И здесь, указывал И.А. Покровский, многое зависит от позиции интеллигенции. Интеллигенция должна прежде всего осознать и почувствовать всю ответственность за каждое слово, с которым она идет к народу. Она должна твердо помнить главное: «...не на все то, в чем мы имеем интерес, мы имеем уже и право. Критерий права доминирует, таким образом, над критерием интереса и составляет такое понятие, без которого мы не можем ни мыслить, ни действовать» [4: с. 230].
С.Л. Франк, давая оценку партии либералов, обратил внимание на то, что, «подобно социалистам, либералы считали всех управляемых добрыми и только правителей — злыми; подобно социалистам, они не сознавали или недостаточно сознавали зависимость всякой власти от духовного и культурного уровня общества и, следовательно, ответственности общества за свою власть; они слишком мало понимали необходимость и трудность органического перевоспитания общества к новой жизни. Их политический реализм обессиливался отсутствием чутья к самым глубоким и потому наиболее важным духовным корням реальности, к власти подземных и органических начал религиозности и древних культурно-исторических жизненных чувств и навыков» [4: c. 261]. С.Л. Франк особо подчеркивал политическую близорукость либеральной интеллигенции.
Разумеется, не со всеми вышеприведенными суждениями можно безоговорочно согласиться, но момент истины в них содержится. Однако, с нашей точки зрения, устремленность к абсолютной истине и правде, способность ради них идти до конца, готовность к беззаветному самопожертвованию во имя справедливости и освобождения народных масс от деспотизма власти, патриотизм, любовь к своей стране — великие качества дореволюционной интеллигенции.
История народа, страны, бесспорно, зависит от интеллигенции. Если в обществе царят духовный разброд, социальная апатия или, напротив, взвинченность, если падает нравственность и растет преступность, если сферу культуры захлестывает волна порнографии и всякого рода сенсационных поделок, если разжигаются национализм и клерикализм, если не уважается государственность, если глохнет чувство патриотизма, то интеллигенция, если это подлинная интеллигенция, во всем этом конечно же виновата. Ибо, безусловно, все духовно живое и нравственно-высокое создается прежде всего интеллигенцией. И в этой связи необходимо полностью согласиться с С.Н. Булгаковым, что история страны, история ее удач и неудач есть в известной степени исторический суд над интеллигенцией.
Многих русских интеллигентов высший суд истории, без сомнения, оправдает. Тысячи русских интеллигентов — сельских учителей, провинциальных врачей, земских служащих — скромно, без громких слов выполняли свой долг перед страной, перед народом. И вместе с тем многие из тех, кто называл себя интеллигентами, были вялы, апатичны, не любили трудиться, много говорили об искусстве и науке, но все поверхностно, без глубокого понимания. (Как и сегодня.) А.П. Чехов — замечательный русский интеллигент, создавший в своих произведениях симпатичные образы русских интеллигентов-труже- ников, в то же время весьма критически отзывался о нашей интеллигенции: «лениво философствующая, холодная, унылая, бесцветная, непатриотичная, мелочная; брюзжит и отрицает все, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать. вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движений, неустойчивость в мыслях» [8: с. 308, 309].
Многие интеллигенты оправдывали свою бездеятельность тем, что власть их подавляет, не дает ходу. А.П. Чехов решительно возражал им: «Не гувернер (т. е. губернатор), а вся интеллигенция виновата, вся. Пока это еще студенты и курсистки — это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятельно на дорогу, стать взрослыми, как и надежда наша, и будущее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора — дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры.. Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр» [8: с. 101].
Это — правда, и сегодня — это так. Но все-таки А.П. Чехов убежден: сила и спасение народа в интеллигенции, в тех ее представителях, которые честно и трезво мыслят, чувствуют, умеют и хотят работать.
Исторический суд над интеллигенцией требует особенно внимательно подойти к анализу взаимоотношений интеллигенции с властью.
Власть, любая власть, как правило, не уважает, не любит интеллигенцию, именно потому почти всегда ее преследует. В России, в сущности, не было просвещенного, в интеллектуальном и нравственном смысле, правящего класса. Не случайно еще А.С. Пушкин отмечал, что в России циническое презрение к мысли и человеческому достоинству со стороны власть имущих приводит в отчаяние. О косности царского правительства говорит, например, тот факт, что оно подозрительно отнеслось к славянофилам, хотя идеи последних вполне могли послужить укреплению официальной идеологии триединства православия, народности и самодержавия.
В русской действительности есть, справедливо отмечал Н. Бердяев, вечногоголевское. Тщетны оказались надежды, что личность человеческая подымется во весь свой рост после падения самовластия. Нет уже старого, царского, самодержавия, нет и советской власти, которую многие сегодня характеризуют как авторитарную и даже тоталитарную, а самовластье по-прежнему царит в России, по-прежнему у нас нет уважения к человеческому достоинству, человеческим правам со стороны тех, кто правит; нет старого чиновничества, старой полиции, а взятка по-прежнему является устоем русской жизни. Взятка расцвела больше, чем когда-либо.
По-прежнему Хлестаков разыгрывает из себя важного чиновника. По-прежнему много у нас Чичиковых, Ноздревых, Маниловых, Собакевичей.
М. Горький, анализируя проблему власти после Октябрьской революции, резко противопоставил такие категории, как руководство и «вождизм». «Вождизм» — прилипчивая болезнь мещанства. «Вождизм» — болезнь эпохи, она вызвана пониженной жизнеспособностью мелкого мещанства. «...У нас в качестве наследия мещанства еще остались кое-какие прыщи, не способные понять существенного различия между “вождизмом” и руководством, хотя различие совершенно ясно; руководство, высоко оценивая энергию людей, указывает пути к достижению наилучших практических результатов при наименьшей затрате сил, а “вождизм” — индивидуалистическое стремление мещанина встать на голову выше товарища, что и удается весьма легко при наличии механической ловкости, пустой головы и пустого сердца» [3: c. 326].
Сказано, как говорится, не в бровь, а в глаз также сегодняшним властвующим чиновникам. Власть конечно же манит многих. Она дает возможность подчинять себе других, решать их судьбы, предоставляет наряду с властными многочисленные материальные привилегии. Стремление попасть в «коридоры власти» побуждает многих людей грубо расталкивать локтями конкурентов, что в конечном счете еще больше нравственно их разлагает. Власть, бюрократия, безусловно, ценят специалистов-профессионалов, но еще больше они ценят тех, кто умеет льстить, молчать, «когда надо» лгать и т. п.
В современном обществе объективно усиливается тенденция выдвижения на арену социальной жизни среднего человека, человека массы, одномерного, управляемого человека. Многие мыслители со всей определенностью указывали и указывают на эту тенденцию. Ницше об этом писал еще в конце XIX века, отмечая, что в Европе человек превращается в стадное животное, подражающее, дрессируемое, легко подчиняющееся управлению извне. К. Ясперс в 50-е годы XX столетия также весьма остро писал, о том, что современная культура стала культурой бездушных рациональных форм господства, голой полезности и расчета. Современный человек лишен внутреннего субстанционального содержания жизни. Всю общественную жизнь пронизывает бюрократический аппарат, который фактически с фатальной неизбежностью определяет личную жизнь и поведение людей, переставляет их с места на место, легко заменяя одних другими. Иными словами, историческая субстанция, которую люди создавали своим индивидуальным сознанием, перестает существовать. Социальная жизнь теряет яркие краски; кругом «масса», «посредственности», люди без различий, без подлинной — индивидуальной — человеческой сущности и судьбы. Для людей «массы» главное — приспособиться к аппарату власти, занять в нем по возможности «хорошее место».
Естественно, интеллигенция должна противостоять всем тенденциям «омассовления», усреднения людей, подчинения их аппарату; особенно остро она должна противодействовать склонности власть имущих к злоупотреблениям. С властью интеллигенция, в сущности, никогда не может жить, что называется, душа в душу. Это не значит, что интеллигенция обязательно должна конфронтировать с властью. С властью, стремящейся действовать в интересах народа, интеллигенция конечно же должна сотрудничать. Но все дело в том, что чиновник и партийно-политический деятель, поскольку их деятельность в первую очередь направлена на решение текущих практических дел, не могут охватить жизнь общества, процесс социального развития в целом, увидеть перспективу, оценить отдаленные последствия своей деятельности. Это задача интеллигентов-теоретиков, которые, вскрывая тенденции общественного развития, лучше видят перспективные цели и острее замечают недостатки и ошибки в действиях государственных и политических руководителей. Уже здесь — в противоречии между теорией и практикой — таится определенное противоречие между власть имущими и интеллигенцией.