Иными словами, инвенция - в качестве раздела риторики - всерьез озабочена тем, чтобы говорящий строил сообщение с учетом законов таксономии. Только таким образом и может гарантироваться "предметная чистота" высказываний.
§ 3. Топика
Требования к сообщению по части таксономии, предъявляемые инвенцией, отнюдь не были чрезмерными. Однако легко почувствовать, что удовлетворить эти требования не в каждом случае возможно: в конце концов мы делаем сообщения не только по поводу предметов нашего индивидуального интереса (даже если предположить, что по поводу этих предметов у нас не возникнет таксономических сложностей), но и по поводу предметов, "навязываемых" нам извне.
Риторике были хорошо известны случаи "заказных" речей, или сообщений на заданную тему. К сожалению, уже в те времена говорящие не могли позволить себе ограничиться лишь тем кругом сообщений, которые реферируют к предметам их индивидуального интереса: от них требовались (и чуть ли не в основном) сообщения на общественно интересные темы.
Естественно, что в такой ситуации говорящий далеко не всегда мог рассчитывать на то, что он в состоянии "легко справиться" с любой из заказываемых ему общественно интересных тем. Навыки обращения с разнохарактерным материалом, конечно, постепенно вырабатывались, однако без помощи "внешних подпор" в ряде случаев было довольно трудно обойтись.
Функции таких внешних подпор и выполняли топосы.
Топос (греч. topos - место, ср.: топография). Родовое понятие - топика, совокупность топосов (1) или наука о топосах (2).
Впрочем, понять, что такое "топос", руководствуясь исключительно исходным значением этого слова, довольно трудно. Ситуацию проясняет обращение к латинскому эквиваленту греческого слова. Римляне называли топосы "loci", или "loci communes" - общие места.
В таком виде топосы оказываются чуть менее загадочным явлением, особенно если вспомнить, что в русскоязычном словоупотреблении существует понятие общего места. Так, давая невысокую оценку сообщению коллеги, я могу позволить себе замечание в том духе, что я, допустим, не узнал из этого сообщения ничего нового, поскольку речь говорящего целиком состояла из "общих мест". В этом случае я характеризую прозвучавшее сообщение, как сообщение, содержащее в себе только то, что известно всем (или только то, о чем "все говорят").
Именно наблюдения за тем, что "все говорят", привело в современности к одному из наиболее распространенных методов обучения иностранному языку. Метод этот называется "ситуативным" и пользуется таким многим известным понятием, как топик. Топиками называются стандартные типы речевых ситуаций, в которых наиболее вероятно попадает говорящий и в которых от него требуется не знание языка вообще, но знание конкретных языковых оборота используемых при речевом контакте данного типа.
В результате, даже не зная иностранного языка, ловкие "говорители" производят впечатление знающих язык, заучив наизусть сотню-другую клише и смело повторяя их в пригодных для них ситуациях (всем нам хорошо знакомы названия наиболее типичных топиков: "На почте", "На таможне", "В аптеке", "В отделе готового платья", "У парикмахера" и т. д.). Впрочем, аборигенов это чаще всего даже умиляет.
На примере этих современных "топосов" хорошо видно, в чем преимущество топосов как таковых: они не требуют глубоких знаний. То же, чего они требуют, - это известная маневренность говорящего, то есть умение, опознав тип речевой ситуации, быстро приспособить схему к условиям речевого контакта.
В античности наблюдения за тем, о чем (или что) "все говорят", также закончилось созданием большого количества похожих схем, наиболее употребительных в речи. Схемы эти, подобно сегодняшним топикам, рассматривались как многократно опробованные, а стало быть, удобные и легче всего приводящие к желаемому результату. Отсюда следует, что вопрос "оригинальности" не всегда был первоочередным вопросом в классической риторике.
Современные представления о том, что "оригинально" значит "хорошо", представления, которые, в общем-то, кажутся нам вполне обоснованными! - находятся, таким образом, в некотором конфликте с установками риторики' (в частности, инвенции). Между прочим, в наши дни наука (прежде всего теория информации) уже отказывается от принципа "оригинально - есть хорошо", который в ненаучных кругах все еще продолжает широко исповедоваться.
Так, было отмечено, что для того, чтобы сообщение вообще воспринималось, оно не может представлять собой целиком "оригинального" речевого построения. В любом сообщении, предполагающем слушателя (а сообщений, не предполагающих слушателя, не существует)[28], необходима строгая пропорциональность между "оригинальным" и "общеизвестным", причем именно общеизвестное гарантирует понимание оригинального.
Эту закономерность, впоследствии хорошо описанную в научной литературе, уловила и риторика. Именно в свете данной закономерности следует воспринимать топосы - тогда они перестают казаться нетворческим балластом, но вполне могут быть рассмотрены, позитивно. Позитивное же их рассмотрение предполагает отношение к ним как к своего рода "рамкам", в которые могло быть вписано нужное говорящему "оригинальное" содержание.
Вообще говоря, полезная роль "рамки" даже сегодняшней наукой описана еще не вполне внятно и подробно. Тем не менее очевидно, что рамка в большом количестве случаев служит своего рода контейнером для хранения информации, которая, при отсутствии рамки, могла бы просто утратиться, "распылясь" во времени и пространстве. Рамка держит сведения, у которых иначе нет возможности "ощущать себя" как целое, Поэтому именно топосам, может быть, мы и обязаны тем, что информация из области риторики (например, в виде речей известных ораторов) оказалась сохранена.
Однако такой исторический взгляд на топосы, вероятно, все же не был присущ риторике, рассматривавшей (по свидетельствам документов) топосы лишь как удобные схемы, в которые можно было вписывать .каждую очередную речь. Фактически топосы и представляли собой более или менее развернутые рекомендации касательно того, как "подступиться" к предмету, то есть - подобно таксономическим схемам - выполняли роль вспомогательных средств, облегчающих процесс инвенции. И, опять же подобно таксономическим схемам, могли стоять "за кадром": с точки зрения знатоков риторики, на топосы следовало ориентироваться, но совсем не вменялось в обязанность их использовать.
Чтобы понять этот механизм "ориентации на топос", можно представить себе Целый ряд аналогичных ситуаций из области повседневной речевой практики.
Мы наиболее легко чувствуем себя в речевых ситуациях, которые хорошо известны нам и даже, может быть, воспринимаются как своего рода "речевые жанры", то есть знакомые нам модели наиболее частотно проигрываемых речевых сценариев. Так, едва ли кого-нибудь из нас поставят в тупик такие модели речевых взаимодействий, как "прием гостей" (гости должны быть совсем уж "выпадающими из обоймы", чтобы у нас возникли какие-то затруднения на их счет!), "покупка товаров" (в магазине, на рынке, "с рук"), "посещение врача", "посещение больного", "поздравления по случаю юбилея" и др.
В речевых ситуациях такого рода мы неоднократно бывали и следуем соответствующим "моделям", практически не задумываясь о том, что время от времени от нас и здесь может потребоваться некоторая доля творческой фантазии. Например, тексты наших поздравлений хоть и с юбилеем часто сильно выиграли бы, не рассматривай мы "поздравление по случаю юбилея" как речевой жанр.
Однако рядом с этими речевыми ситуациями существует и небольшое, как правило, количество других ситуаций. Вот они-то действительно могут вызывать у нас серьезные затруднения. Каждому знакомо ощущение неловкости перед неизвестным типом речевого взаимодействия. Неловкость эта может оказаться настолько большой, что человек, прекрасно владеющий даром слова, чувствует себя совершенно парализованным тогда, когда от него требуется неведомая для него речевая стратегия.
В подобных случаях наиболее "нервные" из нас начинают даже разыскивать друзей и знакомых, которые могли бы поделиться с ними представлениями о пережитых ими ''прецедентах". Вопросы типа "Что бы ты сказал на моем месте?", "Как, с твоей точки зрения, мне нужно говорить с ним?", "Знаешь ли ты, что обычно говорят в подобных случаях?" и т. п. представляют собой свидетельства растерянности перед неизвестными моделями речевого взаимодействия.
То, с просьбой о чем мы в таких обстоятельствах обращаемся к друзьям и знакомым, и есть топосы: мы ищем отсутствующий в нашем речевом опыте топос, который, может быть, известен кому-либо из нашего окружения. "Поделиться" же топосом как раз и означает рассказать о том, что говорят" в соответствующих ситуациях или какого рода "общие места" могут быть приложимы к речевому контакту нужного нам типа.
Разумеется, я не посоветую приятелю, впервые самостоятельно устраивающемуся на работу, в ходе разговора с будущим начальником бесстыдно эксплуатировать средства речевой саморекламы, с одной стороны, или замалчивать "выигрышные" эпизоды автобиографии - с другой. Я опишу ему данную речевую ситуацию как ситуацию, предполагающую довольно трудную для исполнения модель взаимодействия, и, может быть, даже дам советы, касающиеся того, каким образом деликатно обозначить в собственной речи некоторые аспекты автобиографии, интерес к которым со стороны собеседника следует стимулировать.