* Там же, с.121.
Прорываясь в мир человека, возвращаясь к себе из мира частной собственности, человек обретает возможность действовать как полновластный хозяин целого, как целое, – а не как раб, понукаемый частью самого себя. Эта "запредельная" свобода, которая в мире частной собственности именуется "свободой духа" и противопоставляется личной свободе частного собственника, является личностью, отказавшейся отрицать самое себя или, по словам Маркса, "положительно упразднившей частную собственность". В тех или иных идеологических нарядах эта свобода была известна и осуществлялась отдельными представителями всех культур, в том числе и буржуазной: во все времена она играла роль идеала, призванного окультуривать жизнедеятельность индивидов, "желавших странного" – аутсайдеров, не удовлетворенных статусом частных собственников. Но в отличие от предшествующих культур, наша культура объявила войну частной собственности; и поэтому она оказывается перед необходимостью осуществить этот идеал в социальном масштабе.
С аналогичной ситуацией столкнулась в свое время и буржуазная культура: в результате капитализации частной собственности последняя утратила свой конкретный характер, а собственники – чувство личной идентичности. Поскольку проблема "кто я" перестала решаться автоматически, поиск принципов и методов ее разрешения обрел социальную значимость, что дало толчок развитию буржуазной психокультуре. Подобным же образом у нас в результате национализации частной собственности последняя утратила свой смыслообразующий характер, а собственники – перспективы личного роста. Тем самым, насколько я понимаю, социальную значимость обрел комплекс проблем, связанных с вопросом "что мне делать", "зачем я". Очевидно, на этот вопрос нельзя ответить, не разрешив предварительно вопрос "кто я", – и тут нашей психокультуре будет чему поучиться у буржуазной.
Что касается психологических перспектив, связанных с упразднением частной собственности, то они сопряжены прежде всего с трансперсонализацией самосознания, постижением себя в качестве человечества. Трансперсонализация при этом переходит из разряда сверхнормативных "пиковых переживаний" в непременное условие радикального преобразования сферы смысложизненных ориентаций человека, превращения его в "нового человека", свободная самодеятельность которого не зависит ни от каких "моральных и материальных стимулов" частнособственнического порядка, но обретает свое наличное бытие в процессе присвоения и умножения универсальной собственности, родового опыта отношений с миром.
К числу психологических перспектив можно отнести и то, что Маркс называет "полной эмансипацией всех человеческих чувств и свойств", положительным упразднением чувства обладания, которое является простым отчуждением всех этих чувств и свойств. Он указывает, что
"положительное упразднение частной собственности, то есть чувственное присвоение человеком и для человека человеческой сущности и человеческой жизни, предметного человека и человеческих произведений надо понимать не только в смысле непосредственного, одностороннего пользования вещью, не только в смысле владения, обладания. Человек присваивает свою всестороннюю сущность всесторонним образом, следовательно, как целостный человек. Каждое из его человеческих отношений к миру – зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление, созерцание, ощущение, желание, деятельность, любовь, словом, все органы его индивидуальности... являются в своем предметном отношении, или в своем отношении к предмету, присвоением последнего" (Там же, т.42, с.119-120).
Здесь уместно будет прервать наше изложение и сделать то, что обычно предлагают сделать люди, сытые красивыми идеями по горло: оглянуться вокруг. У нас в стране, говорят они, частная собственность была упразднена семьдесят лет назад и практический результат такого упразднения, по-видимому, серьезно отличается от теоретически предсказанного Марксом.
Действительно, положение дел в нашей стране, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Необходимо учитывать, однако, что семьдесят лет назад была упразднена не частная собственность вообще, но лишь определенные формы ее существования. Это во-первых; а во-вторых, в нашей стране произошло именно то, что предсказывал Маркс.
В "Рукописях" он, наряду со всем прочим, рассматривает и тот путь, который должно будет пройти снятие самоотчуждения человека, движение разрешения противоречия между сущностью и существованием частной собственности – трудом и капиталом. Маркс выделяет три фазы этого движения: сперва идет докоммунистическая фаза отрицания частной собственности, затем коммунистическая фаза отрицания отрицания, – которая, в свою очередь, распадается на три формы коммунизма, – и, наконец, социалистическая фаза, представляющая собой "положительную действительность человека, уже не опосредствуемую отрицанием частной собственности". Формы коммунизма характеризуются Марксом преимущественно с "надстроечной" стороны – как формы общественного самосознания, соответствующие различным стадиям превосхождения частной собственности. Первую форму коммунизма он называет "грубой и неосмысленной", вторую связывает с процессами осмысления сущности частной собственности, а третью – с ее постижением, "положительным упразднением" и "подлинным присвоением". Воспользовавшись терминологией "Рукописей" можно сказать, что наше общество пребывает в состоянии перехода от первой ко второй форме коммунизма.
Будучи положительным выражением упразднения частной собственности, указывает Маркс, коммунизм на первых порах выступает как всеобщая частная собственность, как обобщение и завершение отношения частной собственности, где "обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд как предназначение каждого, а капитал – как признанная всеобщность и сила всего общества".* Весь перечень Марксовых характеристик "грубого и неосмысленного" коммунизма (за исключением общности жен, которая практиковалась в некоторых коммунах лишь в первые годы после революции) удивительным образом перекликается с реалиями нашей общественной жизни и общественного сознания. Тут и уравниловка, "всеобщая и конституирующая как власть зависть и жажда нивелирования", и административный диктат в сфере науки и культуры, желающий "насильственно абстрагироваться от таланта", и "вещизм" представлений о светлом будущем как о времени, когда все будет бесплатно, – поскольку "непосредственное физическое обладание представляется единственной целью жизни и существования", и засилье функционеров, наемных работников управленческого труда,так как "категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей", и теоретическое (а не только лишь практическое) отрицание личности, вплоть до подмены содержания Марксового понятия "личности" содержанием его же понятия "индивид", – ибо "этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием".**
* Там же, т.42, с.115. ** Там же, т.42, с.114
Что характерно, первые симптомы наметившегося перехода ко "второй форме коммунизма" были связаны как раз с радикальным осмыслением содержания понятия личности. В самые что ни на есть "застойные" годы, а именно на переломе 70-х – 80-х годов в философско-психологических исследованиях человека произошла смена парадигмы: проблема личности стала рассматриваться не как проблема социальной детерминации индивида, а как проблема его "самодетерминации", самодеятельности.* Это событие, открывшее новую страницу в истории советского человековедения, не сопровождалось теоретическими баталиями, оно вообще не было отражено теоретическим сознанием и тихо прошло по сценарию, в точности описанному Т.Куном: сторонники старой парадигмы благополучно отживают свой век на незыблемых твердынях руководящих должностей, а входящее в науку поколение молодых специалистов принимает новую парадигму как нечто само собой разумеющееся.
* См.: Ярошевский М.Г. Психология в ХХ столетии. М.,1974; Кемеров В.Е. Проблема личности: методология исследования и жизненный смысл. М.,1977; Ткаченко О.М. Принципи i категорiї психологiї. К.,1979; Абульханова-Славская К.А. Деятельность и психология личности. М.,1980; Столин В.В. Самосознание личности. М.,1983. Любопытно, что никто их этих авторов, различными путями пришедших к новой парадигме, не отдавал себе отчета в том, что возвращается к Марксовому пониманию личности.
Впрочем, изменения в сфере теоретического сознания – лишь частный симптом, неспособный сам по себе влиять на общественные процессы; интегральным же проявлением и системообразующим фактором общественного самосознания в нашей стране служат программные документы партии. Открытое признание на последнем ее съезде неэффективности нынешней социально-экономической системы как раз и свидетельствует со всей очевидностью о начале становления качественно новой, более зрелой формы общественного самосознания. Если воспользоваться аналогией с развитием индивидуального самосознания, то можно сказать, что наше общество в настоящий момент преодолевает свойственную юности фазу "воображаемого я", на которой эйфорические фантазии о себе неразрывно переплетены со страхом взглянуть на свою действительную несостоятельность. Победа над этим страхом есть свидетельство вхождения в зрелый возраст и отправная точка самосовершенствования. Деятельность зрелого человека разворачивается согласно объективной логике вещей, а не согласно логике защиты иллюзорного "образа себя". Разумеется, освободиться от самообольщений сразу невозможно; важно, однако, что процесс общественного самопознания и самосовершенствования в нашей стране начался. Говоря языком "Рукописей", мы вступили во вторую фазу коммунизма.