Левошко С.С.
Архитектурное наследие огромный и ценнейший пласт культуры русского зарубежья. Если вспомнить известное выражение И. Грабаря о совершенно исключительной архитектурной одаренности русского народа, и что Россия в области искусства по преимуществу страна зодчих, то можно полагать, что и за пределами России эта характерная творческая одаренность нации не исчезла. А если учесть общий высокий уровень профессионализма российских зодчих конца XIX- начала ХХ в., активную жизненную позицию российской эмиграции в странах пребывания, то можно не сомневаться, что и архитекторы не остались в стороне от созидательной деятельности. В тоже время, необходимо с сожалением констатировать, что именно этот вид русского искусства за рубежом наименее исследован отечественной гуманитарной наукой.
Для огромного числа русских архитекторов 1917 г. стал концом их творческой деятельности. По данным А.Ф.Крашенинникова, судьба почти половины а их до революции в России трудилось около 3 тысяч после революции теряется в неизвестности (1). Нужны целенаправленные исследования, сколько из них стали эмигрантами. В России такой статистики не велось, нет ее и за рубежом. Подобные попытки на международном уровне были предприняты один раз, в 1938 году, Объединением Русских Архитекторов в Праге. Составленные ими списки русских архитекторов-эмигрантов были далеко не исчерпывающими. Например, в Маньчжурии значится имя всего одного русского архитектора, в то время как там работали многие десятки. Можно было бы считать работу Ф.Ф. де Постельса (1949), подводящего итоги деятельности русских зодчих в Америке, еще одним и, кажется, последним опытом в этом направлении (2).
Пока зарубежные архивы для большинства отечественных исследователей не стали реально доступнее, занимающихся темой архитектуры русского зарубежья по-прежнему слишком мало по сравнению с массивом невыявленного, полузабытого, утраченного. Уходят от нас и те, кому довелось общаться с архитекторами-эмигрантами, кто что-то знает об их творческих судьбах. Отдельную проблему представляют архивы архитекторов, насколько известно автору, в отечественных государственных хранилищах их нет или они не выявлены(3). Поэтому необходимо подчеркнуть чрезвычайную актуальность и сложность проблем воссоздания и осмысления русского архитектурного наследия за рубежом в целях его включения в общую картину развития русской культуры ХХ века.
Статья посвящена двум православным храмам-памятникам первой трети ХХ в., которые объединяет одноименное посвящение, символичное для русского зарубежья памяти Николая II и его семьи. На Руси издревле строили храмы в память о том или ином значительном в истории страны события, лица. Храм-памятник Нового времени начал складываться во второй половине XVIII в. А в XIX начале ХХ вв. храм-памятник превратился в России в главенствующий тип наделенного мемориальной функцией здания(4). В русском зарубежье эта традиция получила активное развитие.
Попытаемся впервые зафиксировать, где в зарубежье существуют культовые сооружения, связанные с именем Николая II. В Сербии, неофициально канонизировавшей Николая II раньше всех, в середине 1930-х гг., были созданы иконы его имени и размещены в монастыре Св. Наума и других сербских храмах. В Белграде в сербском храме Александра Невского, воздвигнутом в конце XIX в., впоследствии была установлена мраморная плита с надписью Николаю II царю-мученику. Так же как и в соборе Александра Невского в Париже, основанном в середине XIX в., обществом ревнителей памяти Императора Николая II сооружен Крест-памятник по убиенной царской семье. На Белградском Новом кладбище в 1935 г. возведен памятник с часовней-усыпальницей Николаю II и двум миллионам русских воинов, погибшим на фронтах первой мировой войны 1914-1918 гг. Часовня-памятник усопшим русским эмигрантам, Николаю II и его августейшей семье возведена на кладбище в Загребе в 1935 г. На Дальнем Востоке, в Харбине, в 1936 г. построена часовня в память об императоре Николае II и сербском короле Александре I. В Валенсии, на территории храма Знамения Пресвятой Богородицы сооружена Голгофа с серебряной доской в память Царя-Мученика и его семьи (1951). Вероятно, существуют и другие сооружения.
Храмов-памятников Николаю II и его семье в русском зарубежье выявлено шесть: в Китае, Бельгии, Австралии, Франции и два в Америке. В Америке храм-памятник в честь Казанской иконы Божьей Матери (где именно не установлено) и Свято-Николаевский собор в Сиеттле. В Австралии Свято-Николаевский собор в Брисбене. Во Франции в Вильмуасоне (под Парижем) церковь св. Царя-Мученика и свв. Новомученников и исповедников (нач. 1980-х гг. Сейчас домовая церковь).
Судьбы привлеченных к исследованию храмов-памятников брюссельского и шанхайского, задуманных и построенных в одно время, совершенно разные. Храм во имя Иова Многострадального в Брюсселе всемирно известен, овеян славой. Он исполняет свою функцию по сей день, охраняется бельгийским правительством как памятник архитектуры и является достопримечательностью города. С конца 1990-х гг. к нему было обращено особое внимание Московской патриархии в связи с вопросом об официальной канонизации царственных мучеников: в храме-памятнике хранятся ценнейшие реликвии царской семьи.
Военно-приходская церковь свт. Николая Чудотворца, сооруженная и освященная в начале 1934 г. в Шанхае, стала первым храмом-памятником Николаю II в истории русского зарубежья. Тем не менее, сейчас он забыт. По воспоминаниям бывших русских шанхайцев после 1947 г. Свято-Николаевская церковь стала считаться советской, а после отъезда русских была закрыта китайскими властями и использовалась под склад. Все иконы и церковная утварь были уничтожены. Сейчас здание бывшей Свято-Николаевской церкви тесно окружено современной застройкой, не имеет крестов, несколько изменило свой внешний облик, в киоте на фронтоне колокольни портрет Мао Цзэдуна, и используется под французский ресторан. Интерьер храма претерпел значительные изменения: появились межэтажное перекрытие, новые росписи со светскими сюжетами. Но сохранились частично прежняя стенопись, мозаичное изображение Пантократора, паникадило и цветные витражи(5). Сооружение охраняется Шанхайским муниципалитетом как памятник архитектуры. Фотография церкви вошла в одну из книг известной гонконгской серии, посвященной западной архитектуре в Азии, в которой объективно оцениваются ее архитектурно-художественные достоинства(6).
Сведения об авторе проекта шанхайского храма, который современники считали шедевром современного церковного искусства архитекторе Александре Ивановиче Яроне фрагментарны и относятся исключительно к российскому периоду(7). Знаем мы о нем весьма немного. Напротив, в Русском Зарубежье Ярона знали очень хорошо, о чем говорит публикация в сан-францисской газете Русская жизнь к 25-летию со дня смерти архитектора(8).
В Шанхай А.И. Ярон (1874, Санкт-Петербург 1935, Шанхай) прибыл из Владивостока в 1922 г. Со страниц альманаха Врата предстает одаренная и энергичная личность, выделяющаяся своей исключительностью не только в среде русского Шанхая, но и во всей русской эмиграции Дальнего Востока(9). Он был организатором и председателем первого в Шанхае литературно-художественного объединения Аполлон, одним из инициаторов и лектором местного Технического Центра. Профессия архитектора оказалась востребованной в Шанхае: Ярон открыл собственную мастерскую, построил много крупных общественных сооружений, ставших достопримечательностями города, доминантами в городском ландшафте.
Свято-Николаевская церковь служивших в российской армии и флоте памяти царя-мученика Николая II и его августейшей семьи была ключевой в творческой судьбе А.И. Ярона, несравнимо более значимой в духовном смысле, чем все остальное. Храм, завершенный почти за год до смерти архитектора, был поистине любимым детищем его создателя, вложившего в свое последнее творение всю душу и талант. Будучи одним из главных вдохновителей создания храма, он безвозмездно разработал эскизный проект, выполнил рабочие чертежи и возглавил строительство, оплачивая из собственных средств работу всего технического состава(10).
Идея о сооружении в центре французской концессии Шанхая православного храма-памятника принадлежит генерал-лейтенанту Ф.Л.Глебову. Текст выпущенного в 1932 г. обращения с призывом вносить свою лепту в возвышенное дело содержит и смысл особого посвящения храма-памятника: созданный нами здесь, на чужбине, храм-памятник достигнет всей полноты своего значения, будет и памятником великого русского несчастья, памятником наших страданий, нашей тоски по Родине, нашего сердечного раскаяния в содеянных грехах, веры в Бога и в воскресение святой Руси(11).
Вместе с обращением распространялся отпечаток графического листа с перспективным изображением храма, подписанного автором и датированного 25 ноября 1932 г.(12). Остальной проектно-сметной документации не обнаружено, как и фотоснимка общего вида сооружения, сделанного во второй половине 1930-х гг. и позже. Закладку храма-памятника 18 декабря 1932 г. журнал Рубеж прокомментировал как исключительное в истории Шанхая русское православное торжество(13).
Новые веяния в искусстве России в конце XIX начале ХХ века соотносились в первую очередь с неорусским стилем национально-романтической версией модерна. Это яркое направление, особенно активно проявившееся в религиозном искусстве культовом зодчестве, церковной живописи, музыке, продолжило свое бытие за пределами России. Шанхайский храм-памятник, возведенный через полтора десятка лет после смерти неорусского стиля в России, творчески развивал его эстетику.
Архитектура храма стоит в одном ряду со многими известными в России храмовыми сооружениями начала ХХ в. в нерусской стилистике, но особенно явно перекликается с одним менее известным конкурсным проектом часовни-памятника в честь 300-летия Дома Романовых в Каменец-Подольске (арх. Д. А. Васильев и М. А. Адамович. Не реализован)(14), будучи при этом оригинальным сооружением.