Эфирология текста может стать существенным дополнением к семиотике, изучающей системы знаков, в широком смысле - "семиосферу". Этот термин, введенный Юрием Лотманом, по аналогии с атмосферой, биосферой, ноосферой, указывает на целостную область знаков и знакового поведения, активно формирующего искусственную оболочку нашей планеты. Но там, где есть "сфера", есть и эфир - ее прозрачные, чистые слои, которые заполняют пространства между семиотическими объектами. Изучение семиотического эфира - так можно определить задачу данного направления в семиотике.
Эфирология текста имеет дело с проблемой восприятия " " как знака не только интенциально читаемого, но и интенциально произносимого. Когда мы проговариваем про себя читаемый текст, что почти всегда происходит на бессознательном уровне, то " " вызывает особое затруднение, поскольку не известно, как его нужно произносить (в отличие от произносимого "дао" или "differance"). Проследив за тем, как произносится " ", можно поймать себя на попытке заполнить паузу каким-то нефонетическим, неартикулированным звуком, который тут же обрывается, признавая свою неудачу, отсутствие мотивировки. " " действует в нашей внутренней речи как механизм осечки. Интенция произнесения " " ни в чем не может себя реализовать, так что само " " выступает как непреодолимый порог между потенциальностью и актуальностью речеобразования. Спотыкаясь об этот порог, мы приобретаем сознание языка в целом, как потенциальности того, что в своем произношении знаков мы актуализируем бессознательно, по привычке. Мы выходим из бессознательного состояния проговаривания в тот момент, когда проговаривание очередного "знака", " " дает осечку. Невозможность проговаривания вдруг доносит до нашего сознания сам факт проговаривания. " " - это инаковость, включенная в язык и потому включающая наше сознание самого языка. Мы привыкли пользоваться языком бессознательно, и сам язык, по Лакану, есть структура бессознательного. Но если " ", окружающее текст в виде полей и пробелов, есть как бы высшая степень бессознательного по отношению к бессознательности языка, то вводя " " в текст, мы не только осознаем это "вдвойне" бессознательное, но и обретаем сознательность в самом языке.
Отныне и наши отношения с собственной внутренней речью могут строиться сознательно. При этом пауза, необходимая для произнесения " ", постепенно наполняется особым значением. Мы ищем способа, как можно осмысленно произнести " ", перебираем синонимы, находим слово, которое более или менее удачно подходит в том или ином контексте, например, "пробел", "белизна", "пустота", и начинаем проговаривать это слово-заменитель на месте " ". Вскоре, однако, мы убеждаемся, что замена, подходящая в одних контекстах, не подходит в других. Постепенно, в уточняющем чередовании разных контекстов, " " освобождается в нашем сознании от всяких слов-заполнителей, обнаруживает свой единственный смысл именно в этом зиянии, незаполняемости, как чистая интенция произносимости и значимости.
Примечания
11. Мартин Хайдеггер. "Изречение Анаксимандра", в его кн. Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества. М., Высшая школа, 1991, с. 63.
12. Если, по Лакану, бессознательное структурируется, как язык, то " " - это бессознательное самого бессознательного.
13. См. Susan Sontag. Dancers on a Plane: Cage, Cunningham, Johns. London: Thamesand Hudson Ltd., 1990, p.28.
14. См., в частности, мою работу "Пустота как прием: слово и изображение у Ильи Кабакова", в книге Михаил Эпштейн. Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре 20 века. Tenafly (New Jersy), Эрмитаж, 1994, сс. 140-169.
15. Здесь вспоминается вдохновенное толкование белизны в романе Германа Мелвилла "Моби Дик", в главе "О белизне кита": "..Мы еще не разгадали чар белизны: почему она столь властно притягивает душу...? Своей ли неопределенностью она извещает нас о безжалостных и необъятных пустотах вселенной и, внушая мысль об исчезновении, наносит нам предательский удар как раз тогда, когда мы созерцаем белые глубины Млечного Пути? Или, по сути своей, белизна есть не столько цвет, сколько отсутствие цвета и в то же время основа всех цветов; не отсюда ли такая немая чистота и многозначность в широком снежном просторе...?"
16. Происхождение письменности теряется в глубине веков и все еще не имеет четкого научно-генетического объяснения. Не исключено, что именно вид неба и проложенных по нему облачных следов или расчертивших его звездных огней и послужил образчиком первописьма, коль скоро человек, став человеком, обрел прямоту стояния и хождения и обратил свое лицо к небу. Возможно, что конфигурации небесных тел, очертания созвездий и стали теми первоследами, из восприятия которых развилась идея письма - значащих, однако неизобразительных следов, запечатленных на чистом фоне неба-листа. Возможно и то, что на какой-то стадии развития человечества небо вновь станет средой письма, вернет себе ту функцию, которую условно, на определенный исторический период, приняли лист бумаги или экран компьютера. Эсхатологические представления библейских времен указывают на небо, как на "свиток", которому суждено принять в себя последние письмена, подводящие итог истории, - огненные знаки конца времен. Во всяком случае, лист и экран представляют несомненную аналогию с чистотой неба, открывающей себя взгляду - и скрывающейся при долгом, напряженном разглядывании. Лист и экран - это как бы фрагменты неба, для нашего удобства положенные под руку или поставленные перед глазами.
Между прочим, историческое движение от темноватого пергамента к белой бумаге и далее к светящемуся экрану есть стадии возрастающей "небесности" в материальной среде письма. Экран компьютера голубоват и исходит прозрачным внутренним свечением. В него можно заглянуть глубже, чем в плоскую бумагу, он обладает свойством объемного стекла, кристалла, через которой просвечивает внутреннее письмо. То, что мы впечатываем в компьютер, не ложится поверх экрана, как на бумагу, а таинственно появляется изнутри, словно всплывает со дна этого стеклянного неба, просвечивает из его глубины, как самопроизвольное письмо, не нами вписанное, но к нам обращенное. Возможно, переход от книги к экрану уже готовит пишущего к следующей стадии взаимоотношений с " ", внутренние свойства которого, в частности, "обратное письмо", "писание с той стороны", нам еще опытно неизвестны. Прозрачность экрана - это возможность проступания неизвестных знаков сквозь наше письмо, самопроизвольного раскрытия и самоозначивания той заэкранной глубины, в которой мы до сих пор лишь предполагали простую восприимчивость, готовность вмещать знаки, но не испускать их из себя, как небо испускает свет созвездий.
Пытаясь понять, что в поверхности экрана кажется столь магическим, мы вспоминаем, что небо часто сравнивается не только со свитком, но и со стеклянным кристаллом. Экран компьютера - такой кристалл, в котором наше собственное письмо начинает таинственно мерцать и приближается к нам с другой стороны, как сообщение, призыв или приговор, изреченный нашими же словами. Экран не просто более вместителен и многослоен, чем бумага, он обладает входом с другой стороны, в нем " " обнаруживает свою способность к самоактуализации. Письмо, появляясь из глубины экрана, движется нам навстречу, превращаясь из объекта человеческих действий в некий самодействующий субъект.
17. Можно истолковать эти белые дыры текста как семантический аналог физическим черным дырам, в которых "пропадает" космическая материя.
18. И. Алексеев. Эфир. Философская энциклопедия в 5 тт., т. 5, М., "Советская энциклопедия", 1970, с. 590.
6. Проблемы эко-филологии
Такое прочтение текста, которое обнаруживает в нем семантические дыры, внезнаковые зоны, и пытается вчитаться в них, можно назвать интенциональным чтением. Такой анализ, который выявляет значимость текстуальных пустот и зияний, можно назвать паратекстуальным анализом. (19) Такое направление в филологии, которое занимается изучением и истолкованием окружающей среды текста, можно назвать эко-филологией или эко-критикой.
У каждого текста есть свое собственное " ", так же как свое " " есть у любой совокупности текстов, образующих творческое наследие данного автора или наследие целой национальной культуры. Области паратекстуального анализа столь же разнообразны, как и объекты текстуального анализа. " " может быть по-настоящему понято только в связи с текстом, как его иное. Каждый текст создает свое " " , и наоборот, каждое " " позволяет артикулироваться только данному тексту, само оставаясь в зоне чистой потенциальности, непроявленности. Задача паратекстуального анализа - двойная: заполнить эти эфирные зоны, эти промежутки между знаковыми телами - и показать их незаполняемость. Иначе говоря, паратекстуальный анализ есть искусство парафразы, но при этом перифразируется не определенная речь, а несказанное, пропущенное...
В частности, паратекстуальный анализ позволяет объяснить разницу между стихами и прозой на основе их взаимодействия с " ". В стихах " " принимает гораздо более активную роль в семантизации текста: вокруг каждой строки образуется собственное поле недоговоренности, и это поле "упругое", оно то сжимается, то растягивается, в обратном соотношении с длиной строк. Каждая строка, разгоняясь, "врезается" в это поле и, отталкиваясь от его края, интенциональной границы письма, поворачивает наше внимание назад, к следующей строке.
Вот девушка, едва развившись,
Еще не потупляясь, не краснея,
Непостижимо черным взглядом
Смотрит мне навстречу.
(Александр Блок).
Для каждой строки интенциональная граница письма не задана, но постоянно колеблется, и важен не столько размах ее колебаний, меняющийся размер " ", сколько сама эта колебательность, т.е. игра интенциональных смыслов в пульсирующем поле вокруг текста, игра между текстом и " ". Эта упругость границы текста определяется действием формующих ее смысловых полей интенциональности за пределами текста, в пространстве " ".