Смекни!
smekni.com

Наследство Лермонтова в Тарханах (стр. 1 из 2)

Кольян Т.Н.

В литературе о Лермонтове утвердилось мнение, что свою крепостную собственность – 16 ревизских душ – Лермонтов унаследовал от покойной матери, а та в свою очередь получила их после смерти своего отца. Изучая ревизские сказки разных лет по Тарханам, я заметила, что список крестьян Марии Михайловны Лермонтовой по ревизиям 1811 и 1816 годов абсолютно не совпадает со списком крепостных ее сына по ревизии 1834 года. Пытаясь ответить на вопрос, почему это случилось, я пришла к следующим результатам.

Как известно, основной владелицей села Тарханы была бабушка М.Ю.Лермонтова Елизавета Алексеевна. Ее муж, Михаил Васильевич, имел в селе лишь незначительную долю крепостной собственности. В окладной книге Пензенской казенной палаты, ч.3, за 1806 год читаем: "Подпорутчика Михаила Васильевича Арсеньева в селе Никольском Яковлевском тож (оно же Тарханы) – 16 душ. Жены его Елисаветы Алексеевой в селе Никольском, Яковлевском тож, 415 душ". (Имеются в виду только души мужского пола) 1.

После смерти Михаила Васильевича в 1810 году его наследством жена распорядилась следующим образом. 24 августа 1811 года она подала в Чембарский уездный суд прошение, в котором писала: "После покойного мужа моего гвардии порутчика Михаила Васильевича Арсеньева осталось дворовых людей и крестьян, жительствующих в чембарской округе в с. Никольском, Яковлевском тож, написанных по пятой ревизии за ним в оном селе и дошедших по крепостным сделкам от разных людей всего двадцать семь душ, которому имению наследницею состоит дочь наша Мария Михайловна; а как мне из оной принадлежит указанная часть, которой я еще не получила… всеподданнейше прошу… дабы высочайшим императорским величеством указом повелено было сие мое прошение в чембарском уездном суде принять а из означенного мужа моего имения следующую мне часть выделить, а оставшее затем, предоставить по наследству дочери моей, девице Марье Михайловне…" 2.

Заметим, что в этом документе Е.А. Арсеньева упоминает в собственности Михаила Васильевича в Тарханах 27 крепостных душ. Вскоре последовала 6 ревизия, во время которой за Марией Михайловной было записано 16 крестьян, доставшихся ей "по наследству покойного родителя 7", вероятно, тех, которые значились за Михаилом Васильевичем по 5 ревизии (сказок 5–й ревизии 1795 г. по Тарханам не сохранилось). Остальные 11 дворовых людей, дошедших М.В.Арсеньеву по крепостным сделкам, с этих пор как бы растворились в воздухе: в ревизских сказках 6–й и 7–й ревизий 1811 и 1816 годов они не упоминаются ни среди крепостных Е.А.Арсеньевой, ни среди крестьян ее дочери. Между тем они исправно пишутся как бывшие на исповеди в ведомостях тарханской церкви, начиная с 1815 года 4, и имена части из них неожиданно всплывают при восьмой ревизии 1834 года среди крепостных М.Ю. Лермонтова, якобы унаследованных после матери 5.

Видимо, именно эти 11 дворовых душ Елизавета Алексеевна рассчитывала получить на указную часть из наследства мужа, но дело по ее прошению в Чембарском уездном суде слишком затянулось, поэтому, не дожидаясь решения суда, Елизавета Алексеевна эту указную часть делила себе сама и владела ею беззаконно. Вот после смерти дочери, в мае 1817 года, составляя прошение в Чембарский уездный суд, она упоминает в имении покойного мужа не 27 душ м. п., а только 16, из которых "непожелав следующей себе части отдала дочери своей корпуса капитанше Марье Михайловой по мужу Лермонтовой, за которой то покойного мужа моего имение шестнадцать душ мужского пола по нынешней седьмой ревизии по оному селу податьми причислены, а по смерти означенной дочери моей Марии Лермонтовой, то имение утверждаю сыну ее, а моему внуку из дворян малолетнему Михаиле Юрьеву сыну Лермонтову, а затем и выдела из оного указной части себе не делав, прошу по оному предписанию исполнения не чинить…", т.е. из имения дочери Елизавета Алексеевна указной части себе не пожелала 6.

Но у Михаила Васильевича была еще крепостная собственность в Орловской губ., в полное владение которой при жизни он не мог вступить, потому что раздела отцовского имения еще не было. Он произошел в 1811 году, и Марии Михайловне должны были достаться дворовые и крестьяне в деревнях Масловке и Дмитриевке. Дмитриеские крестьяне тогда же были проданы от имени наследницы ее дядьям и теткам по отцу, а масловских крепостных Мария Михайловна также не получила, потому что по ревизии 1811 года все они, переведенные из Масловки в Тарханы, – 12 дворовых и 16 крестьян – были записаны за ее матерью, Елизаветой Алексеевной 7. Может быть, Арсеньева считала, что в ее руках имущество дочери будет сохранней.

Между Е.А. Арсеньевой и ее дочерью споров, во всяком случае документально зафиксированных, из-за наследства после М.В. Арсеньева, видимо, не возникало, вероятно потому, что даже после замужества Мария Михайловна продолжала жить вместе с матерью одной семьей и одним хозяйством. (Заметим, что, возможно, Е.А. Арсеньева потому настаивала на жительстве Лермонтовых в Тарханах, что не желала делить единую собственность).

Мария Михайловна считалась единственной наследницей своей матери, и, вероятно, это смягчало многие разногласия материального порядка в этой семье, если даже они и были. Кроме того, Юрий Петрович, поселившись в Тарханах, получил права хозяина над всем имением. Биограф М.Ю.Лермонтова П.А.Висковатов, основываясь на воспоминаниях тарханских старожилов, писал: "Выйдя замуж, Марья Михайловна не получила в приданое недвижимого, и за ней считалось всего 17 душ без земли, выведенных покойным отцом из тульской его деревни. Зато мужу ее, Юрию Петровичу, предоставлено было управлять имениями матери, селом Тарханы и деревнею Михайловской. Он и распоряжался этими имениями до самой смерти жены полным хозяином, – вошел в дом, по выражению старожилов" 8.

Говоря о собственности Марии Михайловны, П.А.Висковатов совершил ту же ошибку, что повторил за ним много лет спустя П.А.Вырыпаев. Оба они, отталкиваясь от наследства М.Ю.Лермонтова, отождествляли его наследство с собственностью его матери. Но если М.Ю.Лермонтов действительно владел 16 душами дворовых, т. е. людей, не имеющих земельного надела, его матери принадлежали крестьяне с землей, и в этом состояла существенная разница в их собственности.

Фактическая подмена 16 крепостных душ – крестьян на дворовых – без всяких на то юридических оговорок произошла вскоре после смерти М.М.Лермонтовой. Мария Михайловна умерла в феврале 1817 года, а в мае этого года, как вы уже видели, Е.А.Арсеньева подала в Чембарский уездный суд прошение о передаче 16 крепостных душ, не требуя себе указной части из имения дочери, своему малолетнему внуку Михаилу Лермонтову.

Итак, Мария Михайловна владела по ревизии 1816 года 16 душами м.п. и 23 душами ж.п. крестьян, которые по ревизии 1834 года оказались все записанными за Е.А. Арсеньевой 9. В собственности же М.Ю.Лермонтова по ревизской сказке 1834 года было 16 душ м.п. и 16 душ ж.п. дворовых людей.

Если рассматривать список лермонтовских крепостных подробно, то выясняется, что одна семья (Иван Соколов и его сын Андрей) была подарена мальчику Лермонтову Александром Васильевичем Арсеньевым (братом его покойного деда) в 1816 году, т.е. еще при жизни матери. Три семьи (11 душ м.п.) переведены из Орловской губернии и по сказкам 6 ревизии 1811 года были записаны за Е.А.Арсеньевой. И еще 4 семьи – те самые неучтенные в 6 и 7 ревизиях крестьяне, которые когда-то приобретены были Михаилом Васильевичем по крепостным сделкам. Надобно заметить, что во 2-й графе этой ревизской сказки ("по последней ревизии состояло и после оной прибыло") написано: "Сии крестьяне по 7–й ревизии состояли за покойную корпуса капитаншею Марьею Михайловою Лермонтовою а ныне достались малолетнему Михаиле Юрьевичу Лермонтову то есть сыну ее по наследству в 1817 году" 10. Однако справедливее будет сказать, что все эти крестьяне (за исключением семьи Соколовых, принадлежавших лично Лермонтову) достались Михаилу Юрьевичу не от матери, а от деда, из той части дедовского имения, которую Елизавета Алексеевна когда–то недодала своей дочери.

Думается, что наличие земельной собственности у крестьян М.М.Лермонтовой было главной причиной произведенной Е.А.Арсеньевой весной 1817 года подмены крепостных душ в наследстве М.Ю.Лермонтова. Ибо в это время еще не было ясно, с кем будет жить маленький Лермонтов – с бабушкой или с отцом, но даже, если бы дело приняло неблагоприятный для Арсеньевой оборот и мальчик остался бы с отцом, Елизавета Алексеевна этой маленькой подтасовкой застраховала себя от раздела земельной собственности в Тарханах. Главный же ее козырь, которым эта подтасовка душ прикрывалась и который не вдохновлял Юрия Петровича на судебное разбирательство с тещей, было ее духовное завещание от 13 июня 1817 года, в котором она писала, что все свое состояние передаст своему внуку, но лишь в том случае, если он будет воспитываться с нею до его совершеннолетия без всяких на то препятствий со стороны отца его. Если же Юрий Петрович пожелает воспитывать сына сам, то Арсеньева обещала лишить внука состояния, передав его после своей смерти в род свой Столыпиных 11. Хотя Юрий Петрович и чувствовал себя оскорбленным этим завещанием тещи, но поскольку его сын объявлялся единственным наследником Арсеньевой, как будто не было причин уличать ее в подлоге.

Кстати, М.Ю.Лермонтов, по всей видимости, знал об этом обмане своей бабушки. Не случайно в драме "Люди и страсти" Марфа Ивановна Громова жалуется горничной Дарье:

"…таки умели Юрьюшку уверить, что я отняла у отца материнское имение, как будто не ему же это именье достанется… Ох! Злые люди!"

Действительно, недвижимое имение состоит из крестьян с землей. Крестьяне, лишенные земли, недвижимости уже не составляют.

Комментарием к этой работе (или наоборот) является диалог между дядей и отцом героя драмы Юрия Волина.

Василий Михалыч (дядя) говорит: "А отчего это все, отчего не мог ты взять просто сына своего от нее: не хотел заплатить три тысячи за бумагу крепостную. Ведь она тебе отдавала имение – что за глупое великодушие не брать! – или брать на честное слово, что все равно. Вот она и сделала условие, что если ты возьмешь к себе сына, так она его лишит наследства, а тебя не сделала опекуном. Что, брат! Видно, поздно!…".