Смекни!
smekni.com

Речь и самораскрытие (стр. 5 из 6)

Это ставит перед учением о культуре речи вопрос, о типах или вариантах того или иного коммуникатив­ного качества, обусловленных раздельностью или со­вместностью влияний, оказываемых на него отноше­ниями речевой структуры к неречевым. Точность речи может быть предметной, понятийной, образной и сме­шанной. Логичность может быть предметной, поня­тийной, образной и смешанной. Чистота может быть структурной, понятийной и смешанной. Выразитель­ность может быть структурной, образно-эмоциональ­ной, понятийной и смешанной и т. д.

Понятно, что описание этих типов или вариантов коммуникативных качеств могло бы помочь более строгому пониманию возможностей практического влияния науки и преподавания на уровень речевой культуры, могло бы помочь выработке соответствую­щих рекомендаций.

4. В коммуникативном акте участвуют два созна­ния — сознание автора речи и сознание адресата. В идеале коммуникативный акт должен опираться на адекватную работу этих двух сознаний, и это должно быть обеспечено качеством речи.

Вдумаемся в своеобразие и сложность этой задачи. Как правило, автор речи выражает какую-то уже из­вестную его сознанию, переработанную и освоенную этим сознанием информацию. Адресат должен, вос­приняв речь, выработать такую же информацию, обратившись, прежде всего к ее источнику, т. е. каким-то явлениям, фактам, сторонам действительной жизни. Но для того, чтобы информация, выраженная и инфор­мация «воспринятая» (а точнее, выработанная созна­нием адресата под воздействием речи) оказались адек­ватными, необходимо: а) чтобы источник информации был у автора речи и адресата один и тот же; б) чтобы оба сознания эту информацию, идущую из одного и того же источника, одинаково ограничили в самом источнике; в) чтобы оба сознания эту информацию одинаково осмыслили и выработали к ней одинаковое отношение, одинаково ее оценили; г) чтобы оба созна­ния одинаково относились к языку, его знакам и их значениям. Можно предположить, что все эти условия не будут соблюдены почти никогда, поэтому информа­ция, выраженная речью, и информация, выработанная сознанием адресата под воздействием речи, будет так или иначе различаться, ее адекватность не будет обеспечена.

Естественно, возникают вопросы, затрагивающие проблематику культуры речи. Один из них: в какой мере расхождения информации в сознании автора речи и ее адресата будут зависеть от ее структуры, а в ка­кой — от иных, неязыковых условий (знания человека, его опыт, возраст, уровень развития, темперамент и т. д.). Как преодолеть с помощью самой речи опас­ность неполного понимания автора речи ее адресатом, если это неполное понимание вызвано неязыковыми условиями? Например, как преподаватель, знающий в своей области неизмеримо больше, чем студент — его слушатель, может максимально уменьшить опас­ность неполного или неверного понимания путем соответствующей корректировки речи?

Можно думать, что обсуждаемая здесь проблема «двух сознаний», участвующих в акте коммуникации, очень важна не столько для теории культуры речи и описания ее коммуникативных качеств, сколько для самой практики речевого общения. Ведь все области деятельности, где язык применяется в качестве про­фессионального оружия (художественная литература, наука, преподавание, пропаганда, публицистика и т. д.), заинтересованы в том, чтобы посредством речи сво­дить к минимуму различия в информации, зависящие от несовпадения работ двух сознаний.

5. Поставленные вопросы, связанные с двумя со­знаниями, участвующими в акте коммуникации, свое­образно возникают и тогда, когда мы начинаем осмысливать действенность речи. Не получается ли не­редко так, что речь действенна по мнению автора и мало действенна — по мнению читателя или слуша­теля (пусть ни тот, ни другой не использует термин «действенность»)? Автор речи, если он не имеет спе­циальных знаний о свойствах языка и возможностях речи, не может оценить степень ее действенности; адресат это может сделать хотя бы потому, что понял то, что услышал или прочитал, либо не понял, захотел что-то изменить в своем поведении или не захотел и т. д,

Действенность речи усиливается или ослабляется не только в зависимости от того, какие средства языка и как были применены, но и в зависимости от того, для выражения какой информации они были использо­ваны — достаточен ли был в этой информации тот ее слой, который создавался не воздействием объектив­ного мира, а реагированием на это воздействие, его эмоциональным и эстетическим восприятием и оцен­кой — в сознании автора.

Но все это вопросы, которые уже возникли, однако решение их пока не вполне подготовлено, и это сужи­вает возможности рекомендательного влияния науки на речевое поведение людей.

6. Очень сложной и малопроясненной остается проблема взаимодействия и взаимообусловленности семантики языковых знаков, вошедших в речевые цепи, и выражаемого этими цепями смысла, т. е. кон­кретной логической, эмоциональной и образно-эстетической информации. Во «Введении» уже было сказано о том, что следует различать значение, семантику язы­ковых знаков и смысл текста. В 70-е годы сделана не одна попытка объяснения перехода от «смысла к тек­сту» путем создания различных «порождающих» моде­лей. Однако ни одна из этих попыток не дала обе­щанных результатов.

Но все же можно предположить, что суть проб­лемы заключена в том, что смысл текста — это выра­жаемая им информация о конкретной работе сознания отдельного человека в процессе отображения вполне определенных, именно этих сторон, явлений, предме­тов реального мира; семантика языкового знака (его значение) — это присущее ему свойство выражать и возбуждать информацию о чем-то, что отличается от него самого. Языковой знак благодаря этому свойству членит многообразие и многоразличие динамичной и постоянно меняющейся информации о конкретной работе сознания на конечное, хотя и очень большое, число обобщающих смыслы значений, которые и ста­новятся опорой и условием возникновения и выраже­ния все новых и новых смыслов.

Из этого пояснения очевидно, по крайней мере, то, что смысл текста и семантика языковых знаков (прежде всего слов) предполагают друг друга: семан­тика слова — результат отвлечения от смыслов и обобщения их; смысл текста — результат работы кон­кретного сознания, опирающейся на семантику слов, которая может быть представлена как некий информа­ционный инвариант, меняющийся вариативно в смыс­лах текста.

Проблемы речевой культуры, в частности проб­лемы коммуникативных качеств речи, не могут быть полностью решены без внимания к сложным и по­ка во многом неясным вопросам соотношения и различия семантики языкового знака и смысла текста.

7. Неразрывность семантики знаков языка и смыс­ла текста по-особому освещает некоторые стороны коммуникативных качеств речи. Очевидно, что такие качества речи, как точность, логичность, выразитель­ность, действенность, уместность, не могут быть по­няты, если структуру речи (со свойственной ей семан­тикой) взять вне ее связи со смыслом текста. Можно, видимо, говорить о взаимном воздействии семантики знаков языка на смысл и смысла на коммуникативные возможности знаков языка, их речевых цепей.

Языковая структура речи, воздействуя на сознание слушателя или читателя, получает заряд не только от языка, но и от смысла текста. Лишь теоретически можно (и нужно!) речевую структуру брать в ее отвле­чении от смысла — для более полного и точного постижения ее коммуникативных свойств и особен­ностей. Практически же, в общении, в коммуникатив­ном акте, структура речи работает как выражающая вполне определенный смысл текста, и в зависимости от того, какой это смысл, как он взаимодействует с ре­чевой структурой, усиливаются или искажаются и ослабляются коммуникативные качества речи.

Можно привести только один пример. В «среднем» коммуникативные качества речи художественной ока­жутся более сильными по воздействию на сознание адресата, чем коммуникативные качества речи научной или деловой. Объяснение этого факта нужно искать не только в том, что художественная речь богаче по на­бору и использованию средств языка, но и в том, что эта речь эмоциональнее, активнее, личностное по выра­жаемому ею смыслу.

Заключение

Все эти соображения неизбежно приводят к выводу о том, что мы допустили бы большую ошибку, если бы забыли, что язык, по Марксу, это практическое, действительное сознание и что нет и не может быть речи самой по себе — она всегда выражает то или иное содержание, смысл, конкретную информацию, которая становится одним из условий речевой культуры.

Один из сложных вопросов, возникающих перед учеными, обдумывающими проблему «речь и созна­ние», — это вопрос об эстетическом восприятии речи, ее структуры сознанием. Речь может восприниматься как красивая и некрасивая. Но те состояния сознания, которые побуждают человека сказать «Как красиво!» или «Как безобразно!», — эти состояния сознания в очень большой степени зависят от господствующих социальных интересов и вкусов и в известных пре­делах меняются вместе с ними. Эстетические идеи и представления в классовом обществе носят клас­совый характер, и в обществе, свергнувшем эксплуата­торские классы, эти идеи и представления социально обусловлены; поэтому они не могут быть совершенно одинаковыми у разных людей, даже если эти люди живут в государстве, способствующем усилению социаль­ной однородности общества — стиранию классовых различий, существенных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом и т. д. Кроме того, нужно принять во внимание воздействие на отдельных людей созданных в прошлом эстетиче­ских ценностей и различие этих воздействий. Одним словом, люди неодинаково осознают и оценивают (разумеется, не всегда) одни и те же произведения искус­ства, различные эстетические стороны жизни.

Есть словесные произведения, эстетическое воздей­ствие которых настолько сильно, что оно становится бесспорным и как бы снимает многие различия в вос­приятии и оценке прекрасного, существующие в обще­стве. Достаточно назвать в истории русской литера­туры и словесного, речевого творчества имена Пуш­кина, Л. Толстого, Чехова, Блока. Однако известно, какие страсти рождало пламенное, поэтически-оратор­ское слово В. Маяковского; страсти поулеглись, но де­ление читателей на сторонников и противников поэта осталось. Причины — прежде всего в необычности для традиционной поэзии речевой системы поэта, в необычности отбора в поэзию языковых средств и способов их речевой организации.