В соответствии с основными, векторными этапами в истории РПЦ (в данном случае мы дистанцируемся от дискуссий в богословской науке о периодизации церковной истории) выделим, с целью определения и систематизации некоторых «сквозных» проблем и идей, которые можно отнести к тематике богословия культуры, период до реформы церкви Петра I, синодальный, советский и постсоветский периоды.
Положительное решение вопроса о начальных духовных школах, возникновение которых связано с деятельностью князя Владимира вслед за принятием христианства на Руси, обосновано в монографии С. И. Миропольского, профессора Харьковской духовной семинарии, члена-ревизора учебного комитета при Святейшем синоде с 1872 г. «Очерк истории церковно-приходской школы». «Строго держась летописных свидетельств, — писал он, — следует положительно признать, что наши древние училища представляли элементарную школу, общеобразовательную церковного характера, или просто церковно-приходскую школу, тип, который сохранился от древних времен до наших дней, и, что всего замечательнее, сохранился же потому, что он как возник, так оставался всегда при церкви в приходе» 17 .
Духовное просвещение рассматривалось в качестве отдельного тематического раздела в каждом периоде истории РПЦ митрополитом Макарием (Булгаковым) 18 . Духовное просвещение воспринималось им и в более широком, культурном смысле — как совокупный процесс «…внутренней и внешней деятельности людей, нацеленных на утверждение в жизни христиан-ских начал» 19 . Тема духовного смысла христианской, в отличие от языческой, мудрости была впервые обозначена в «Слове о законе и благодати» митрополитом Илларионом, продолжена и развита Кириллом Туровским, Климентом Смолятичем, другими выдающимися представителями богословской литературы на Руси 20 .
Игумен Иннокентий (Павлов), признавая важность рассмотрения истории богословского образования в связи с историей богословской науки 21 , в то же время приходит к выводу, что история богословской мысли «…не может быть сводима к истории богословского образования или же к истории богословской науки, каким бы то в то или иное время не было бы тесным их переплетение» 22 . И далее: «…духовное просвещение хотя и связано с богословской мыслью, как во многом пользующееся результатами последней, так и являясь порой стимулом к ее развитию, все же представляет отдельный предмет изучения, будучи по отношению к ней лишь внешним моментом» 23 .
Во второй главе своей работы, подготовленной во многом в связи с разработкой спецкурса в рамках истории Русской церкви еще в Ленинградской духовной академии, имеющей название «Памятники русской богословской мысли. Вопрос об источниках», игумен Иннокентий рассматривает весь объем памятников оригинальной и переводной древнерусской церковной литературы. Функции культурного посредника в процессе усвоения переводных патристических сочинений в XI–XIII вв. на Руси выполняла учительная литература 24 . В качестве жанров, оказывавших воздействие на народную религиозность, Павлов рассматривает хождения и сказания 25 . Церковно-исторические функции выполняли и летописи 26 . В XV–XVI вв. развиваются публицистика 27 , полемическая литература, существовавшая еще в Киевской Руси 28 .
Вариант расширенного, с учетом культурных реалий, рассмотрения жанров древнерусской церковной письменности характерен для Г. П. Федотова и Г. Подскальски 29 . «Подразделение литературы на жанровые разновидности (гомилетика, агиография, аскетика, догматика и полемика, канонистика, хождения или паломничества, хронистика, литургические сочинения, а также сборники и анонимные либо псевдоэпиграфические произведения и проч.) помогает не только продемонстрировать сложность жанровой природы многих сочинений… но и выявить характерные лакуны применительно к догматике, экзегезе, мистике, гимнографии», — писал Г. Подскальски 30 . Не в последней степени такое основание для классификации было связано с рассмотрением древнерусской литературы преимущественно с богословской точки зрения 31 .
По мнению Г. Подскальски, особенности древнерусского богословия не в содержании, а в структуре 32 . Отсутствие классической образованности соответственно обусловливает «…полное отсутствие в оригинальной древнерусской литературе таких фундаментальных жанров, как догматический и экзегетический» 33 . В результате этого вакуума «монопольными» жанрами на Руси становятся гомилетика и агиография 34 . Позволим себе не во всем согласиться с данной позицией. С одной стороны, Г. Подскальски пишет об отсутствии необходимости в полемике с богословскими ересями в Киев-ской Руси, с другой — что значительное место в учительной литературе Древней Руси занимает тема «двоеверия» 35 , что предполагает полемический тон.
Публицистичность и полемика — признаки апологетической литературы. В свою очередь, апологетика исторически и содержательно связана с экзегезой, что в совокупности образуют генетические основания для формирования догматики. В тот исторический момент, когда вся структура богословия еще не сложилась, элементы экзегезы и догматики могут входить в содержание апологетической литературы. Исследование с историко-культурных позиций Нового Завета позволяет обнаружить в нем разные богословские подходы к решению целого комплекса проблем как преимущественно религиозного содержания, так и в связи с существованием христианства в античной культуре. С. А. Иванов говорит о первоначальном отсутствии мотива обращения к язычникам в проповеди Христа. «Лишь когда Иисус понял, — пишет он, — что Израиль отверг новое учение, его взоры обратились к язычникам» 36 .
Исследование «массового» религиозного сознания Г. П. Федотов определял как наиболее репрезентативную возможность для представления особенностей средневековой духовной культуры. «В таком обществе, — писал он, — как Древняя Русь, — не имевшем своего богословия и сохранившем без изменений чин литургии и молитвы, заимствованные из Византии, богословие и литургика практически бесполезны как исторические источники для исследователя русского религиозного сознания» 37 .
Богословская литература Древней Руси рассматривается одновременно по «ведомствам» нескольких наук — философии, истории, литературы. Это объяснимо общими особенностями средневековой культуры. Ее вертикальная структура, в отличие от современной культуры, обладает внутренним единством, что вызывает трудности отделения одного явления от другого, проведения разграничительных линий. Так, например, если сравнить типологии жанров литературы Древней Руси в литературоведении и традиционные разделы богословской науки (и соответственно исследования богословского наследия в этот период), можно обнаружить сходные проблемы, связанные с рассмотрением одного и того же автора (или же разных его сочинений) по какому-либо одному типологическому признаку или «разряду».
Приоритет в обозначении особого значения системы жанров в литературе принадлежит Д. С. Лихачеву. Именно с его именем связывают введение в научный оборот этого понятия 38 . «Жанры, — писал он, — находятся между собой в определенном, отнюдь не случайном соотношении… жанры выделялись в древнеславянских литературах по несколько иным признакам, чем в новой литературе. Главным было употребление жанра, та “практическая цель”, для которой предназначался жанр… При всей многочисленности жанров все они находятся в своеобразном иерархическом подчинении друг у друга. Литература своим жанровым строением как бы повторяет строение феодального общества с его системой вассалитета-сюзеринитета» 39 .
В средневековой литературе Древней Руси происходит восприятие системы жанров церковной письменности 40 . Верхний уровень в этой иерархии принадлежал Священному Писанию, следующие — гимнографии и «словам», связанным «…с толкованиями “писания”, разъяснениями смысла празд-ников» 41 . Далее следовала агиография. Для специалистов в области литературоведения и филологии более приемлемы суждения о смешанном характере средневековой литературы, о существовании в ней не только духовных, но и мирских сочинений 42 . Трудности категорического определения круга источников для раскрытия богословского подхода к рассматриваемой проблеме остаются. Феномен целостности средневековой культуры, в частности, отчетливым образом проявляется в особенностях взаимодействия средневековой литературы и фольклора 43 . В этой ситуации сословная и жанровая определенность иногда не могут быть критерием для богословской типологии сочинения (в качестве примеров обычно приводят «Моление» Даниила Заточника, феномен летописи).
Теоретик проповеди в XIX в. Н. Барсов определяет особенность древнерусской богословской литературы следующим образом: «По нашему мн?нию, большинство памятниковъ древнерусской духовно-учительной литературы, принадлежащихъ совершенно различнымъ лицамъ, что касается такъ называемого слога, им?ют характеръ, такъ сказать, стереотипный. …Общiя большинству древнихъ русскихъ духовныхъ писателей черты: отсутствiе методической правильности и стройности въ расположенiи мыслей, которое у нихъ всец?ло обусловливается непосредственной ассоцiацией идей…» 44
Перевод Священного Писания и литургии на национальные языки оценивается как благоприятное для развития богословской культуры условие (на Востоке и Балканах, а затем и в Древней Руси тонкости догмата и обряда были в центре общественного интереса и внимания).