§ 3. Красота человека: душа и тело.
В рамках готического мировосприятия заметно возрастает внимание к внутренней, душевной красоте личности, соотнесённой с Абсолютом. Считалось, что без Бога человек грязеподобен, ничтожен. Предпринимается энергичная попытка выстроить аскетическое понимание красоты, утвердить возвышенный образ человека. По сути дела, происходило развитие и укрепление тех тенденций античной культуры, за которой стояли орфики, пифагорейцы, Платон, киники, стоики, скептики. Аскетическое мировоззрение пыталось выработать прочный иммунитет к красоте телесной, чувственной как главной опасности, стоящей на пути возвышения человеческого духа, ибо она приводила к надменности, гордыне, чувственности, греховности. Поэтому в многочисленных проповедях шло развенчивание магии внешней красоты. Один из христианских монахов убеждал: «телесная красота заключается всего-навсего в коже. Если бы увидели то, что под нею, то уже от одного взгляда на женщину нас бы тошнило. Привлекательность её состоит из слизи и крови, из влаги и желчи. Попробуйте только помыслить о том, что находится у неё в глубине ноздрей, в гортани и чреве: одни нечистоты».[19]
Григорий Великий называл тело омерзительным одеянием души. Монахи, служившие средневековым людям примером для подражания, беспрестанно усмиряли свою плоть, культивируя аскетические привычки. В монастырских уставах указывалось максимально дозволенное количество ванн и туалетных процедур, поскольку всё это считалось роскошью и проявлением изнеженности. Для отшельников грязь была добродетелью. Крещение должно было отмыть христианина раз и навсегда в прямом и переносном смысле слова. Нагота, как и труд, представлялись наказанием за грех. Адам и Ева после грехопадения, Ной, напившийся допьяна, являют свою наготу, бесстыдную и греховную.
Однако идеал воинственности в такой же степени прославлял тело, в какой христианский идеал его принижал. Юные герои поэм о героических деяниях белокожи, белокуры и кудрявы, атлетически сложены. Жизнь всё время требовала от рыцаря напряжения физических сил: на охоте, на войне, на турнире.
Характерно, что русалки и ведьмы в средневековых легендах часто изображались как обладающие исключительной внешней красотой. Идеальный же образ средневековой дамы рисовался как тип хрупкой, маленькой, с узкими бёдрами, с бледным лицом, с маленькими ухоженными руками женщины, обладающей нравственной чистотой, скромностью, стыдливостью. Поскольку одним из немногих развлечений средневековой знатной дамы была игра на клавесине, его клавиши даже специально окрашивались: основные тона - черным, а полутона - белым цветом (в современной европейской культуре - наоборот), дабы еще больше подчеркнуть изысканную бледность ее рук. Особое значение во внешнем облике придавалось лицу и глазам. Красивым считался высокий, пересечённый складками лоб. Для большего эффекта волосы в верхней части лба нередко устранялись. Желание приоткрыть какие-либо части тела рассматривалось как великий грех. Даже непокрытые волосы могли приниматься за символ безнравственности. Одежда должна была тщательно скрывать очертания фигуры. Ещё большую значимость она имела в социальной сфере, поскольку точно указывала на социальную категорию, была настоящей униформой. Носить не ту одежду, которая подобала человеку по его положению, означало совершить грех гордыни или падения. Монастырские уставы тщательно регламентировали костюм, причем, скорее из уважения к порядку, чем из боязни роскоши. Так поступали и разные корпорации, прежде всего университетская. Особое внимание уделялось аксессуарам - головным уборам и перчаткам, которые точно указывали ранг. Доктора носили длинные замшевые перчатки и береты. Только рыцарям подобали шпоры.
Тело было и одним из главных средств выражения в средневековом обществе. Средневековая культура была культурой жестов. Все существенные соглашения и клятвы в средневековом обществе сопровождались жестами и воплощались в них. Вассал вкладывал свои руки в руки сеньора, клал их на Библию, а в знак вызова ломал соломинку или бросал перчатку. Жест уведомлял и обозначал позицию. В религиозной жизни значение его было ещё больше. Жестом веры был Крест. Жестами молитвы были руки, сложенные, воздетые, руки скрещённые, окутанные покрывалом. Были жесты покаяния (когда ударяли себя в грудь), жесты благословения с возложением рук и совершением крёстного знамения; жесты заклинания злых духов: воскурение.
Таким образом, аскетизм настаивал на подавлении чувственных желаний, вожделений, поощрял стремление к замкнутому образу жизни. Главная цель виделась в достижении несокрушимой силы духа, воли, свободы от материального мира и инстинктов, а также в переживании состоянии экстаза, когда душа, отбросив всё плотское, возвышается над земным бытием в упоительном восторге и воодушевлении, непосредственно соприкасаясь с трансцендентным Единым, с гармонией Абсолюта. В процессе напряжённой душевной работы происходило развитие самосознания как ключевой основы эстетического чувства, как особой реальности - субъективной, но при этом более важной и достоверной, чем внешняя реальность, которая временна, преходяща.
Икона явилась важнейшим средством донесения до сердца каждого идеала вечной, божественной красоты. Одна из главных особенностей нового типа гармонии заключалась в строгой каноничности, имперсонализме. Иконописцы заботились о поддержании жёсткой традиции, ничего не делая “от себя”, благоговейно следуя канону. В иконе воплощался образ человека, сумевшего актуализировать божественную красоту, отрешённого от мирских благ, осознающего глубины своего духа, постигшего неотразимое присутствие Бога. Человеческий образ начинает трактоваться отвлечённо, условно. Тело выглядело истончённым, удлинённым, невесомым, плоскостным. Лицо - весьма суровым, измождённым от поста, в скорби о тяжких земных грехах. Всё насыщалось отрицанием животных корней человека. В глазах светилась несокрушимая внутренняя сила, чистота и духовное горение, излучающее свет на окружающий мир. Именно живопись и мозаика становятся ведущими средствами выражения новой эстетики, так как язык скульптуры не позволял воплощать стремление ко всё большей дематериализации, спиритуализации красоты.
В целом вся средневековая культура стремилась поставить под сомнение право человека на полноценное, целостное бытие, на радостное, праздничное мировосприятие. Жизнь эпохи проходила на фоне постоянно звучащего призыва: Mementomore. Она была пронизана духом суровости, строгости, серьёзности, ригоризма. Так, в романе У.Эко “Имя розы” два богослова ведут острый и весьма характерный с точки зрения средневековой психологии спор: смеялся ли Христос? И богослов ортодоксальных взглядов горячо убеждает оппонента, что Христос никогда не смеялся, ибо проповедовал языком притч. Поэтому смех - это грех. Античная комедия - яд для человеческой души.
И совсем не случайно важнейшим качеством совершенной личности средневековой культуры становится способность достойно нести бремя страданий, боли, мученичества, так как печать греховного падения лежит на земном бытии. В отличие от языческого мировоззрения христианство само страдание сделало основным жизненным ощущением, возвело его в позитивный духовный опыт. Изображение скорби, боли, выражение духовного горения в дисгармоничном, измождённом теле, культ предельного напряжения - неотъемлемые атрибуты готического искусства. Такого мучительного надрыва, мощного противоборства телесного и духовного во имя приобщения к вечности, культура прошлого ещё не знала. Новое мировосприятие утверждало устремлённость к качественно иному уровню гармонии через боль и страдание. Об этом нарастающем неудовлетворении состоянием человеческого бытия свидетельствовала эстетика “пламенеющей готики”, в основе которой лежало осознание мира как бесконечно изменчивого потока. Земная красота представлялась переходным звеном, тяготеющим к слиянию со всеобщей гармонией. Вот почему отдельные детали архитектурного ансамбля приобретали причудливую, трепетную форму, напоминали извивающиеся языки пламени. Цвет тяготел к светоносности. Во всём проявлялось стремление очиститься от плотской примеси материи, выявить духовную сущность вещей, усилить признаки небесной эманации. Период “пламенеющей готики” - время беспокойных исканий, тревожных раздумий, напряжённых чувств, связанных с великой жаждой узреть во Вселенной Бога.