То же касается и шумных конфликтов просветителей с Католической Церковью. Её идеологическая жёсткость, не допускавшая отступления от догматов вероучения, исключала возможность компромисса наподобие того, какой сложился между Англиканской Церковью и Просвещением в Англии. В этих условиях свойственное большинству просветителей признание факта Божественного творения мира приобрело антицерковный оттенок, а критика религиозных догм, даже самая умеренная, — ореол отчаянной смелости. Как известно, Вольтер, имея в виду Церковь, часто заканчивал свои письма к друзьям призывом: «Раздавите гадину!». Но тот же Вольтер утверждал, что религия необходима как опора морали: «Вера в Бога, вознаграждающего за добрые поступки и наказывающего за дурные, а также прощающего небольшие проступки, является для человеческого рода самой полезной верой».
Десятилетия бесплодной оппозиции вызвали глубокое разочарование просветителей. Среди них усилилось стремление к переоценке ценностей, повлекшее глубокое размежевание в их рядах. Часть просветителей сохраняла надежды на сотрудничество с властями в решении конкретных проблем управления страной. Среди них выделялась группа экономистов-физиократов (от греч. «физис» — «природа» и «кратос» — «власть»), во главе которых стоял Франсуа Кенэ. Он считал, что земля есть единственный источник богатства и только земледелие умножает его. Поэтому он выступал за поощрение класса земледельцев, прежде всего богатых фермеров. «В деревни следует привлекать не столько людей, сколько богатство (т. е. капитал. — Прим. ред.)», — подчёркивал Кенэ. Добивался он и реформы налоговой системы, лежавшей тяжким бременем на производителях. Надежды на подъём сельского хозяйства он связывал также со свободой внутренней и внешней торговли. Попытку осуществить эту программу реформ предпринял другой представитель школы физиократов — Анн Робер Тюрго. В 1774 г. молодой король Людовик XVI назначил его генеральным контролёром (министром) финансов. Тюрго ввёл свободную торговлю хлебом и мукой, добился упразднения средневековых цехов и гильдий, приступил к коренной реформе налогообложения. Но сопротивление придворных кругов, дворянства и цеховой верхушки свело на нет все его усилия. Отставка Тюрго в 1776 г. предрешила и судьбу его реформ.
Сознание недостижимости целей Просвещения в рамках существующего строя побудило многих просветителей замкнуться в непримиримой оппозиции. Их протест порой принимал форму атеизма, резкой критики религии и Церкви, характерных для плеяды философов-материалистов середины столетия: Дидро, Поля Гольбаха, Гельвеция и др. Иногда он проявлялся в идеализации прошлого, например республиканского строя античных государств. Жан Жак Руссо противопоставлял их прямую демократию всем формам представительного правления, включая и английский парламентаризм. «Всякий закон, — писал он в трактате "Об общественном договоре", — если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен... Английский народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время выборов членов парламента: как только они избраны — он раб, он ничто... В древних республиках и даже в монархиях народ никогда не имел представителей; само это слово было неизвестно».
С именем Руссо связан новый этап в развитии просветительского движения Франции — радикальный пересмотр некоторых его фундаментальных целей и идеалов. Радикализм самого Руссо коренился в его этических воззрениях. В противоположность философам, считавшим себялюбие и эгоизм совместимыми с общественным благом, он требовал подчинения личности благу общества. Руссо писал: «Всякий человек добродетелен, когда его частная воля во всём соответствует общей воле». Добиться этого соответствия он предлагал политическими методами. В стремлении Руссо связать мораль с политикой ясно различим зародыш тоталитарных теорий позднейшего времени.
Руссо разделял общую веру просветителей в природу как гармоническую систему, частью которой был человек. Но в отличие от них он был убеждён, что сам человек разрушил это «естественное состояние» и окружил себя противоречащими закону природы учреждениями. «Исчезло равенство, появилась собственность... — писал Руссо, — и обширные леса превратились в радующие глаз нивы, которые надо было орошать человеческим потом и на которых вскоре были посеяны и выросли вместе с урожаем рабство и нищета». Цивилизация настолько изменила людей, что отказаться от неё они уже не могут. Но если нельзя вернуться к «естественному состоянию», то ещё можно, устранив чрезмерное неравенство, восстановить утраченные добродетели. Сделать это не просто, потому что на страже неравенства стоит деспотизм. Требуется сила, чтобы его низвергнуть: «Восстание, которое приводит к убийству или свержению с престола какого-нибудь султана, — это акт столь же закономерный, как и те акты, посредством которых он только что распоряжался жизнью и имуществом своих подданных».
Эта мысль вдохновляла поколение революционеров конца XVIII в., которое разделяло также отвращение Руссо к себялюбию и эгоистической морали, а вместе с ним — и ко всему строю, основанному на свободной игре рыночных сил. Критикуя средневековую регламентацию торгово-промышленной деятельности, Руссо не одобрял и свободу торговли. Он считал, что государство должно направлять торговлю и промышленность в соответствии с общим благом, следить за правильным распределением продуктов питания, денег, товаров. Отрицательное отношение к свободе торговли имело у Руссо этическое обоснование. Он считал, что торговля, равно как и другие достижения цивилизации — богатство, наука, искусства, способствует порче нравов. Стремясь возродить утраченные добродетели, он объявлял их основным носителем «народ», трудящиеся низы общества, поскольку они меньше всего подверглись пагубному воздействию цивилизации и поэтому в наибольшей мере сохранили нравственное здоровье.
Так как простодушный народ не способен понять, в чём заключаются его истинные интересы, то ему нужен мудрый правитель, предначертания которого воплощаются в законах и политике государства. От этой мысли Руссо — один шаг до оправдания революционной диктатуры «во имя народа».
Многообразие путей, которыми шло французское Просвещение, сделало его уникальной лабораторией человеческой мысли. Именно там истоки многих основополагающих идей либерализма, социализма и коммунизма, столь повлиявших на мировое развитие в XIX—XX вв.
Просвещение в Германии представляло собой сложное и противоречивое явление уже в силу политической раздробленности страны и разнообразия местных условий. Распространению новых веяний способствовала интенсивная культурная жизнь провинций. Монархи мелких государств, не имея возможности утвердить свой авторитет великодержавными методами, стремились прославиться меценатством. Почёт, которым была окружена в Германии французская культура, также способствовал проникновению просветительских идей.
Один из парадоксов немецкого Просвещения заключался в том, что оно нередко получало импульсы со стороны правящих верхов. В Пруссии инициатором публичного обсуждения его проблем выступил сам король Фридрих Великий. Не без старания властей одной из характерных черт немецкого Просвещения стал его преимущественно теоретический характер. Однако в его активе числились и практические дела. В Пруссии просветители не только разработали важную реформу образования, но и добились осуществления её. В результате была расширена сеть начальных школ и создана система профессионального обучения ремёслам, сельскому хозяйству, торговле и государственной службе. Утилитарный характер этой реформы во многом объяснялся тем, что просветительское движение в Пруссии черпало приверженцев главным образом из среды государственных служащих: армейских офицеров, дипломатов, чиновников, преподавателей учебных заведений.
На фоне общей робости просветительской мысли в Германии смелостью и последовательностью отличались воззрения Канта. Он подвёл итог теоретическим исканиям эпохи Просвещения. Особенно значителен его вклад в разработку концепции правового государства. Назначение последнего Кант видел не в заботе о практических потребностях членов общества, а в поддержании режима справедливости между ними. Гражданами такого государства, по его мнению, являются морально полноценные люди, которые не нуждаются в опеке со стороны кого бы то ни было. «Правление отеческое, — писал он, — при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них действительно полезно или вредно... такое правление есть величайший деспотизм». Заключая общественный договор, люди не жертвовали своей свободой, а лишь создавали правовые условия для более надёжного и упорядоченного пользования ею. Гарантию от деспотизма Кант видел не в формах правления (республика, монархия), а в разделении законодательной и исполнительной власти. Он допускал, что при любой форме правления часть граждан будет недовольна политикой правительства и будет стремиться её изменить. Но их действия не должны нарушать законы, дискредитировать государство или вообще его разрушать. Кант обосновал правовые формы и методы борьбы за изменение государственного и общественного строя, которые предполагают путь постепенных реформ и исключают грубое насилие.
Глубиной и оригинальностью отличалась этическая концепция Канта. Он выступил против утилитаризма современной ему просветительской мысли. Представление, что добрые дела можно совершать лишь с задней мыслью, в расчёте на успех или награду, Кант отвергал как радикальное зло, так как такая нравственная установка требует от человека приспособления к обстоятельствам, из которых самое важное — отношение к нему власть имущих. Поэтому эгоизм, даже разумный, толкает бесправные низы общества к раболепию, неуверенные в своём завтрашнем дне «средние слои» — к лицемерию, упоённые властью верхи — к беззастенчивости.