Смекни!
smekni.com

Роль современной экранной культуры в воспитательном процессе (стр. 1 из 2)

Роль современной экранной культуры в воспитательном процессе

О.А. Медведева, ГНУ «ИИЭФ НАН Беларуси» (Беларусь, Минск)

В XX веке парадигма развития культуры сменилась радикально: от просветительской к развлекательной. Культурологи в своих прогнозах как пессимистических (Б. Гройс утверждает, что массовая культура победила на всех уровнях и высокую культуру мы можем сохранить только на уровне анализа масскульта), так и оставляющих некоторую надежду (с точки зрения К. Разлогова высокая культура никуда не девается, просто меняет свое место, сегодня она стала субкультурой) по сути продолжают незатухающие споры об антиномии «элитарное – массовое», приобретающей особую остроту в современном мире культуры, где торжествует телеформат.

«Важнейшего из искусств» больше нет, а есть то, что американские теоретики называют digima, иди дигитальное кино – новая сложная форма существования визуальных образов.

Современная ситуация экранного пространства не только сложна и противоречива. Порой она излишне агрессивна и отнюдь не безобидна в своем якобы этическом нейтралитете. Речь идет о всевозможных реалити-шоу, удовлетворяющих потребности массового сознания в вуайеризме и эксгибиционизме. Эти термины из области психологии с приставкой «теле-» вполне адекватно описывают сложившуюся ситуацию. В этически нейтральном пространстве предлагаемых обстоятельств «застекольных» и им подобных «действ» зрителю ничего не остается, как, следуя примеру из классики, воскликнуть: «Если уж так низок и мерзок человек на экране, то, значит, и мне все позволено!» Увы, таков нехитрый и неизбежный вывод пошлого обывательского ума. К счастью, эта безрадостная ситуация обсуждается на страницах солидных специализированных изданий [1, с. 67]. Автор статьи «Не забудьте выключить телевизор» справедливо отмечает, что этот этический нейтралитет телевидения развращает умы и сердца хуже любой порнографии, а чудовищный замкнутый круг, когда предложение мерзости рождает ее спрос, а растущий спрос еще большую, еще более рейтинговую мерзость, хуже любой цензуры. Где же выход? Нельзя не согласиться с выводом автора, что необходимо ясно наметить приоритеты на ТВ, сформулировать запреты и предпринять хоть какие-то действия, чтобы «остановить триумфальный марш плебсократии».

К счастью, отечественные каналы не опускаются до подобной низости, хотя власть магического рейтинга распространяется и на них. О необходимости восстанавливать иерархию ценностей, в том числе и в пространстве экранной культуры, приходится говорить все чаще. Если этого не делать, то «чувство священного» будет выступать против нас в насильственных формах, в формах мести за кощунство. Любой текст, экранный прежде всего, как известно, отбирает себе аудиторию, создавая ее по своему образу и подобию, влияет на читателя, слушателя, зрителя, часто трансформируя его облик. Данное явление связано с тем, что всякий текст содержит в себе то, что Ю. Лотман (один из авторитетнейших в мире исследователей культуры) назвал образом аудитории. Этот образ активно воздействует на реальных зрителей, читателей и т. п. «Между текстом и ими складываются отношения, имеющие диалоговую природу. А диалог невозможно представить без наличия общей памяти. Отсутствие этого условия делает текст недешифруемым» [2, с. 169].

Самодостаточные и самодовольные авторы нового экранного пространства не учитывают, а часто просто и не предполагают наличие общей памяти в диалоге со зрителем. Им, должно быть, невдомек, что телевидение – это тоже искусство, и ему есть чем гордиться. Вспомните знаменитые рассказы И. Андроникова, А. Панченко, Ю. Лотмана, лучшие телеспектакли и телефильмы отечественного ТВ. Куда радостней пересматривать былые шедевры, нежели время от времени, переключая каналы в поисках хоть чего-нибудь внятного, натыкаться на пошлость и безвкусицу, когда, к примеру, ведущая одной из утренних программ, лихо нарезая огурцы и помидоры на телекухне, предлагает зрителям обсудить ее «концепцию салата». Как тут не вспомнить о «безудержной экспансии собственной натуры», одной из главных черт массового человека, о чем еще в 30-е годы прошлого столетия писал знаменитый испанский философ и исследователь культуры X. Ортега-и-Гассет в эссе «Восстание масс». Массовый человек, по его мнению, отнюдь не глуп. Напротив, его умственные способности и возможности сегодня шире, чем когда-либо. Но это не идет ему впрок. Раз и навсегда освящает он «мешанину прописных истин, навязанных мыслей и просто словесного мусора». Тирания интеллектуальной пошлости в общественной жизни, быть может, самобытнейшая черта современности, наименее сопоставимая с прошлым [3, с. 315-317].

При всей заостренности позиции X. Ортега-и-Гассета приходится с сожалением признать, что его слова не потеряли значимости и по сей день. Сегодня, по мнению многих исследователей современной культуры, массовый человек трансформируется в человека толпы. Особенно ярко это проявляется в практике шоу-бизнеса, особой «бизнес-культуры», претендующие на собственную эстетику.

История культуры, как известно, определяется духовными достижениями. Видеть их и небессмысленно говорить о них именно как о духовных достижениях по отношению к Беларуси уже немало. Белорусской культуре, в том числе экранной, есть чем гордиться. Уникальный и самобытный опыт народа – в фильмах В. Турова, В. Рубинчика, В. Рыбарева, И. Добролюбова, В. Никифорова, В. Дашука, М. Пташука, в которых преодолевается так называемый экзотический провинциализм и голосом автора говорят народ, эпоха. В лучших белорусских фильмах – как игровых, так и документальных – живет душа народа. А душа, по мнению К.-Г. Юнга, имеет ту же значимость, что и познаваемый мир, так же реальна, как и внешний мир. Когда же душа теряет эту значимость и на первый план выходят амбициозные попытки соединить нашу ментальность с, допустим, голливудской жанровой отточенностью, возникают бесполые, бессмысленные гибриды и жаль становится не только авторов, но и зрителей. Убывает достоинство. Понятие человеческого достоинства и понятие общения между людьми есть понятия нерасторжимые. На внутренней пустоте и бессодержательности достоинство не утверждается. Оно есть духовная соотнесенность человека с человеком, человека с Бытием и только благодаря этому – человека с самим собой. Думаю, что эта идея должна стать основополагающей в осмыслении роли искусства, белорусского экранного искусства в частности, в диалоге культур, при котором сохраняется уникальность, самобытность, «самость» родной культуры и искусства.

Существует точка зрения, что XIX век плохо расслышал то, что говорила ему его пророческая литература. XX век сумел немного лучше понять пророчества своего кино. Искусством XXI века будет экранное искусство вплоть до массового распространения симулированных миров виртуальной реальности. А глобализация массовой культуры будет способствовать формированию общего культурного контекста – основы взаимопонимания между различными культурными сообществами национальными, этническими и иными. С этой идеей связана философия диалога, развитая Бахтиным, Бубером. «Не то, что происходит внутри, а то, что происходит на границе «своего и чужого сознания, на пороге», – в этом бахтинский пафос осмысления жизни, культуры как диалога [4, с. 120]. У экранной культуры в этом смысле поистине безграничные возможности. И опасения, что «живая реальность» в странах с наиболее развитыми системами электронной передачи информации должна и будет постепенно упраздняться, уступая место виртуальной реальности, кажутся мне излишне драматизированными. Когда-то предрекали, что кино убьет театр. Потом предсказывали гибель и кинематографу: с ним должно было покончить телевидение. Однако ничего подобного не случилось. Новая электронная среда кардинально меняет облик мира и культуры. Но даже она, как мне кажется, не сделает нас невосприимчивыми к той уникальной духовной энергетике, которую несут в себе книга, театр, авторский кинематограф.

В белорусском кино – художественном и документалистике – в этом смысле немало достижений и открытий. При всех своих весьма скромных экономических возможностях авторы картин (особенно документальных) пытаются с экрана говорить со зрителем о том, что творческая мысль, творческий труд, любовь и вера вопреки всем бедам и несчастьям сохраняют человека в человеке. А это самое трудное, как и жить в настоящем. Сокровища культуры здесь, к сожалению, не гарантия, если они не востребованы. Гарантией может быть лишь то, что, как утверждает философ, «какая-то сила действует в мире большая, чем мы сами, и производящая в нас там, где мы отказались от самих себя, какие-то состояния, чтобы мы могли быть достойны того, что с нами может случиться» [5, с. 141]. Это и есть, как мне кажется, один из путей для белорусского кино сохранить возможность в рамках глобальной цивилизации с помощью экрана говорить о нерасторжимости личного, национального и всеобщего в культуре.

Один из Минских Международных кинофестивалей «Лiстапад» подарил зрителям помимо просмотров различных конкурсных и внеконкурсных лент уникальную встречу с кинорежиссером Сергеем Соловьевым. Он много и страстно говорил о состоянии современной культуры, об оболванивании зрителей, об американских жанровых стандартах в российском кино, о пресловутом рейтинге на телеканалах, которым оправдывают безвкусицу и пошлость, превращая миллионную аудиторию зрителей ТВ в «безнадежных кретинов». Когда как дело обстоит с точностью до наоборот. И Соловьев, автор знаменитых «Ста дней после детства», «Спасателя», «Наследницы по прямой», предложил излечивать американского зрителя, показывая им фильмы по произведениям Толстого, Быкова, Шукшина. «И это абсолютная неправда, – взывал он со своим гениальным простодушием к аудитории, – что фильмы надо смотреть новые». Соловьев советовал смотреть Тарковского в одиночестве, по многу раз. И Бергмана, и Феллини, и Антониони, и Турова, и многих других зарубежных и отечественных кинорежиссеров, – добавлю я вслед за мастером экрана. Быть может, тогда, прикоснувшись к тайне искусства, легче будет отвергнуть все малозначительное, невнятное, пошлое, что, порой, чересчур громко заявляет о себе на современном экране.