни журналистика как вид деятельности подошла уже в определенным опытом. Обучение этому способу деятельности шло на практике через формировавшиеся профессиональные традиции, причем включало в себя не только технологическую, но и профессионально-нравственную ориентацию. В соответствии с представлениями общества о необходимом характере журналистского продукта в профессиональной журналистской среде поддерживались, поощрялись те проявления личности, которые способствовали созданию такого продукта, а значит, и укреплению престижа и благополучия членов журналистской общности. Проявления личности, служившие помехой решению данных задач, естественно порицались и осуждались.
Но разнонаправленность общественных требований к продукту, усилившаяся в результате того, что журналистика включилась в управленческий контур регулирования жизнедеятельности общества, не могла привести к различности критериев качества продукта. Из-за этого возник разнобой и в оценках личностных проявлений его создателей. Поскольку членов профессиональной общности журналистов характеризовал разный уровень морали, подобная размытость критериев и оценок профессионального поведения оборачивалась фактором риска. Причем не только для журналистского сообщества, но и для общества в целом: ведь оно могло получить в таких случаях от журналистики «дисфункциональный продукт», обладающий вредоносной силой.
Именно это обстоятельство и вызвало в жизни процесс, которому предстояло стать постоянной линией борьбы журналистского «цеха» за единство профессионально-нравственной позиции в своих рядах, а вместе с тем и за незыблемость общественного значения журналистики, за высокий престиж и авторитет профессии, процесс кодификации норм поведения и внутригруппового контроля за их соблюдением.
2. Особенности формирования журналистской этики в России.
Начала кодификации норм можно считать, с одной стороны, свидетельством возникновения профессионально-этических воззрений, а с другой – подтверждение того, что наконец-то завершилось продолжавшееся века формирование профессиональной журналистской морали, и она начала функционировать с достаточной степенью результативности. Но это относится к тем странам, где шло естественное развитие цивилизации, без деформации переплетенных контуров регулирования общества как кибернетической системы. Россия не входит в это число.
Ведущие идеологи Коммунистической партии, претендовавшие на признание марксистско-ленинского учения подлинно научным и потому единственно верным, дали впечатляющий анализ истоков несправедливого распределения благ в обществе.
На этой основе они выработали социальную утопию, весьма соблазнительную в качестве практической программы переустройства общественной жизни. Полигоном испытания этой программы выпало стать нашей стране. С 1917 года ее развитие стало определяться превышением роли субъективного вектора в объективных процессах функционирования социума, заметной произвольностью вмешательства человека в естественноисторические механизмы. Это сказалось и на отношениях с природой и на организации жизни людей. На 1/6 части Земли возникло руководимое Коммунистической партией государство, ориентированное на осуществление задуманной идеологами программы общественного переустройства, предполагающей направленное формирование определенного типа личности («коммунистическое воспитание»). В этой программе было немало ценных с точки зрения развития общества идей, в том числе относительно моральных отношений, но намерение «осчастливить человечество во что было ни стало» изначально было чревато насилием и несло в себе угрозу деформации общественной морали – механизма, основанного на доброй воле индивидов. Именно поэтому для реализации властных функций государства потребовалась развернутая командно-административная система, снабженная мощным аппаратом принуждения, направленного, главным образом, на инакомыслящих.
Пресса в этих условиях превратилась в «подругного партии» - стала составной частью административно-командной системы, и это на десятилетия фактически вывело журналистский корпус России за рамки мировой профессиональной общности журналистов. Профессионально-нравственные отношения были настолько трансформированы партийной зависимостью журналиста, что потеряли самостоятельное значение. Содержание профессионального долга работников прессы в Уставе Союза журналистов СССР определялось исключительно задачами, которые ставила перед собой КПСС, практически без учета специфики журналистики[8]. Ни о каких кодексах, декламирующих моральные принципы профессионального поведения советского журналиста, до конца 80-х годов речи не велось. Зачастую оставались неизвестными в среде сотрудников наших редакций и международные документы, имевшие отношение журналистской этике. Профессиональная этика как учебная дисциплина считалась несовместимой с принципом партийности журналистики, определившим ее функционирование, и в учебных планах отсутствовала.
Если учесть, что законодательства о печати до 1991года тоже не существовало, то можно представить себе, сколь трудно было отечественной журналистике сохранить верность своему исконному предназначению, не утратить определяющие черты профессии. В случаях, когда журналисты решались работать в соответствии со своим представлением о профессиональном долге, от них требовались поистине героические усилия и недюжинная изобретательность для того, их материалы могли увидеть свет. Однако такие примеры немногочисленны. В большинстве своем представители журналистского «цеха» приспосабливались к обстоятельствам, иронизируя на предмет нередких расхождений своей практики с требованиями общей морали.
Ориентация на гласность и плюрализм, заявленная в 1985 году в качестве доминанты новой политической линии властных структур СССР, объективно означала для журналистики возвращение ей права быть самой собой. Пресса вышла изпод гнета Коммунистической идеологии. Свобода слова, свобода творческого самовыражения была не просто провозглашена, а закреплена законодательно. Но она-то и оказалась первым серьезным испытанием профессионально-нравственной зрелости нашего журналистского корпуса. Обнаружилось, что в этом плане ты изрядно отстали от коллег из многих стран. Журналисты российской прессы начали то и дело выходить за границы этического коридора, которым определяется свободное творческое пространство. Свобода слова все чаще стала оборачиваться журналистским произволом – такой формой профессионального поведения в тексте или профессиональном общении, при которой оно не согласуется ни с нормами морали, ни с интересами общества, ни с чем, кроме личного «хочу».
В чем же именно выразилось отставание?
Процесс кодификации профессионального эпоса журналистов, начавшийся в демократических государствах в ХХ веке, сопровождался интенсивной деятельностью по контролю за соблюдением норм со стороны редакционных коллективов. К концу века этот процесс привел к отчетливо видимым результатам.
Во-первых, «отстоялся», «выпал в осадок» пласт профессионально-нравственных представлений, в которых отражаются объективно сложившиеся обязанности журналистики в обществе и объективно необходимые качества продукции журналистики, о чем говорит содержание кодексов, принятых международными журналистскими организациями и отдельными редакционными коллективами.
Во-вторых, определились алгоритмы действия профессиональной морали и формы влияния профессиональной общности на своих членов, о чем свидетельствуют множественные прецеденты из практики журналистских организаций в различных странах мира.
В-третьих, в общих чертах обозначился своеобразный профессионально-нравственный облик журналиста. Для него характерны достаточно высокий уровень общей моральности, глубокая преданность профессиональному долгу и острое чувство профессиональной ответственности. В этом можно было не раз убедиться, наблюдая работу зарубежных коллег в нашей стране во время чрезвычайных собраний (путч 1991года, октябрьские события 1993 года, вооруженный конфликт в Чечне).