По инициативе В. Н. Татищева, начальника казенных заводов Урала и Сибири, в Екатеринбурге в 1735 г. была открыта первая на Урале школа знамено- вания, действовавшая более полувека. После издания Устава народных училищ 1786 г. эта школа слилась со словесной, арифметической и немецкой, образовав единую горную школу Екатеринбурга. Учитывая редкость подобных учебных заведений даже в масштабах страны, попытаемся на основе архивных документов раскрыть основные вехи ее истории и показать, какие книги послужили пособиями для подготовки ее учащихся.
Хотя в «Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищах» Татищев отнес знаменование и живопись не к полезным, а к щегольским наукам — наряду с поэзией, музыкой, танцами, вольтежированием, он все-таки подчеркнул особое значение этого предмета: «Знаменование же во всех ремеслах есть нуждно» [Татищев, с. 92]. Термин «знаменовать» в словаре В. И. Даля разъясняется как «налагать знак, метить, помечать, обозначать.», слово «знамя» — это знаменье, печать, клеймо, подпись или рукоприкладство, а также чертеж, изображение, рисунок. В XVIII в. под «знаменованием» понимали рисование карандашом, пером, тушью, красками.
Через два месяца по возвращении на Урал в качестве начальника заводов Татищев начал хлопотать о найме учителя знаменования. На заседании Канцелярии Главного заводов правления 12 декабря 1734 г., «разсуждая о содержании здешних школ, что в тех школах ученики обучаютца словесному и арифметики, и иные отчасти и копированию чертежей, токмо в знаменовании тех школьников обучать некому, согласно определили: в Правительствующий Сенат послать доношение, чтоб для оной науки повелено было прислать из учеников Академии[и] наук в знаменовании искусного одного человека» [ГАСО, ф. 24,оп., 12, д. 215, л. 715]. Поскольку Татищев при новом назначении получил право обращаться по всем важным вопросам непосредственно в Кабинет министров и к Анне Иоанновне, 2 января 1735 г. он лично просил кабинет-министров о присылке учителя знаменования, а также архитектора: «Також весьма нам нуждно иметь здесь для научения детей знаменования, а для надзирания в каменных строениях архитектора, каковы из обученных при Академии, мню, способны найдутся. А понеже нам архитект не столько для украшения, сколько для укрепления нужен, то прошу, чтоб повелено было прислать такого, которой бы уже практику имел» [РГАДА, ф. 248, оп. 17, д. 1133, л. 63]. На Урале ежегодно вводились в строй новые заводы, плотины, строились крепости, активно обустраивался и Екатеринбург, ставший столицей горного края, здесь возводилось много общественных зданий, шло бурное частное строительство, поэтому просьба о присылке архитектора была вполне уместной.
В тот же день Татищев составил инструкцию посылавшемуся в Саксонию на поиск мастеров гитенмейстеру Улиху, служащему уральских заводов, которому поручалось нанять трех учителей для открывавшихся школ латинского и немецкого языка, один из которых «чтоб в мафематике и знаменовании мог обучать» [см: Там же, оп. 22, д. 1528, л. 27 об.], т. е. Татищев предполагал обучать рисованию и учащихся немецкой школы, куда собирался привлечь в первую очередь детей горных офицеров, управителей заводов и мастеров. Ясно, что в подготовке будущих специалистов рисование должно было, по мысли Татищева, занять достойное место, не случайно он включил этот предмет и в программу обучения четырех уральцев, которых Улиху поручалось определить в гимназию Академии наук.
Но кабинет-министры рассудили, что достаточно будет одного человека, который мог бы исправлять должность архитектора и одновременно обучать детей. Именным указом от 25 апреля 1735 г. Татищеву сообщалось, что Академии наук повелено представить архитектора для учения детей знаменованию и укрепления строений [см.: Там же, оп. 17, д. 1133, л. 258 об.]. В самом этом повелении, отправленном из Кабинета министров в Академию 29 апреля, приказывалось представить архитектора для посылки на заводы «к обучению тамошних обывателей детей».
Академия наук располагала единственным архитектором, в услугах которого нуждалась сама, и до осени 1735 г. никаких шагов в поиске архитектора, видимо, не предпринимала. Президент Академии И. А. Корф 6 октября 1735 г. доложил кабинет-министрам о явке инженера Шварца, требующего службы, который «может и архитектурную должность отправить», он и был представлен Кабинету [Материалы., с. 801—802]. Через 10 дней Христоф Шварц подал прошение о принятии его на уральские заводы, подписавшись как «гамбурец», т. е. житель Гамбурга. Через полмесяца представил и собственноручные чертежи как свидетельство познаний в инженерной науке [Там же, с. 809, 813].
Между тем Улих сам подыскал кандидата на должность архитектора, но не представлял его в Сенат, ожидая предварительной санкции Татищева. Получив ее и узнав о Шварце, Улих 3 ноября сообщил в академическую канцелярию: «а знаменования учителя Дункеля я здесь приискал, который в Сибирь ехать охоту имеет». Улих просил Академию наук освидетельствовать как архитектора, так и учителя, чтобы он мог о них представить в Сенат, как ему приказывал Татищев [Там же, с. 816].
Академия признала Шварца годным в архитекторы. Дункель представил образцы своего рисовального искусства в «разных фигурах». Для более объективной оценки его способностей Академия привлекла живописца Кадетского корпуса Ведекена. И в отношении Дункеля академическое начальство приняло положительное решение [Материалы., с. 820—821]. Но ни архитектор, ни учитель на Урал так и не были отправлены по неизвестным причинам.
Проблему с учителем знаменования пришлось решать на месте. 3 ноября 1735 г. Татищев и члены Канцелярии заслушивали итоги переписи детей школьного возраста на горнозаводском Урале и наборе в Екатеринбурге 152 детей для обучения, назначили учителей, обучение знаменованию поручили Мирону Аврамову [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 226, л. 12]. Но и после этого уральское начальство продолжало настаивать на присылке учителя вместе с архитектором из Петербурга: в феврале 1736 г. Татищев с А. Хрущовым, обосновывая невозможность сокращения должностей в новых заводских штатах 1735 г., как предлагал Кабинет министров, просили прислать еще ряд специалистов, в том числе отмечали: «в школу весьма нуждны учитель знаменования один, механики и архитектуры один или два.» [Там же, д. 229, л. 13].
Как видим, Татищев не отказался от идеи заполучить учителя из столицы, более того, аппетиты его выросли: он хотел иметь специальных учителей механики и архитектуры, т. е. намеревался ввести преподавание архитектуры в одной из школ Екатеринбурга (вероятно, в знаменованной). По сути, Татищев подхватил идею верховной власти об архитекторе-учителе. Параллельное использование архитектора по прямому назначению (для «укрепления строения») в целом не исключалось. Знание же основ архитектуры будущим заводским специалистам наверняка пригодилось бы. К тому же для преподавания архитектуры в Екатеринбурге имелась достаточная учебная база: в личной библиотеке Татищева, привезенной им в Екатеринбург, насчитывалось более 50 западноевропейских изданий по гражданской и военной архитектуре и рисованию на немецком языке. Заметим, основы архитектуры были включены Уставом народных училищ 1786 г. в программу обучения детей в главных народных училищах, открываемых Екатериной II в губернских центрах России. Для горнозаводского Урала, где в 30-е гг. XVIII в. велось широкое строительство, знания архитектуры были как нельзя кстати. Но Кабинет министров словно перестал замечать просьбы Татищева: ни архитектора, ни учителя знаменова- ния из столицы так и не прислали.
В Екатеринбурге с 1735 г. знаменование и основы живописи преподавал на протяжении 15 с лишним лет (до своей смерти в 1753 г.) Мирон Аврамов (исключая 1745—1747 гг., когда школа временно закрывалась). В справочнике А. В. Козлова о нем дается следующая краткая информация: «Мирон Васильевич Аврамов (1682—1753). Один из первых уральских графиков, живописец. Он обучался живописи и шпалерному делу в Петербурге. Затем исследовал месторождения минеральных красок на Урале (1726), работал живописцем на заводах Демидова (1730—1733), преподавал черчение, рисование и живопись в екатеринбургских школах (1735—1753). В 1753 г. обследовал месторождение краски темной мумии возле Сысерти» [Козлов, с. 6—7]. В. Н. Будрин отмечал, что Мирон Аврамов — тобольский беспоместный дворянин, с 1719 г. служил в солдатах, ему было 37 лет, когда его назначили учителем [см.: Будрин, с. 60].
Об Аврамове нам удалось выявить ряд документов, уточняющих этапы его деятельности до назначения учителем. В протоколах Берг-коллегии за декабрь 1721 г. о нем имеется такое решение: «живописцу Аврамову за ево искусство в живописном мастерстве, которое в Берг-коллегии объявлено, и дабы он к тому наипаки прилагал прилежание и наилутче, к прежнему ево окладу прибавить по рублю ж на месяц. и в Штатс-контор-коллегию в общем именном списке. как о протчих Берг-коллегии служителех будет посылатца, объявить имянно». Деньги выдавать на счет Кабинета, «понеже шпалерное дело содержится на кабинетных деньгах» [РГАДА, ф. 271, оп. 1. д. 90, л. 580 об.]. Видимо, Аврамов состоял на службе в Берг-коллегии, и в конце 1721 г. состоялось решение об обучении его шпалерному искусству для потребностей Кабинета Петра I либо об участии в этих работах. Аврамову тогда было 23 года. На Урале в 1726 г. он побывал временно: начальник заводов Геннин отмечал в указе 1728 г.: «в прошлом 726 году в бытность твою в Екатеринбурхе доношением ты меня просил, чтоб тебя к сысканию всяких красок на оные заводы определить» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 569, л. 641].
Указ Геннина об этом назначении был дан Аврамову 8 апреля 1728 г. в столице: «И того ради по получении сего Е. И. В. указу ехать тебе отсель в Сибирь на Екатеринбурские заводы и искать со всякою ревностию и радением всякие разные краски, которые ты в доношение ко мне объявил, да и сверх того какие сыскать можешь...». Найденные краски Аврамов должен был объявлять в Сибирский обер-бергамт для отправки в Берг-коллегию [см.: Там же]. На заводах Акинфия Демидова Аврамов работал в 1730—1733 гг. Вероятно, писал иконы. Может быть, некоторые из них дошли и до нашего времени как безымянные. Плохого живописца Демидовы вряд ли бы стали держать.