Эти реформы отражали новые потребности, порожденные ростом империи. Подобная концепция общественной морали позволяла сочетать в английском национальном характере, с одной стороны, законопослушность, а с другой — индивидуализм. Викторианский образ жизни обладал способностью рождать индивидуалистов, которые не бросали вызова общепринятому порядку, но предпочитали отличаться от других людей какими-то специфическими склонностями или безвредными странностями. Эта эксцентричность свидетельствовала о том, что, делая упор на незыблемых правилах поведения, английское общество оставляло некоторую отдушину и для индивидуализма. В целом, следует отметить, что инстинктивные, импульсивные формы поведения расценивались как патология или болезнь, к которым викторианское общество было весьма нетерпимым.
Телесное существование человека — неотъемлемая сторона повседневности. Данный аспект анализа культуры тоже, как правило, не учитывается в тех случаях, когда культура понимается в качестве самоценной духовности, как бы отрицающей и преодолевающей плоть. Однако осознание, познание и обуздание своей телесности — важнейшие моменты развития культуры и одна из наиболее острых проблем в сложном комплексе социокультурных проявлений викторианства. Анализируя литературные, антропологические, психологические исследования в этой области, в частности работу британских исследователей культуры П. Сталибрасса и А. Уайта «Политика и поэтика нарушения», работы М. Мид, Р. Тэннехилла, М. Дуглас, можно представить, как викторианство формирует свои каноны человеческого поведения, устанавливая четкие границы между нормой и патологией человеческого существования, подчеркивая символические принципы и ценности запретами и разрешениями. Воспользуемся понятием «социальное тело», которое вводит в научный оборот известный культурный антрополог М. Дуглас. Оно включает разделяемые коллективные представления о том, в чем нуждается «тело», о сторонах в развитии, которое оно должно проходить, о боли, которую оно в состоянии выносить, а также все те культурные категории, в которых оно воспринимается и которые разлиты в общественном сознании как должное. Викторианская культура подразумевает весьма специфическое «социальное тело» в истории культуры, когда телесность и чувственность были предметом прямой культурной регуляции в крайнем виде, вплоть до жестоких гонений. Мужчины и женщины обязаны были забыть, что у них есть тело. Единственными участками поверхности тела, которые разрешалось открывать в доме, были кисти рук и лицо. Вышедший на улицу мужчина без высокого стоячего воротничка и галстука, женщина без перчаток считались практически обнаженными. Непосредственные импульсы должны были сдерживаться запретами, которые выполняли необходимую социальную функцию: они отделяли высший и средний классы от социальных низов. Однако результатом их введения стало максимальное дистанцирование людей от их телесности и ее проявлений.
По мнению Р. Тэннехилла, викторианское ханжество приводило к высокой женской смертности, потому что все врачи в те времена были мужчинами. Считалось, что заболевшей женщине достойнее умереть, чем позволить врачу-мужчине произвести над ней «постыдные» медицинские манипуляции. Известны описания врачебных кабинетов, оборудованных глухими ширмами с отверстием для одной руки, дабы медик мог пощупать пульс или коснуться лба пациентки для определения жара. Единственное исключение делалось в случае тяжелых родов. Беременная женщина являла собой зрелище, весьма оскорблявшее викторианскую общественную нравственность. Она запиралась в четырех стенах, скрывала «позор» от себя самой с помощью платья особого покроя. В разговоре ни в коем случае нельзя было сказать о женщине, ждущей ребенка, что она pregnant («беременна»), только — in interesting situation или in happy waiting («в интересном положении» или «в счастливом ожидании») [см. об этом: Тэннехилл, 1999]. Лишь сюжеты из античности в искусстве позволяли известным, признанным в обществе живописцам несколько расширить границы столь пуританского отношения к человеческому телу, преодолеть проблему внешней закрытости, обязательной для викторианского «социального тела».
В исследовании викторианского образа жизни особое внимание вызывает гендерная проблематика (анализ гендерной идентичности, дифференциации и стратификации, которая приводит к изменениям в социальной стратификации). В это время именно в Великобритании зарождается феминистское движение, а женский образ жизни становится одной из наиболее острых проблем той эпохи, которая к тому же привела к значительным социокультурным изменениям в XX в. Проблемы женских ценностей и женщины как ценности (а также ее девальвации, т. е. обесценивания) в XIX в. рассмотрены в рамках феминистского проекта в антропологии такими авторами, как О. А. Вайнштейн, М. Мид, Н. В. Новикова, Ш. Ортнер, Г. Рубин, Р. Тэннехилл, Дж. Фаулз, К. Хьюитт.
В этой связи парадоксально мышление самой Виктории, отражающее общую тенденцию эпохи: активно участвуя в чисто мужской сфере деятельности— управлении государством, не принимая в этом советы даже близких родственников (что подчеркивается в ее биографиях), она всячески противится женскому движению (суфражизму), которое появилось и развивалось во время ее правления. По ее мнению, требование женских прав являлось «преступным безрассудством; более того, она советовала “сечь” женщин, которые добивались равноправия, ибо Бог создал мужчину и женщину различными, и каждый из них должен оставаться в собственном положении» [Стрэчи, 1999, 338].
Как утверждает С. Минц, именно в Викторианскую эпоху женщины среднего класса стали считать материнство и домашнее хозяйство наиболее достойным призванием. «И, соответственно, в середине XIX столетия появляется та семья, которую мы называем традиционной. Тогда же появилась современная домашняя архитектура с акцентом на личную жизнь. Это стало возможным только тогда, когда в домах появились прихожие и отдельные спальни» [Meantz, electronic resourse]. Понятие «дом в викторианском стиле» активно используется в современном английском рекламном дискурсе: обладание таким домом выражает следование традиционным семейным ценностям, подчеркивает высокий социальный статус его владельца и определенные черты его личности: жизненный успех и консерватизм [см.: Кочетова, 1999].
Это необычайно емкое по смыслу понятие — «дом» — как раз и выражает соединение вечных ценностей и мира повседневности. Дом как материальная реальность и символическое воплощение семейных ценностей приобретает особое значение в Викторианскую эпоху на всех уровнях общества. Важно было, и как люди строили свои дома, и как располагали их относительно друг друга. Многочисленные и подробные описания домов, их обстановки (так же, как и костюмы, украшения) являются важной характеристикой героев, их нравов и обычаев, их идеалов и проблем в романах писателей-викторианцев — Диккенса, Теккерея, Голсуорси и др.
Традиционная концепция женственности, разработанная во второй половине XIX в., подразумевала, что женщина должна быть своего рода собственностью мужчины, служить украшением его дома, быть «ангелом в доме»— эта метафора из стихотворения Ф. Патмора была широко распространена в Викторианскую эпоху. Вместе с тем отношение к женщине как к «леди» подразумевало рыцарское поведение, которое было закреплено в кодексе викторианского джентльмена. Женщине категорически запрещалось работать, что значительно подавляло многие способности женщин, в том числе и интеллектуальные. Если же она испытывала материальные затруднения, то ее должны были поддерживать другие члены общества. Она сама могла ничего не делать для этого, за исключением того, чтобы принимать с благодарностью то, что ей предлагалось. В каждом викторианском романе обязательно присутствовала благодарная и благородная по происхождению бедная родственница.
К. Хьюитт подчеркивает, что единственной альтернативой для женщины была роль гувернантки, но это в большинстве случаев означало, что впредь женщина будет исключена из социальной жизни: гувернантка обычно не могла проводить свое свободное время вместе с семьей, в которой она работала, но из-за своего положения не могла общаться наравне и со слугами. Это «пограничное» положение приводило к социальной изоляции, выдержать которую было достаточно сложно. Одиночество и соответствующий страх перед такой судьбой, своего рода общественным заточением, были настолько сильны, что девушки предпочитали уехать за границу (отсюда, кстати, множество английских гувернанток в России) [Hewitt, 1997].
Несмотря на неравное положение женщин, «английскость» является неотъемлемой характеристикой и для леди. Главные ценностные ориентации в повседневной нравственной культуре женщин средних классов — это искренность, естественность, скромность. Не презирая никого открыто, она должна была чувствовать нежную жалость к неудачливому человеку, или более низшему по своему положению, или к «неосведомленному». В то же самое время она несла в себе невинность и добросердечность, которые разоружали недоброжелательность и приносили ей всеобщее уважение и любовь. Манеры истинной леди на улице регламентируются рамками викторианской повседневной культуры достаточно строго: как и в доме, она скромна, осторожна, добра и требует соответствующего обращения. Она всегда несет с собой благоприятную атмосферу, которая привлекает всех и делает общение с ней непринужденным.