Б.Н. Граков отмечает интересные детали стилизации в зверином стиле отдельных элеменьтов царских доспехов IV и III вв. до н.э.:"Налобник на них обычно имеет вид львиноголового грифона. Наносник, если он есть, стилизован в виде рыбы. Около ушей висели своеобразные пластины, толдько сохранившие контур задних лап хищника. Их поверхность покрывалась резьбой в виде сидящего грифона, тело и лапы которого превращались в пальметки"[97].
Также относительно применения звериного стиля Граков указывает, что "В женском обиходе на первых порах звериный стиль применялся реже. Глаз орла, его же голова или лапа, как на мече, встречается на зеркалах или их ручках. Не призывали ли они ясность и неотразимость на хозяйку зеркала?"[98]
Итак, на ранних этапах отчетливо заметна связь звериного стиля с воинской средой и военным сословием, что проявляется и в наборе предметов, украшеных в зверином стиле. А.М. Хазанов и А.И.Шкурко выделяют три основных группы предметов: "оружие, предметы сбруи боевого коня и предметы сакрального и социально-культового назначения. Примечательно, что на вещах повседневного обихода и даже украшениях звериный стиль встречается лишь в единичных случаях"[99].
Связь эта проявляется и в перечне животных, изображавшихся скифами. Как правило это дикие животные, и в любом случае сильные или быстрые. Шкурко и Хазанов считают, что в зверином стиле проявлялся эстетический идеал скифов, который они определяют так: "Красота – не самоцель и не абсолют. Красиво то, что в наибольшей степени способствует выживанию и победе. Красивое – это прежде всего быстрое, сильное, стремительное"[100].
А.М. Хазанов и А.И. Шкурко пишут, что "В V и особенно в IV-III вв. до нашей эры скифское искусство вообще и звериный стиль в частности претерпел существенные изменения, отражавшие внутренние перемены в скифском обществе. Кроме того, в зверином стиле, как и в других видах искусства, усиливается внешнее... влияние, причем это влияние проявляется с различной интенсивностью и на различных территориях"[101].
Усиливается орнаментализация и схематизация, в итоге утрачиваются те черты условного и обобщающего реализма, которые были присущи скифскому искусству в архаический период. Появляется четко выраженное натуралистическое направление, во многом связаное с влиянием классического греческого искусства.
Здесь представляется необходимым упомянуть о бытовавших в Скифии произведениях искусства, отражающих скифскую картину мира, но изготовленных греческими мастерами. Яркими примерами этого направления можно считать гребень из кургана Солоха с изображением трех сражающихся мужчин – двух пеших и одного всадника. Между украшением и собственно гребнем гребнем идет ряд хищников (пять львов), готовящихся к прыжку, и серебряные сосуды с изображением сцен из генеалогической легенды (в частности, куль-обский сосуд). Эти сцены характеризуются повышенной конкретизацией сюжетов. Например, в легенде об испытании Таргитаем сыновей не сказано, что именно они повредили при неудачных попытках натяжения лука. На сосудах же изображены конкретные трамы – щеки и левой ноги. Художник был вынужден конкретизировать сущность произошедшего. Вместе с тем он обнаружил четкое знание последствий неправильного натяжения скифского лука, что может означать, как минимум, что он долго прожил среди скифов, и, по видимому, работал на заказ. Раевский предполагает, что многие из предметов, выполненных в греческом стиле, но на скифскую тематику, продолжали использоваться при отправлении культов. А это значит, что семантическая нагрузка этих изделий не иззменялась, или что изменились потребности общества, исчезли некоторые традиции, что в столь консервативном обществе, как скифское, по мнению автора данной работы, маловероятно.
Изображения, исполненные в греческом стиле мы не можем уже назвать собственно скифскими. Д.С. Раевский относит их как групу источников к иноописаниям, что, по мнению автора данной работы, не совсем верно. Все же сюжеты для изображений брались из скифской мифологии, заказчики, по видимому, имели возможность корректировать эскизаы. К тому же не стоит забывать об исполозовании полдобных предметов при отправлени религиозных культов скифов. Но вместе с тем невозможно отнести эти предметы и к собственно скифским – в них теряется специфика изрображения животных, центральное место в композиции теперь занимают образы людей, что для раннескифского искусства было более чем нехарактерно.
Эти изменения, опять-таки локального характера, в тот же период происходят и в среде бытования произведений звериного стиля. "В степной Скифии основные предметы звериного стиля сосредоточены в погребениях высших слоев общества, в первую очередь – аристократии, в то время как в многочисленных погребениях рядового населения, в том числе и в таких, в которых встречается оружие, звериный стиль почти полностью отсутствует. Но в лесостепи, по сравнению с прошедшим временем, изменения не выглядят такими резкими"[102].
Изменяется и набор предметов, и материал: "соотношение золота и бронзы меняется в сторону золота, кость вообще исчезает. Возрастает количество нашивных бляшек и пластиндля украшения одежды и головного убора, а относительное число предметов конской сбруи падает. Кроме того, предметы звериного стиля значительно чаще, чем раньше, встречаются в погребениях знатных женщин"[103]. По мнению А.М. Хазанова и А.И. Шкурко, это свидетельствует о том, что растет парадно-декоративные функции звериного стиля, а его связь с военным бытом падает. Повидимому, все же падает значение и связи его с культом. Как считают исследователи, это связано с тем, что "по мере углубления процесс классообразования прежде единая религиозная система и пантеон господствующих верхов уже не совпадал полностью с верованиями простого населения..."[104] Также они указывают, что "Возрастание количесмтва антропоморфных изображений, характерное для IV века до н.э., косвенно также позволяет свидетельствовать о том, что религиозные основы звериного стиля, отражавшие воззрения уходящей эпохи, к IV-III вв до н.э. были для скифской аристократии уже вчерашним днем. Однако магическая сторона звериного стиля, вероятно, сохранялась им до самого конца"[105].
В чем же причина доминирования звериного стиля над любыми другими видами искусства не только Скифии, но и всех культур скифского круга, в том числе над антропоморфной иконографией? Почему даже в скифских антропоморфных изваяниях мы смогли узнать Таргитая и каждого скифского царя одновременно? Почему изображение мифологических персонажей по большей части появляется после ломки традиций IV-III вв. до н.э?
Суммируя все вышесказанное, можно прийти к следующим тезисам:
* звериный стиль имеет более легко воспринимаемые в изображениях видовые различия, чем, скажем, антропоморфные изображения;
* "противопоставление животных по принципу распределения сфер обитания облегчает понимание пространственно-космологических структур средствами именно этого символического языка, обеспечивая достаточную прозрачность ассоциаций"[106];
* "видовое противопоставление животных легко могло быть истолковано и в оценочно-этическом плане – к примеру, противопоставление хищников как носителей смертоносного начала травоядным – что означает расширение возможности описания мироздания во всех его аспектах"[107],
* архаическое мышление выстраивает четкую и устойчивую цепочку ассоциаций от явления к образу, а животное как объект наложения ассоциаций гораздо более применимо, чем человек, который для возможности интерпретации его как божества, персонажа или для определения его к какой бы то ни было плоскости мира должен иметь при себе массу предметов, иметь множество устойчивых признаков. К тому же образ человека в мифологии многих народов осмысляется как аналог вертикали мироздания;
* также следует учитывать специфику присущего скифам способа осмысления мира, сходного с другими народами, находящимися на стадии мифологического мышления. Имеется в виду, конечно, не принципиально зооморфное мировоззрение, а, как пишет Раевский, особенности исторической ситуации, в которой протекало формирование этого искусства.
Эту ситуацию Д.С. Раевский охарактеризовывает следующим образом: "вызванная социальной эволюцией потребность в системе визуальных знаков для выражения мифической картины мира, ранее не имевшей изобразительного воплощения , но издавна знакомой с зооморфным кодом, появившаяся в условиях контакта – правда, не слишком тесного и длительного, с культурными областями, богатыми изобразительными традициями, но характеризующихся иной мифологией"[108].
Глава 3
Социальная структура скифского общества
Социальная структура скифского общества может быть реконструирована по письменным источникам (античные авторы), мифологии и погребальному обряду.
В любом случае в скифском обществе выделяется три сословных группы: воины, жрецы и земледельцы и скотоводы. В мифологии это прослеживается, во первых, в указании, что сыновья Таргитая стали родоначальниками трех сословных групп (см. прил. 1), во-вторых, в составе "священных даров" (секира, чаша и плуг с ярмом). Также было развито рабство.
Как пишет Раевский, "Существование в Скифии троецарствия отчетливо засвидетельствовано Геродотом для эпохи скифо-персидских войн, и, судя по отсутствию у него каких-либо оговорок на этот счет, оно продолжало существовать во время посещения Причерноморья отцом истории. В рассказе Геродота происхождение такой структуры скифского цасрства связывается со следующим поколением мифической семьи – сыновьями Колаксая . Наличие этого IV горизонта в версии Г-I составляет принципиальное ее отдличие от остальных. Однако не вызывает сомнения, что обоснование этого института – еще одна реализация той же идеальной трехчденной космической модели мира на социально-политическом уровне[109]".