Предположим две крайности понимания Письма Татьяны к Онегину. На одном краю положим наивное понимание Письма как описания единичного случая, имевшего место в теперь уже давнюю, а для первых читателей – им современную, эпоху. На противоположном краю – тоже наивное понимание Письма как небылицы – истории любви, которой быть не могло. Оба случая могут быть описаны как два разных восприятия Письма: в ходе чтения предположительные читатели по-разному соотнесли его содержание с собственным опытом.
Размещение нового содержания среди элементов собственного опыта и установление связей между ними можно считать основной целью чтения. Вопрос понимания текста, следовательно, можно переформулировать так: в каком качестве прочитываемое содержание усваивается читателем, размещается среди существующих элементов его опыта? Всегда в одном и том же, или в разных?
Пушкинское Письмо Татьяны к Онегину является завершенным во всех деталях и зафиксированным текстом, оно может провоцировать скорее сходство, но не различия в читательских восприятиях. И если его содержание все-таки приобретает различные качества в умах читателей, то это зависит от разнообразия ситуаций восприятия, которые всегда уникальны и в принципе непредсказуемы. Переменным условием понимания текста является читательская деятельность, поскольку ее состав и протекание зависит от обстоятельств и личности читателя. Вслед за ней каждый раз уникальным является и то свойство, которое обретает стабильный текст в конкретной ситуации восприятия. Это ситуационно обретенное свойство мы и называем смыслом (содержания) данного текста. В вышеприведенных примерах мы указали на два противоположных смысла, который мог бы породить один и тот же текст у различных читателей в различных ситуациях восприятия.
Оба приведенных примера определены нами как наивные потому, что иллюстрируют собою крайнюю степень неполноты восприятия текста. В обоих случаях, мы имеем, в сущности, результаты неумелого чтения, при котором читатель остается максимально независимым от авторской воли. Искушенный читатель стремится к диалогу с автором. Он видит в содержании Письма не только «историю любви» юной девушки, но и «послание» Пушкина, выраженное, в частности, художественной организацией самого Письма. Форма Письма, построенная на драматическом различении, сближении и разрыве двух планов содержания – «возможного» и «реального»[2] – организует восприятие читателем любовной драмы Татьяны.
Автор, давая слово своему персонажу, не оставляет читателя наедине с ним. Он взывает к тем элементам читательского опыта, которые осветят монолог Татьяны нужным светом. Иными словами, автор стремится предопределить смысл, который приобретет Письмо в сознании читателя. Конкретный результат зависит от всего состава ситуации чтения.
VI.
Повторяющиеся, часто воспроизводимые смыслы закрепляются в общественном сознании значениями. В русской культуре продолжительное время удерживалось представление о значении Письма Татьяны к Онегину, сформулированное критиком Виссарионом Белинским. Миллионы советских людей в школе усваивали мнение Белинского о значении романа «Евгений Онегин», в том числе о значении образа Татьяны Лариной у Пушкина: «он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину». Но то, что было читательским открытием Белинского, не могло быть переживаемым фактом для советских школьников. Смысл – непосредственно переживаемый ими смысл – мог быть и другой (тут требуется отдельное исследование), например, «Боже, я бы никогда так не сделала!».
Значение не переживают, а узнают и усваивают. Значение можно сообщить, но произвести его, создать искусственно нельзя. Культурное значение как бы кристаллизуется из массы живых смыслов и сохраняется в культуре отдельно от ситуации восприятия. В начале XXI века роман Пушкина читает уже седьмое или даже восьмое поколение читателей. Смысл и значение всего романа и Письма Татьяны к Онегину в нем со временем меняется.
В этом и состоит историческая жизнь романа в культуре.
[1] «Реальные бытовые нормы поведения русской дворянской барышни начала XIX в. делали такой поступок немыслимым: и то, что она вступает без ведома матери в переписку с почти неизвестным ей человеком, и то, что она первая признается ему в любви, делало ее поступок находящимся по ту сторону всех норм приличия. Если бы Онегин разгласил тайну получения им письма, репутация Татьяны пострадала бы неисправимо». – Ю.М. Лотман. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин. Комментарий.–Л., 1983.–С. 230.
[2] Структура Письма напоминает форму классического сонатно-симфонического Allegro со Вступлением и Заключением в ее романтической трактовке. В музыке направление романтизма сложилось в 1820-е годы, тогда же, когда создавался роман А.С. Пушкина (1823-1831). Сонатное аллегро – драматическая музыкальная форма, основанная на развитии и взаимодействии двух различных по характеру тем. Романтическая трактовка этого различия часто состоит в образном сопоставлении двух реальностей – мечты и действительности. Драматическая кульминация сонатного Allegro обычно приходится на центральный эпизод формы – разработку.