Смекни!
smekni.com

Английский портрет 18 века (стр. 3 из 5)

По возвращении из Италии в 1753 году Рейнолдс окончательно обосновался в Лондоне и открыл собственную мастерскую. Благодаря своей вы­сокой технике, необычайной работо­способности и широкому покрови­тельству художник вскоре стал очень популярным. Слава Рейнолдса росла, как и цены на его портреты, но это не останавливало многочисленных поклонников, желавших быть запечат­ленными кистью национального «ма­эстро». Были годы, когда Рейнолдс писал по три-четыре портрета в неде­лю, но позже, став видным общест­венным деятелем, создавал не более 60-70 портретов в год, и почти каждый из них становился событием в худо­жественной жизни Англии.

Человек светский, хорошо воспи­танный и образованный, он дружил со многими из тех, кто составлял «цвет» нации - ученым-литератором С. Джон­соном, великим трагическим актером Л. Гарриком, замечательными англий­скими писателями-драматургами О. Голдсмитом, Я. Стерном, Р. Шерида­ном и другими светилами того време­ни. Все они увековечены в портретах художника, не только великолепно передававшего сходство с оригиналом, но и сумевшего в каждом выявить ха­рактерное, сугубо индивидуальное.

В доме Рейнолдса на Лейчестер Сквер собиралось блестящее и очень пестрое общество: представители са­мых разных политических течений, сановные служители церкви, придвор­ные, военные, светские дамы, моряки, послы, актеры, члены королевской се­мьи, иногда люди прямо с улицы, и всем им, как свидетельствуют истори­ки, Рейнолдс оказывал любезный при­ем. Всем, кроме художников Т. Гейнсборо и Дж. Ромнея, в которых видел своих соперников.

Выстроенные в воображаемую га­лерею, портреты этих людей - заме­чательное свидетельство эпохи, исто­рия «в лицах» английского общества, национальной культуры.

Отступая от установившихся еще с XVII века традиций парадного пор­трета с его пышным декором и идеа­лизацией модели, Рейнолдс стремил­ся подчеркнуть, прежде всего, лич­ные достоинства человека, при этом сохраняя взволнованно-торжествен­ный стиль, свойственный его портре­там.

Обычно художник снабжал модели атрибутом, намекающим на их соци­альное положение, профессию, увле­чение, заслуги. Молодой полковник Тарлтон запечатлен в пылу сражения, около боевого коня, на фоне развева­ющегося знамени. Это одно из самых эффектных полотен Рейнолдса. Губер­натор Гибралтара, лорд Хитфилд изо­бражен на фоне дымящихся орудий, с ключом от крепости, которую он от­стоял от посягательств испанцев и французов. Знаменитый английский художник XIX века Дж. Констебл ска­зал, что портрет национального героя, обветренного краснолицего лорда ад­мирала Хитфидца - «это вся история защиты Гибралтара».

К своим моделям художник отно­сился достаточно сдержанно (его по­ртреты всегда холодноваты) и в то же время старался в меру им польстить, находя в каждом что-то наиболее вы­игрышное. Большинство изображен­ных респектабельны, но не напыщенны, и все аристократичны, даже если это представители буржуазной или артистической богемы, как Нелли О'Брайен (лучший женский портрет Рейнодса), о любовных похождениях которой судачил весь Лондон.

Великолепно мастерство Рейнолдса и в рисунке, в интенсивном, насы­щенном, в духе его любимых венеци­анцев, колорите; он виртуозно испол­няет аксессуары, драпировки, декора­тивно-пейзажный фон. Из-за тяжелых раздвинутых занавесей современному зрителю словно открывается своеоб­разный исторический театр, дейст­вующие лица которого реальны, имена известны, и разыгрывают они сцены собственной жизни, часто с аллегорическим подтекстом.

Видное место среди портретов Рейнолдса занимают детские. Их очень много, и все они хороши. У каждого ребенка свой облик и жесты, типич­ные имений для его возраста. Рейнолдсу, человеку суховатому и педан­тичному, не имевшему своей семьи и даже, по свидетельству современни­ков, ни разу не пережившему роман­тическое увлечение, доставляло осо­бое удовольствие изучать лицо ребен­ка, его фигуру, жесты. То это дитя, наивно положившее ручку себе на го­лову, то малютка, хлопающая ладош­ками по рукам матери, то девочки по­старше, в подражание взрослым сидя­щие чинно, как настоящие дамы.

Не забыта и традиционная любовь англичан к животным, которые осо­бенно часто встречаются в детских по­ртретах, как, например, в очаровательном изображении леди Каролины Монтегю. Но даже в этих прелестных образах чувствуется холодок, расчет­ливость режиссера, обдумавшего каж­дое движение своих маленьких акте­ров. Истинным шедевром, по призна­нию самого Рейнолдса, стала «Девоч­ка с земляникой» - решенный глубо­ко психологически портрет его пле­мянницы Оффи Палмер.

Во всех полотнах Рейнолдса пора­жают удивительная композиционная изобретательность, прирожденное чувство ритма, насыщенный, теплый колорит, светотеневые контрасты, свидетельствующие об уроках у вене­цианцев, Рембрандта, других мастеров прошлого. В высказываниях Рейнолд­са постоянно развивается мысль о том, что художник должен знать опыт великих предшественников и вправе их «цитировать». «Изучая изобретения других, мы сами научаемся изобре­тать; можно взять готовую форму и влить в нее новое содержание - тогда картина является собственностью ху­дожника, несмотря на очевидные за­имствования», - эту концепцию Рей­нолдса поддержали и его друзья-фи­лософы.

Свои мысли об искусстве Рейнолдс изложил в знаменитых «Речах», кото­рые он ежегодно произносил перед слушателями Академии художеств в Лондоне. Они многократно издава­лись отдельной книгой и стали важ­ным вкладом в классическую эстетику эпохи Просвещения, в значительной степени повлияли на формирование художественного вкуса современного ему английского общества. В своей эс­тетике Рейнолдс защищает строгое академическое преподавание и наста­ивает не только на изучении старых мастеров, но и на постоянном обра­щении к натуре. Приверженец клас­сических традиций, почитатель анти­чности и Высокого Возрождения, он в то же время был близким другом Стерна, одного из главных представи­телей сентиментализма в Англии, ис­кавшего «дорогу к сердцу». Рейнолдс сам в одной из своих речей провоз­гласил первенство в искусстве вооб­ражения и чувства. Его портретам часто присуща та двойственность, ко­торая ощущается в его теории.

Еще при жизни старшего совре­менника Рейнолдса - У. Хогарта в английском обществе зрело желание создать профессиональное художест­венное учебное заведение, с постоян­ным выставочным помещением и му­зеем. В декабре 1768 года устав Ака­демии художеств был подписан коро­лем, ставшим ее патроном, так что и по сей день Академия имеет титул Ко­ролевской. Ее двери распахнулись для первой выставки 130 картин извест­нейших английских живописцев того времени во главе с Рейнолдсом. С тех пор в стенах этого учебного заведения регулярно устраиваются выставки, а из лучших дипломных работ выпуск­ников Академии составлена и посто­янно пополняется замечательная кар­тинная галерея.

Первым президентом Королевской академии художеств стал и почти до самой смерти оставался Джошуа Рейнолдс, возведенный в рыцарское до­стоинство и отныне именовавшийся сэром. Президент Академии расширял с каждым годом свои общественные связи, становился членом всевозмож­ных клубов, получил степень доктора гражданского права Оксфордского университета, был избран мэром род­ного города Плимптона и с 1784 года занимал должность главного королев­ского художника.

Создавая «исторический», «боль­шой» стиль в портретной живописи, Рейнолдс как глава Академии не мог не отдать дань собственно историчес­кой картине. В академической иерар­хии жанров на первом месте традици­онно был исторический (хотя в те вре­мена под историческим сюжетом под­разумевался прежде всего мифологический или религиозный). Но знаме­нитого портретиста в этом жанре пре­следовали неудачи. Среди большого числа малооригинальных историчес­ких композиций Рейнолдса наиболее интересными и облагающими высо­кими художественными достоинства­ми являются уже упомянутый «Мла­денец Геракл» и написанный по заказу Потемкина «Амур, развязывающий пояс Венеры».

Джошуа Рейнолдс творил более 40 лет, имел множество поклонников и немало друзей, но всегда оставался одинок. С молодости он плохо слышал, а с 1789 года начал терять зрение. Биографы рассказывают, что, когда художник перестал видеть одним гла­зом, он положил кисть на мольберт и спокойно заметил с мужеством, кото­рое ему никогда не изменяло: «Всему на свете есть конец, пришел и мой конец». В 1790 году Джошуа Рейнолдс сказал прощальную речь студентам Академии, а в 1792 году он был тор­жественно похоронен в лондонском соборе св. Павла, навсегда оставшись гордостью английской живописи.

Уильям Хогарт (1697-1764)

Каждая европейская страна пере­жила свой «золотой» век классическо­го искусства, отмеченный высочай­шими достижениями национальной художественной школы, творчеством самых отдаренных мастеров. Для Анг­лии таким веком стал восемнадцатый. Победившая в конце XVII столетия буржуазная революция дала возмож­ность этой стране стать богатейшей державой мира, где работало целое со­звездие талантливых философов, уче­ных, писателей, театральных деятелей, художников.

Но в первой трети XVIII века, когда великий Хогарт был еще молод, этот процесс только начинался. Однако уже тогда в Англии сложились богатые традиции литературы и театра, а слав­ные имена поэтов предшествующе­го времени Джефри Чосера, Джона Мильтона и особенно Уильяма Шекс­пира составляли гордость нации.

Театр еще со времен Шекспира за­нимал особое место в жизни англичан, оставаясь и в XVIII веке едва ли не самым любимым их увлечением. И не случайно одна из постановок была, увековечена в самой ранней темати­ческой композиции Хогарта. Это был особенно нашумевший в 1720-е годы красочный и остроумный спектакль «Опера нищего» Джона Гея, сюжет ко­торого был подсказан Джонатаном Свифтом. В этом откровенном пам­флете за масками воров и проходимцев зрители без труда различали черты современных высокопоставленных особ. Рассказывали, будто всесильный премьер-министр сэр Роберт Уолпол громко аплодировал песенке о взят­ках, очевидно, ему и адресованной, и попросил спеть ее еще раз, остроумно выходя из неловкого положения. Хо­гарт откликнулся на спектакль, от ко­торого был в восторге, картиной «Опе­ра нищего» (1727), где очень точно воспроизвел одну из сцен третьего акта пьесы - детали, декорации, ис­полнители, - то, что обычно навсегда уходит. А, кроме того, эта работа стала своего рода отправной точкой в том неизведанном мире, куда Хогарта влекла его «Муза комедии».