Если с одной стороны стояли люди искусства, оставлявшие записи в «Собачьей книге», то с другой — простодушные «фармацевты», которые по словам Г. Иванова, «заплатили по три рубля за вход и во все глаза смотрят на «богему».98 Согласно многим очевидцам жизни в «Собаке», «фармацевты» не были в кабаре с самого начала (выше мы уже говорили об этом), а появились лишь через полтора года после открытия, судя по всему, как мера вынужденная, цель которой — сохранение кабаре. Однако, Л. Тихвинская видит в этом закономерное развитие такого заведения, как арт-кабаре, поскольку большинство предыдущих опытов такого рода не только в России, но и в Европе в своем развитии проходило стадии, похожие на «Собачьи»: открытие и существование в первое время только для «своих», затем пропуск посетителей со стороны, как бы они не именовались, увеличение числа посторонних и уход организаторов и прежних постоянных посетителей из «богемной» среды и, наконец, закрытие. Хотя по нашему мнению, если и верна подобная теория эволюции кабаре, тем не мене в каждом конкретном случае есть свои особые обстоятельства, в том числе и закрытия.
Но присутствие в «Бродячей собаке» «фармацевтов» некоторых завсегдатаев кабаре не только не смутило, но и подтолкнуло к новому изобретению — «издевательств» над посторонними. Таким был поэт Тиняков, отличавшийся постоянным состоянием нетрезвости и буйным нравом. "Мимо них (господина и дамы — «фармацевтов» — В. Р.) неверной походкой проходил Тиняков.
Останавливается. Уставляется мутным взглядом. Садится за их стол, не спрашивая. Берет стакан дамы, наливает вина, пьет.
«Фармацевты» удивлены, но не протестуют. «Богемные нравы… Даже интересно…»
Тиняков наливает еще вина. «Стихи прочту, хотите?»
«…Богемные нравы… Поэт… Как интересно… Да, пожалуйста, прочтите, мы так рады…»
Икая, Тиняков читает: «Любо мне, плевку-плевочку <…>».
— Ну что… Нравится? — Как же, очень! — А вы поняли? Что же вы поняли? Ну, своими словами расскажите…
Господин мнется. — Ну… Эти стихи… Вы говорите… Что вы плевок и… Страшный удар кулаком по столу. Бутылка летит на пол. Дама вскакивает, перепуганная насмерть. Тиняков диким голосом кричит:
— А!.. Я плевок!.. Я плевок!... А ты…»99
Следует, правда, оговорится, что это единственной случай такого рода, сохранившийся в памяти посетителей «Собаки». Но над посторонними «издевались» и иными способами: это и выступления Маяковского, заканчивавшиеся, как правило, скандалом; и одевание гостей в колпаки, и даже, по некоторым сведениям, включение в их счет в буфете и расходов богемы.100 Нельзя забывать и того, что для многих «Бродячая собака» без «фармацевтов» не представлялась вообще, поскольку посторонние выступали некоторым противовесом артистической среде, стимулировавшим ее к еще большей творческой активности в подвале.
Период существования «Собаки» пришелся на переломное время в Российской истории. Новый революционный подъем в это время сменился шовинистическими настроениями в начале Первой мировой войны и подавленным настроением, безысходностью в 1915 г. И политика также, несмотря на закрытость «подвала» от внешней жизни, иногда проникала в кабаре, хотя и не становилась обыденным явлением: «Узнав от приехавшего прямо из Государственной думы депутата о смене министерства, молодые танцоры императорского балета, Федя Шерер и Бобиш Романов, втащив на подмостки бревно, уносили его прочь, изображая отставку Коковцева, и снова водружали тот же чурбан, инсценирую по требованию присутствующих назначение премьером Горемыкина: клубами морозного воздуха врывалась политика в пьяный туман подвала».101
С последней фразой Б. Лившица врывается и еще одна тема, наверное, самая спорная в истории «Собаки». «Пьяный туман подвала»… был ли он вообще? А может быть, лишь он и был, а никакого творчества, игры живого воображения не было? Споры по этому поводу начались еще со времен существования «Собаки».
Известно, что газеты не скупились на обвинения в «развратной обстановке» кабаре, особенно после скандалов Маяковского. Но журналисты многого не знали, в то время как посетители «Собаки» видели всю подоплеку богемной жизни, и описали ее в своих воспоминаниях, правда, с искажениями, и иногда серьезными. Между посетителями кабаре уже через много лет после закрытия «подвала» разгорелся заочный спор. Одним из первых в защиту «Бродячей собаки» выступил В. Маяковский, стремившийся восстановить доброе имя «подвала»: «Богема — это было общество изысканно-остроумных людей, и ходили туда отнюдь не пьянствовать».102
Пожалуй, самые отрицательные в отношении «нравов» кабаре воспоминания оставил Г. Иванов. В них «Бродячую собаку» иначе как сборищем поэтов-пьяниц не назвать, а картины поздней ночи или, вернее, раннего утра, в «Собаке» автор рисует соответствующие: «Четыре-пять часов утра. Табачный дым, пустые бутылки. <…> Мало кто сидит за столиками посредине зала. Больше по углам…»103 Отзыв А. Ахматовой на эти воспоминания мы уже приводили. Для нее «Бродячая собака» запомнилась другим — той атмосферой «литературной шутки» и одновременно ощущения своего «бражничества», но не в смысле пьянства и разгула, для Ахматовой это образ людей искусства, не подчиняющихся «общепринятым» нормам, а живущих своей жизнью в своем мире.
Б. Пронин также отстаивал честь своего детища, уже спустя годы после закрытия кабаре: «В «Собаке» нравы были застенчивые, оргий и связанных с ними гадостей не было. <…> Сюда привлекали разговоры, споры…»104
Теперь сложно судить, кто из них был прав. Возможно имели место и разговоры, споры, и пьянство, но только в разное время и среди разных людей. И, если в кругу акмеистов до войны ничего подобного и быть не могло, то с началом войны, в силу описанных в главе 1 причин, и пьянство, и разгул появились сами собой, да и, наверное, не только в кабаре, но и по всей стране среди людей, которые не были способны спокойно воспринимать происходившую трагедию.
Мы рассмотрели самую важную и наиболее значимую деталь кабаре «Бродячая собака» — ее функционирование, включающее программы, правила поведения и друзей «подвала». Безусловно, это далеко не все, что можно было бы сказать, и, конечно, это лишь малая часть из описания того, что было на самом деле, но еще не изучено. Исследовать жизнь «Собаки» — это не самая трудная задача, ведь в многочисленных воспоминаниях ее современников, опубликованных и не опубликованных, речь чаще всего идет именно о программах, гостях, событиях. И хотя сегодня существует еще очень много вопросов в этой теме, все более проясняется, всплывает из глубины времен, демонстрируя жизнь, настоящую жизнь того круга людей, который именуют богемой.
ЗАКРЫТИЕ КАБАРЕ. ПРИЧИНЫ ЗАКРЫТИЯ
«Подвал общества интимного театра» был закрыт 3 марта 1915 г. С. Судейкин с горечью вспоминал об этом эпизоде: «…Только не осенью нас зарезали, а ранней холодной весной. С утра шатаясь по городу, мы пришли в «Бродячую собаку» — Маяковский, Радаков, Гумилев, Толстой и я.105 Была война… Карманы пучило от наменянного серебра. Мы сели в шляпах и пальто за круглый стол играть в карты. Четыре медведеподобных, валенковых, обашлыченных городовых с селедками под левой рукой, сопровождаемые тулупным дворником с бляхой, вошли в незапертые двери и заявили, что Общество интимного театра закрывается за недозволенную карточную игру. Так «Бродячая собака» скончалась».106
Это же событие подробно рассматривается в статье «Программы «Бродячей собаки»: «Закрытие «Бродячей собаки» по распоряжению градоначальника было мотивировано обнаружением незаконной продажи вина. <…> В печати закрытие ставили в связь с инцидентами во время футуристических вечеров. Пронин вспоминал о том, что последовало за распоряжением градоначальника: «Потом нас одолели долги и нас позорно описали, надо было внести какую-то микроскопическую сумму, но мы были настолько растеряны, что нас продали с молотка, совсем как в оперетке. Был вынесен стол, стучали молотком, и то, что теперь называется «барахло», было продано за 37 тысяч рублей. <…> Мой приятель Виктор Крушинский (он был директором большого завода) заплатил 37000 и спас доброе имя «Собаки» и мое».107