Изучение культуры в России в последней трети ХVIII-первой трети ХIХ в. складывалось под влиянием основных тенденций европейской просветительской мысли. Оно не было полностью подражательным. Известно, например, что ряд текстов и идей руссоистского толка появлялись в работах отечественных мыслителей независимо от работ Руссо. "Письмо об искусстве", написанное Д. А. Голицыным для Академии художеств, открытой в Петербурге в 1755 г., по характеру поставленных вопросов и по подходу к их решению было близким к трактату Д. Дидро "Опыт о живописи", а тексты европейских и американских авторов служили их российским интерпретаторам поводом для размышлений, выходившим далеко за рамки комментируемых сюжетов. Достаточно долго, тем не менее, подход российских писателей и исследователей к проблемам культуры не отличался особой оригинальностью. До поры до времени "образованное дворянство" - российские интеллектуалы, получавшие образование на западный манер и вовлеченные в общеевропейское культурное движение, - не нуждалось в самостоятельном осмыслении такого феномена, как культура. Само это слово входило в практику интеллектуальной жизни России постепенно, через осмысление понятий, его составляющих. Необходимость в самостоятельном взгляде на культуру стала ощущаться в связи с возросшей потребностью осмысления применимости исторического опыта других европейских стран в условиях России. А воспринимался этот опыт далеко не однозначно. С одной стороны, осознавалась необходимость кардинальных социальных перемен и европеизации России. С другой, всё большую остроту стал приобретать вопрос о цене преобразований. Впервые он был поставлен радикальностью петровских преобразований, позже вновь привлек к себе внимание образованного общества с началом работы Уложенной комиссии 1767-1768 гг. А со времен якобинской диктатуры и на долгие времена перед глазами мыслящих россиян замаячили призраки европейской цивилизации, от которых им хотелось бы оградить собственную страну и свой народ: призраки кровавого революционного террора и "язвы пролетарства".
Взаимоотношение интеллектуальной истории России с идеями Просвещения довольно сложно. Становление отечественной исторической науки, формирование политической доктрины абсолютизма, развитие законодательства и системы народного образования, театра и изобразительного искусства - все эти столь разнородные явления в российской жизни того времени были в той или иной мере связаны с идеями просветительской философии. Российская культура последней трети ХVIII-первой трети ХIХ в. в ее профессионализированной части была результатом осмысления просветительских идей.
Тяготение частных лиц к идеям Просвещения и их практическому осуществлению нередко совпадало в России со встречным движением государства. Потребность в европеизации осознавалась на государственном уровне как геополитическая задача, и именно монархия нередко становилась инициатором распространения просветительских идей. Государство в лице своих монархов и госучереждений способствовало распространению идей Просвещения и либерализма, придавая некоторым из них институциональные формы. Иногда государство выпускало опасные идеи из-под своего контроля, и тогда вся мощь государственной машины обрушивалась на подавление инакомыслия. Так было с Н. И. Новиковым и А. Н. Радищевым в конце XVIII в., В. Ф.Раевским, декабристами и А. И. Полежаевым в первые десятилетия XIX столетия. В целом же российская монархия была восприимчивой ко всем новшествам, которые она считала полезными, и использовала идеи, по своей сути ориентированные на буржуазное общество, для создания более совершенных форм государственной машины и административного контроля.
Далеко не все идеи радикального французского Просвещения оказались приемлемыми для российского образованного сословия. Бинарность русской культуры, столь часто отмечаемая современными авторами, способствовала быстрому осознанию противоположности интересов частных лиц и государства. Противоположность проявилась в тяготении лиц из образованного сословия к самым умеренным юридическим идеям и самым радикальным представлениям о строении общества, в популярности идеи необходимости государства всеобщего благоденствия и непопулярности представлений о человеке как биологической машине. Даже попытки дополнить материалистические идеи о развитии природы мистической трактовкой сущности человеческой личности были явлением чисто российским.
По сумме идей, находившихся в фокусе дискуссий и ученых трудов, русские авторы в конечном итоге оказывались ближе к традициям немецкой науки, чем к идеям французских просветителей. Немалую роль сыграли в этом и литературные связи, и деятельность Петербургской Академии наук с ее приглашенными учеными-академиками, и обучение российских студентов в немецких университетах (особо популярными были вольнолюбивые Геттингенский и Гейдельбергский университеты, а учились больше в более академических университетах Берлина и Йены), и то, что у истоков изучения книжной культуры рубежа веков оказался Ф. П. Аделунг (1768-1843), историк и библиограф, ставший в 1809 г. членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. Ф. П. Аделунг был автором первого исследования по книжной статистике в России и составителем библиографии записок иностранцев о России. Книжная статистика не случайно стала одним из первых объектов специального анализа. Культура чтения была необыкновенно важна для образованного сословия. Она, по сути, задавала стиль жизни.
Как и в странах просветительской культуры, в России осмысление культуры как объекта изучения проходило в смешанной форме. Художественное творчество играло в этом процессе роль моделирующего фактора. Эстетическое осмысление изображаемых черт и явлений культуры выполняло функции теории культуры. История становилась полем приложения сделанных открытий.
Катализатором развития представлений о культуре в России стала необходимость осмысления национальной природы российского общества. Эта потребность стала первостепенной после войн с Наполеоном, заграничных походов русской армии и превращения России в гаранта сохранения status quo в Европе.
В осмыслении просветительских идей в России большую роль сыграли не только переводная литература, но и перевод-ческая деятельность образованного дворянства.
Переводами занимались все интеллектуалы, оставившие заметный след в отечественной культуре того времени. Искусству перевода обучали специально. Переводы были неотъемлемой частью российской частной библиотеки, в которой печатная книга соседствовала с рукописной. Последняя в 60-90-х гг. XVIII в. преобладала. Значительное число рукописей составляли именно переводные произведения.
Сами переводчики часто писали о том, что их работа не была механической. В основе перевода лежала мысль о необходимости переосмысления передаваемых текстов. Переводы помогали создать понятийно-терминологический ряд, потребный для описания явлений политики, социологии и культуры. Так, например, слово "фантазия" впервые появилось в "Московском журнале" за 1791 г. в рецензии Карамзина на книгу К.-Ф. Морица "Богоучение, или баснословные повествования древних". И тут же издатель счел нужным заметить: "Сие Греческое слово принято во все языки, и мы смело можем употреблять его и в прозе и в стихах". Год спустя, переводя фрагмент той же книги, Н. М. Карамзин вновь обращается к понравившемуся слову. На этот раз он объясняет значение нового термина и его соотношение с привычным русскому слуху словом "вымыслы".
Переводимый оригинал часто использовался как источник ассоциаций, помогавший лучше описать российские реалии или изучаемые явления. Переводчик становился фактически автором текста. Позже В. Ф. Одоевского, И. В. Киреевского и П. Я. Чаадаева современники назовут "переводчиками идей". В отношении к тексту они были продолжателями сложившейся русской школы переводческого искусства нового времени.
С традициями перевода связана и эволюция отношения к самому понятию "культура". В произведениях французских, английских и немецких авторов слово фигурирует с середины XVIII столетия, но как заимствованное. В соответствии с просветительской традицией, слово "культура" с латинского переводилось как образование, воспитание. В русских переводах термин, созданный на основе латыни, долгое время отсутствует. Передается его содержание. В русском тексте термином становится понятие, и оно переводится не с латыни, а с основного языка переводимого произведения. Переводится как Просвещение (нередко с большой буквы).
Просвещение мыслилось как основа государственного строительства. В качестве компонентов Просвещения рассматривались законотворческая деятельность, создание социальных и политических институтов, образование, архитектура, искусство и музыкальное творчество. Это - признаки культуры, ее мерило и инструменты воздействия на умы и сердца (т. е., на общественное мнение и нравственность). Просвещение (образование), науки и искусства, литература и поэзия - вот объекты внимания авторов, описывавших культуру. Обобщающую роль, позже принятую термином "куль-тура", в этом ряду играло понятие Просвещения.
Законотворчество мыслилось как деятельность государственной важности. К ней тяготели даже люди, не помышлявшие о политической карьере. Размышления над законами, потребными государству, рождали практику свободомыслия. Укреплению практики свободомыслия способствовали созыв екатерининской Уло-женной комиссии из выборных депутатов и жалованные грамоты, дававшие сословиям доступ (правда, весьма ограниченный, а иногда и просто иллюзорный) к решению политических и административных вопросов. Уже в первой трети XIX столетия, принцип выборности принимается частью россиян как неотъемлемое качество политической жизни цивилизованного общества.