Все это знакомые мотивы из арсенала гуманистической эрудиции.2 Но классические тенденции здесь также присутствуют. Это сказалось в том, что образ Кибелы восходит к античному прототипу: ее поза повторяет скульптуру Праксителя. «Отдыхающий сатир» однако при всем внимании мастера к пластичной лепке форм в этой фигуре чувствуется дыхание живой плоти3 С той же осязательно жизненностью переданы и атлетическая мускулатура морского бога, и раздувшиеся щеки трубящего Тритона, и перламутровый блеск его раковины и журчащие струи воды.
Аллегория, к которой прибегает Рубенс в этой картине, не было новинкой. Отвлеченное значение ее художники использовали довольно часто. Но, Рубенс создав замечательное по мастерству произведение, вложил в картину глубокий жизненный смысл. В годы когда появилась эта картина, все еще продолжалась упорная борьба Голландии и Испании. Бог морей, бог водной стихии, рек впадающих в океан, значит и бог реки Шельды, на которой стоит Антверпен, богиня земли – олицетворение Антверпена; их благодетельный союз означал процветание Антверпена, господствующего над морями Картина, прославляющая союз Земли и Воды; напоминала фламандцам о самом главном и необходимом для их родины – о выходе Фландрии к морю, о снятии блокады и открытия устья реки Шельды для мореплавания. Для осуществления этой цели Рубенс приложил много усилий не только как художник, но и как дипломат, боровшийся за установление мира с Голландией и Англией.
Картина Рубенса словно говорит о том, как много может дать подобный союз. Художник создает яркое, нарядное зрелище. Теплые, золотистые тона фигуры Кибелы, бронзовый темный загар тела Нептуна, красный плащ Славы, яркая синева неба и серебристые струи воды, пестрая груда увитых зеленью плодов, нежно-розовый просвет раковины в которую трубит Тритон – все это богатство сверкающих, звучных и ярких красок предает произведению мажорный праздничный тон, подчеркивая атмосферу жизнерадостности и оптимизма. Больше всего на свете великий гуманист Рубенс любит и ценит человека, его силу, красоту, благородные помыслы. Центральное место в картине Светлые локальные краски, свободная динамично построенная композиция6.
В некоторых композициях, посвященных историческим событиям древности он утверждал свое представление об историческом герое – и жертвенном борце за свой идеал. В отличии от классиков XVII в. Рубенс при этом не столько воспевал победу дома и разума над чувством и страстью, сколько раскрывал красоту непосредственного единства чувства и мысли героя охваченного страстным порывом к борьбе, к действию.
Восхищение человеком, богатством его ярких чувств и периживаний нашло свое выражение в картине «Персей и Андромеда», написанной в 1620-1621гг. с наибольшей полнотой особенности этого периода раскрылись в этой картине. Сюжет ее можно определить как героико-романтичный. Античная легенда, затрагивающая извечную проблему борьбы добра и зла, прочтена Рубенсон в плане глубоко лирическом. Главный акцент его понимания темы – мужественная и благородная борьба за Любовь и Красоту. Рубенс изобразил тот момент когда поразивший морское чудовище предок Геракла Персей сойдя с Пегаса, приближается к прикованной к скале Андромеде. Персей пролетая над скалой, возвращался домой после того как отрубил голову Горгоны Медузы. За ней его послал царь острова Полидект, чтобы отделаться от Персея так как сам он воспылал страстью к матери героя Даная. Полидект послал Песрея на верную смерть, так как взгляд Горгоны Медузы обращал всех в камень. Но Персей был сыном Зевса, Гермес и Афина ему помогли, нимфы дали ему крылатые сандалии, мешок и волшебный шлем. С помощью хитрости он узнал дорогу к Горгонам от Граций. Афина подарила воину полированный щит, в который Персей наблюдал за медузой. Именно после этой битвы, пролетал над Эфиопией, в своих волшебных крылатых сандалиях Персей увидел прикованную к скале Андромеду. В картине не нашлось места для показа самой битвы Персея с драконом. Согласно античному миру Андромеда дочь эфиопского царя Кефея и Кассиопеи. Мать, годясь красотой дочери, заявила, что она прекрасней любой из морских божеств Нереиды. Оскорбленные нереиды пожаловались Посейдону, который послал в страну Эфиопию чудовище пожиравшие людей. По предсказанию оракула, страна должна была избавиться от чудовища, если ему в жертву отдадут Андромеду. Повеление оракула было выполнено. Но Персей, плененный ее красотой убил дракона и страшное чудовище бессильно разевает у его ног освою пасть. Убить дракона и освободить красавицу было нелегко, пыл сражения еще не остыл. Тяжело вздымаются мощные бока Пегаса, размаху его крыльев тесно в пределах рамы. Здесь Рубенс немного отошел от текста античного мифа. Согласно легенде Персей убивает Горгону медузу и из его крови возникает крылатый конь Пегас, но доблестный воин прилетает к царству Кефея не на нем, а на крылатых сандалиях, которые дали ему нимфы, но как же художник изображает эти сандалии на ногах Персея. Пегас волшебный конь в греческой мифологии. Древний миф рассказывает о том, что Пегас получил от того, что родил у истока. Его имя на греческом языке означает «источник». Поэтому он вознесся на Олимп и доставляет там Зевсу гром и молнии. По-другому мифу боги подарили Пегасу Беллорофонту и тот, взлетел на нем, убил крылатое чудовище Химеру, которая опустошала страну. Древние связывали Пегаса с богиней зари Эос и включали его в число созвездий. Считалось, что Пегас после смерти Беллорофонта был помещен на небе в виде созвездия Пегаса. В III в. до н.э. александрийские поэты создали представления о Пегасе, как о коне поэта. Сказание о нем связано с мифом о медузах. Когда однажды они пели, гора Геликон стала расти и выросла до неба, но Пегас по приказу Посейдона вернул ее на Землю ударом копыта, от чего образовался источника Иппокрена «наш дивный источник», вода которого дарует вдохновение поэтам.
Стремительно летит богиня победы Виктория в развевающихся одеждах. Как праздничные знамена развеваются ее синие одеяния и складки алого плаща героя. Слава венчает героя лавровым венком, как олицетворение победы и в руках у нее пальмовая ветвь – знака окончания сражения, амуры спешат служить ему. Зрителю открыт момент триумфа победителя, но не просто апофеоз доблести героя, но и трепетный нежный диалог зарождающегося чувства двух влюбленных7. сила и слабость, мужество и всепобеждающая женская красота – этот эмоциональный контраст находит продолжение и в чисто живописной трактовке образов. Прекрасное, как бы излучающее свет Андромеды, нежные мягкие линии, очерчивающие ее фигуру весь ее облик, исполненный одухотворенной красоты и женственности, оттеняет мужественный и героический образ ее спасителя крепкого и коренастого юноши, облаченного в стальные мерцающие холодным блеском доспехи Античная сказка овеяна поэзией и трепетом жизни. Позы обеих персонажей естественны и непринужденны. Они свободны в проявлении охватившего их чувства. Все прочие действующие лица композиций – своего рода торжественный аккомпанемент основному лейтмотиву сюжета.
Могучая фигура Персея, ярко-красный его плащ, сверкающие доспехи сразу привлекают наше внимание. Взгляд героя, жест его руки, движение всего тела устремлены к Андромеде. Ее фигура – центр притягивающий к себе все движущееся, возникшее где-то вовне. И то, что этот центр отодвинут влево, к самому краю композиции подчеркивает неодолимость порыва, подвигнувшего Персея на поединок с чудовищем. Наградой за подвиг служит не только венок победителю но и это дивное видение. Персей одетый в тяжелый панцирь приближается к обнаженной радостно смущенной Андромеде и с властной нежностью касается руки. И снова Рубенс использует уже знакомый нам прием контраста: рядом с сильным мускулистым и загорелым, облаченным в темные металлические доспехи Персеем сверкает белизной, кажется нежной и трепетной фигура Андромеды. С поразительным мастерством передает Рубенс розовые желтые голубые блики, падающие на ее тело от находящихся рядом предметов, тканей и доспехов. Обнаженное тело Андромеды сверкает. Красота ее – залог земного счастья. Персей протягивает руку к Андромеде как Парис протягивает яблоко Афродите, но Парис всего лишь случайный свидетель явления красоты. Персей своим жестом решает свою судьбу, Персей рядом с Андромедой – как Марс рядом Афродитой, но богиня усыпляет ратный дух в своем любовнике, а Андромеда поднимает Персея на подвиг. Андромеда окружена легким золотистым сиянием противостоящим более материально-плотному цветовому строю остальных частей картины. Золотисто-медовое сияние, окутывающее пышную наготу Андромеды, как бы материализуется в обрамляющем ее тело золотом парчовом покрывале. Женский наготу Рубенс писал с особенной маэстрией. Нагота Андромеды, как вообще у Рубенса, далеко не класична: северные художники так и не научились «античным» строгим и чистым линиям и пропорциям итальянских Венер. Они писали своих отечественных красавиц – пышных широкобедрых и дебелых. Рубенс отходил от классического типа красоты сознательно: он говорил, что не стоит раболепно подражать античным статуям, «ибо в наш век, полный заблуждений мы слишком далеко, чтобы создать нечто подобное», и добавлял, что человеческие тела, теперь, увы сильно отличаются от античных, и так как большинство людей упражняют свои тела в питие и обильной еде.10