Предложить директору музея «Домик Лермонтова» тов. Яковкиной представить к 10 марта 1941 г. в исполком крайсовета смету по реставрации здания бывшей «Ресторации».
3. Просить Совнарком Союза ССР: а) передать здание бывшей «Ресторации», ныне принадлежащее Бальнеологическому институту, под музей Лермонтова и б) отпустить необходимые средства для строительства дома Бальнеологическому институту».
Сметы на реставрацию. «Домика» и здания бывшей «Ресторации» были составлены без промедления. Коллектив «Домика» ожидал со дня на день постановления Совнаркома. Перед Лермонтовским музеем открывались замечательные перспективы…
Постановление получено не было: началась Великая Отечественная война и перед страной встала гигантская задача: выстоять, разгромить захватчиков, победить.
Оборвалась обширная программа работ, которые проводились по всему Союзу в связи с 100-летием со дня смерти Лермонтова. Готовился и музей «Домик Лермонтова» отметить эту печальную дату. Утвержденный юбилейной комиссией план предусматривал реставрацию «Домика», большую городскую выставку, передвижные выставки для колхозов Ставропольского края, научную конференцию, экспедицию по маршруту Лермонтова 1837 года, издание сборника работ о Лермонтове, издание популярных брошюр, фотоальбомов, юбилейных листовок, концерты, радиопередачи, статьи в газетах. Уже была проделана большая подготовительная работа, но в условиях войны пришлось лишь скромно отметить юбилейный день – 27 июля.
Через несколько недель после начала войны состоялось решение Пятигорского горисполкома о временном закрытии в городе музеев, в том числе «Домика», но в отношении «Домика» это решение вскоре было отменено.
«Домик» начал работать. 2 сентября 1941 года был издан приказ Наркома просвещения В.П. Потемкина об обеспечении бесперебойной работы политучреждений, в том числе музеев, «в целях улучшения ее в военное время», под угрозой привлечения к ответственности лиц, «допускающих их закрытие или бездействие».
Но ассигнования на содержание музея, естественно, сократились до минимума. Уменьшился штат сотрудников. Понизилось число посетителей, и резко изменился их состав. Вместо шумных групп школьников, оживленных экскурсий курортников приходили эвакуированные из западных областей СССР, беженцы, приходили раненые из госпиталей.
Значение в то суровое время «Домика Лермонтова» хорошо определено в одной из записей 6 сентября 1941 года:
«Заброшенный войной далеко от своей родины – Бессарабии, чувствую особенное душевное удовлетворение, посетив «Домик Лермонтова», – место, где жил и творил мой любимый поэт. В тиши его и моя душа отдохнула от всех невзгод».
Стены «Домика» не раз слышали, что, побывав в «последнем жилище поэта, так много страдавшего», люди уходили ободренные, с просветленной душой, успокоенные.
Что же действовало на этих людей, испытывавших так много страданий, но не согнувшихся под их бременем? Тишина ли «Домика» и сада? Трагическая ли судьба поэта? Или его мужество, беззаветная любовь к Родине? А может быть, то, о чем сказал Дмитрий Светлов в записи 20 июня 1942 года: «Каждый, посетивший «Домик» – этот очаг великой русской культуры – становится морально чище, культурнее».
В книге впечатлений часты записи: «Проездом на фронт посетил «Домик»...»
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы...
Стихи Лермонтова и в дни Великой Отечественной войны выполняли то же высокое назначение. Об этом тепло и образно говорил в своих стихах лейтенант Николай Карпов:
Поэт-трибун, ты нас в атаку водишь!
Твой верный друг – народ, ты – не один...
Стихотворение Н. Карпова датировано 13 ноября 1944 года. Оно было прислано в музей с обратным адресом полевой почты.
Чувства бойцов хорошо выражены также в записи капитана Андреева, сделанной в книге посетителей музея 26 июля 1942 года: «В дни Отечественной войны особо приятно посетить одно из мест русской культуры. Уезжая на фронт, еще с большей силой буду драться с гитлеровской бандой – разрушителями культуры, которую ценит и создает свободолюбивый народ».
Преклонением перед гением Лермонтова проникнуты слова лейтенанта Быкова: «Мне хочется выразить то удовлетворение, которое получают все посетители. Сколько энергии, сколько патриотизма у великого поэта. Его любовь к Родине и ненависть к врагам еще больше вдохновляют нас на великие подвиги в борьбе с ненавистным врагом».
Такие записи заполняли в годы войны сотни страниц книг для отзывов о работе музея и маленький коллектив сотрудников «Домика» работал, понимая свои задачи, свою возросшую ответственность.
«Прекрасную инициативу проявили работники «Домика-музея Лермонтова», – писала 26 мая 1944 года «Пятигорская правда». «Они побывали во многих госпиталях, провели там беседы о великом русском поэте Лермонтове, устроили выставки экспонатов своего музея».
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Эти строки из лермонтовского «Бородино» были начертаны крупными буквами на кумаче, повешенном над входом в музей. Они стали лозунгом в дни войны.
XVIII
Что, в конце концов, были все те невзгоды в жизни «Домика», которые он претерпел за сто лет своего существования, перед реальной в годы Великой Отечественной войны угрозой – быть уничтоженным!
Опасность нависла над музеем, когда вражеские самолеты в конце лета 1942 года начали сбрасывать на Пятигорск бомбы. Было отмечено, что фашисты бомбят не только военные объекты и промышленные здания, но и просто группы советских людей. А к «Домику» в эти дни так тянулся народ... В саду часто собиралась густая толпа выздоравливающих раненых из близлежащих госпиталей. Это могло в любую минуту привлечь внимание немецких летчиков.
Но еще грознее сделалась опасность, когда захватчики прорвались на земли Ставрополья. Фронт приближался к району Кавказских Минеральных Вод. С боями отходили советские войска, эвакуировались госпитали, городские учреждения, жители Пятигорска...
А мы?.. Сотрудники музея твердо знали: «Домик» оставить нельзя! Экспонаты музея не удалось вывезти в безопасное место, и они нуждались в охране. Но даже если бы они и были вывезены, ведь оставался «Домик». О нем-то в первую очередь и предстояло позаботиться. В трудную для Родины годину нельзя было позволить разорить эти дорогие стены, хранившие память великого поэта.
Коллектив «Домика» чувствовал ответственность и за экспонаты Ростовского музея изобразительных искусств.
Этот музей в декабре 1941 года был эвакуирован в Пятигорск. Вывезти его дальше в осложнившихся условиях военной обстановки на Кавказе оказалось невозможным. Двадцать шесть ящиков – большинство из них огромной тяжести – с картинами, скульптурами и другими экспонатами нашли временный приют в одном из сараев Лермонтовской усадьбы. С приближением фронта к Пятигорску хранитель музея эвакуировался... Ростовские экспонаты оказались на попечении коллектива «Домика Лермонтова», состоявшего в те дни из трех женщин – директора и двух научных сотрудниц М.Ф. Николевой и Н.В. Калиевой. Впрочем, в трудное военное время научные сотрудники выполняли в музее все обязанности – от дежурства в кассе до проведения экскурсий по «Домику».
О Маргарите Федоровне Николевой следует несколько слов сказать особо. Человек передовых революционных взглядов, большой образованности, она в юности была близким другом Ф.Э. Дзержинского, знала В.И. Ленина и, будучи петербургской курсисткой, помогала нелегально распространять ленинские брошюры; была близка с Н.К. Крупской, переписывалась с нею. Много лет жизни Николева посвятила изучению творчества Лермонтова, написала о нем книгу. Ко времени, о котором идет речь, она – персональная пенсионерка весьма преклонных лет – была эвакуирована из блокированного Ленинграда в Пятигорск. Кроме М.Ф. Николевой в лермонтовской усадьбе нашли приют ее племянница Н.А. Лискун, научный сотрудник Пушкинского дома Л.Н. Назарова, доктор Макашина из Ростова и еще какой-то ленинградский журналист с женой (фамилию его я забыла). В большом, выходящем на улицу доме была квартира директора музея. Накануне вступления гитлеровцев в Пятигорск в одной из комнат этого служебного дома была поселена Н.В. Капиева с семьей. Таким образом, были люди, готовые охранять «Домик».
Сотрудники музея создали маленький «штаб», тогда никак не окрещенный, а позднее, после освобождения Пятигорска, кем-то названный «Штабом спасения «Домика Лермонтова». Разработали план: 1. Вывеску над воротами снять. 2. В «Домике» поселить тех, кто в эти дни обитал в Лермонтовской усадьбе. Кабинет Лермонтова сохранить неприкосновенным, придать ему вид чего-то вроде кладовой, нагромоздить там старую мебель, пустые ящики. 3. Наиболее ценные экспонаты, рисунки, утварь и т.д. надежно спрятать. 4. Установить во дворе музея круглосуточное дежурство сотрудников и друзей «Домика».
Наступило 8 августа. Бои велись уже на ближайших подступах к Пятигорску и в воздухе.
Вывеска музея снята и спрятана в подвал. «Домику» придали вид жилого помещения. Ворота заперты на замок, дежурные впускали только друзей «Домика», только тех, кто тревожился о его судьбе, хотел так или иначе ему помочь: Е.А. Шан-Гирей, известного в городе врача А.А. Козерадского, Л.П. Мытникову, жену хранителя Ростовского музея, художника Б.Н. Тарасенко, доктора А.А. Волкову и еще несколько человек.
Приходящие друзья поселили в нас мучительную тревогу.
Зачем сняли вывеску? – спрашивали они. – Ведь все равно фашисты узнают, что здесь был музей... Хуже будет. Скажут – хотели скрыть...
Что же, в самом деле, лучше? Оставить вывеску или снять? Как надежней уберечь «Домик»? В конце концов, посовещавшись, решили: раз вывеска снята, пусть так и остается. На всякий случай в книге приказов была сделана запись: «Закрыть музей на ремонт». Приказ датирован месяцем раньше.
В два небольших ящика мы уложили все, что считали необходимым спрятать: акварельные рисунки, которые, как тогда полагали, «являлись подлинными рисунками Лермонтова (они как подлинники несколько лет экспонировались в музее), иллюстрации известных художников к произведениям Лермонтова, вещи, принадлежавшие семье Верзилиных.