Среди дошедших до нас рукописных книг Древней Руси особую ценность представляют иллюстрированные рукописи. Их именуют лицевыми, так как миниатюры, которыми они украшены, наши предки называли «лицами».
Среди дошедших до нас рукописных книг Древней Руси особую ценность представляют иллюстрированные рукописи. Их именуют лицевыми, так как миниатюры, которыми они украшены, наши предки называли «лицами». Рассматривать такие книги – занятие необычайно увлекательное и поучительное, но далеко не простое. Чтобы по достоинству оценить древнерусскую миниатюру, надо понимать ее своеобразный изобразительный язык, а сегодняшний читатель, особенно юный, привык к иным художественным системам.
Миниатюра Лицевого летописного свода. Конец XVI века.
В крупнейших библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга хранятся девять томов (не все дошли до нас) Лицевого летописного свода конца XVI века. Грандиозное произведение создавалось по инициативе Ивана Грозного. Это своего рода историческая энциклопедия того времени: первые три тома повествуют о всемирной истории, остальные посвящены русской – до 1567 года. Иллюстрации Лицевого свода (их более 16 тысяч) – своеобразный эталон, вобравший в себя главные особенности древнерусской книжной миниатюры. Присмотримся к ним. Над украшением Лицевого свода трудилось несколько мастеров. Но в целом их работа подчинена одному стилю и выполнена почти одинаковыми приемами.
Сначала композиции рисовали свинцовым карандашом. Редакторы, следившие главным образом за содержательной частью миниатюр, проверяли их и вносили необходимые изменения. Затем рисунки обводили тушью и раскрашивали. Все же главную роль играет тут рисунок – линия подчиняет себе цвет, хотя владение им достигает иногда большой виртуозности, а эмоциональное воздействие очень велико.
У миниатюр Лицевого свода одна важная особенность – они не столько изображают тот или иной момент истории, сколько рассказывают ее изобразительными средствами, создавая повествование, параллельное словесному.
Среди дошедших до нас рукописных книг Древней Руси особую ценность представляют иллюстрированные рукописи. Их именуют лицевыми, так как миниатюры, которыми они украшены, наши предки называли «лицами». Рассматривать такие книги – занятие необычайно увлекательное и поучительное, но далеко не простое. Чтобы по достоинству оценить древнерусскую миниатюру, надо понимать ее своеобразный изобразительный язык, а сегодняшний читатель, особенно юный, привык к иным художественным системам.
Миниатюра «Житие Антония Сийского». Середина XVII века. |
Каждая иллюстрация представляет собой как бы несколько миниатюр. Художник словно стремится перебороть статичность рисунка, разворачивая его во времени. Например, воины «посекают» неприятеля: мечи только занесены над головами врагов, но те уже лежат мертвыми. С нашей точки зрения, изображение непоследовательно, но так ли? Если вдуматься, художник как раз весьма последователен: для нападающего воина характерно поднятое оружие, о врагах же говорится в летописи, что их посекли – вот они и лежат с отрубленными головами. Миниатюрист не останавливает происходящее, а рисует именно действие, вместившееся в целый промежуток времени. Но и этот промежуток кажется ему слишком малым, потому в одной миниатюре он соединяет разные эпизоды сюжета, несколько раз показывая одних и тех же действующих лиц.
Чтобы сделать свой рассказ предельно лаконичным и не опустить ничего важного, художник имел в запасе несколько излюбленных приемов. Прежде всего поясним назначение так называемых лещадных горок и палатного письма.
Неискушенный зритель может подумать, что в большинстве миниатюр события разворачиваются в гористой местности, среди скал и обрывов. А ведь лещадные горки – просто символ природы: их функция не изображать, а исключительно обозначать, что действие происходит вне города. Если в летописи говорится, что событие произошло на поле, лещадные горки объединяются сверху плавной линией. В остальных случаях они служат «кулисами», из-за которых выступают группы людей или отдельные персонажи, в свою очередь изображающие те или иные события. Лещадные горки позволяют разделить всю миниатюру на отдельные сюжеты и одновременно сократить число фигур, оставив часть группы или даже одни головы. С их помощью можно дать только знак события, спрятав все, что показалось лишним.
Миниатюра «Сказание о Мамаевом побоище». XVI век.
Если место действия – город, тем же целям служит палатное письмо. Художник не ставит задачи показать реальную архитектуру или даже просто возможную. Столп может упираться в крышу нижестоящего здания, крепостная стена – неожиданно входить в проем дома. Очень часто изображают ворота, чтобы указать, что войска или, скажем, гонцы покидают город. Ворота эти тоже условны: группы всадников, выезжающих из них, не видны с противоположной стороны, хотя по размерам, , своим и стен, должны быть видны. Вообще крепостные стены – главный признак города. Их рисовали чаще всего внизу миниатюры, причем линии основания обычно не совпадали с нижним ее краем, а слегка приподнимались к боковым, обозначая, что стены окружают город, и придавая всей композиции компактность и замкнутость.
Изображая отдельные сцены, миниатюрист стремился выделить самое важное. Толпы людей или группы войска никогда не закрывают главного действия. Лещадные горки или архитектурные детали только ограничивают внимание зрителя, направляя его в нужное русло. Все на виду, и все подчинено рассказу.
Действующие лица словно слегка позируют художнику, от этого их движения кажутся как бы застывшими. Каждый жест остановлен именно в тот момент, который наиболее выразителен для события: занесена сабля, рука поднята для благословения, указующий перст четко вырисовывается над толпой. Изображению рук отведена первостепенная роль: их положения символичны. О том, что персонажи обращаются друг к другу с речью, мы узнаём не по выражению лица, а по жестикуляции. Менее всего подвижны князь, епископ, митрополит, им не пристало суетиться, к ним обращаются, но собственные их ответы скупы.
Ноги персонажей показаны условно: люди не стоят, а как бы парят в воздухе. Вообще в композиции чувствуется некоторая «невесомость», необходимая потому, что сцены даны одна над другой и верхние не должны «давить» на нижние. Вместе с тем она придает иллюстрациям как бы геральдическую замкнутость.
В каком же порядке располагаются сцены? Наиболее ранние события помещены внизу, над ними – совершившиеся позднее. Отчасти поэтому миниатюры обрамлены снизу и с боков, а сверху открыты: действие русской истории еще не завершено – «продолжение следует». Такую последовательность рассказа – снизу вверх – надо непременно иметь в виду.
Миниатюра «Троянская война». Конец XVI века.
Но нередко она нарушается. Дело в том, что низ миниатюры имеет еще значение главного места действия – своеобразного просцениума, поэтому основной эпизод может быть помещен здесь даже тогда, когда он завершает повествование. Кроме того, наверху часто изображают мотивировки, исторические параллели, различные видения. Миниатюрист объединяет в композиции знамение и события, им предвещенные, действие и его толкование летописцем, самих персонажей и события, о которых они упоминают. Низ миниатюры соответствует ближайшему к зрителю плану и во времени, и в пространстве. Что признать преобладающим – зависело от миниатюриста. В одной из миниатюр наверху показаны предшествующие события в Пскове, а внизу – последующие в Москве. По временному признаку следовало бы поменять сцены местами, но художник все-таки изобразил Москву внизу, подчеркнув этим, что она ближе и значительнее.
Однако отдельные исключения не меняют общей последовательности рассказа – снизу вверх. Существует и более слабое движение повествования – горизонтальное. Обычно приезд послов, поход врагов, возвращение войска совершается слева направо, выступление наших воинов, отправление гонцов – справа налево. Но бывает и иначе, особенно если надо подчеркнуть важность события: скажем, отъезжающие направляются в Царьград.
Все события разворачиваются не внутри зданий, а снаружи. Долгое время считалось, что художники Древней Руси просто «не умели» рисовать интерьеры. Причина гораздо глубже – в особом восприятии художником всего происходящего в мире. Он видит все как бы панорамным зрением, охват пространства так велик, что изображать интерьеры просто невозможно.
Миниатюра «Сказание о Мамаевом побоище». XVI век.
Миниатюрист должен был ясно показать, где происходит событие, а это можно сделать, только изобразив наружный вид сооружения. Затем следовало уточнить, что действие разворачивается именно внутри здания. Для древнерусского художника интерьер имеет один устойчивый признак – темноту. И вот, сделав в стене строения темный проем, мастер рисовал действующих лиц на его фоне. Подобному правилу он следовал неукоснительно. Понятно, что тут не элементарное неумение, а определенная художественная система, где все взаимосвязано. Характерно, например, что темные пятна служат хорошим фоном для руки, поднятой в благословляющем или указующем жесте. Миниатюры Лицевого свода связаны с текстом не только по смыслу. Слегка наклонный каллиграфический полуустав (особого типа почерк) создает ощущение движения, которым наполнены и иллюстрации. Каждая миниатюра, хотя и является «сводом» различных сцен, едина по композиции, по охватывающему ее ритму. Отдельные фигуры людей, пеших и всадников, целые группы воинов ритмично мчатся, ритмично падают. Ритм подчеркивается одинаковостью одежд, сходством лиц и их расположением на одном уровне (причем похожи и фигуры людей, одинаковые по росту). Ритм создается прямыми линиями на одеждах воинов, параллельностью летящих стрел, копий, что несут воины, занесенных над головами мечей и сабель. Он совпадает с ритмом разнообразного палатного письма и лещадных горок. Отдадим, наконец, должное эмоциональной: выразительности миниатюр. Древнерусские художники весьма умело создавали нужное настроение, равномерно располагая многочисленные темные проемы в сценах смерти или сообщая всей композиции известную статичность и застылость в эпизодах с грозными предзнаменованиями. Гибель войска никогда не производит угнетающего впечатления: даже неудачные для наших предков битвы выдержаны в мажорных тонах и темпах. Напротив, известия о гибели русского войска, сцены оплакивания погибших или отпевания: покойных всегда скорбны по композиции и по цветовому строю. В то же время четкий горизонтальный ритм создает впечатление волевого усилия, а вертикальное построение миниатюры говорит о стремлении художника вызвать у зрителя «возвышение духовное». Настроение условно передаются не оттенки эмоций, а лишь главные чувства – торжество, скорбь, страх, смятение, благочестивость...