1. Предыстория
Мир Киевской Руси – мир полулегендарный. Выглядит он так не только благодаря своей древности, но и потому, что количество сохранившихся источников по его истории столь невелико, что часто заставляет исследователей ограничиваться смутными предположениями и догадками. Но даже по небольшому объему дошедших до нас исторических свидетельств известно, что Киевское государство было вовлечено в широкую сеть династических, военных и торговых связей сo Скандинавией, Византией, славянскими землями и романо-германским миром[i] [1] .
Эти связи существовали и в сфере церковной культуры. Как и другие государства Центральной и Восточной Европы, Киевская Русь на пути к христианству оказалась в пространстве между двумя великими традициями древней, тогда еще неразделенной Вселенской Церкви – литургическим обрядом Византии, принятом в Восточном Средиземноморье и постепенно искавшим дорогу в славянский мир, и Римским, или латинским обрядом, принятом в большинстве стран Запада и также стремившимся к распространению среди славянских народов[ii] [2] .
Известно, что исторические судьбы русской церковной традиции связаны прежде всего с усвоением богослужебных обычаев Византии и созданием национальной литургической культуры. Но это не исключает знакомства людей Киевской Руси с церковной культурой латинского Запада. Данные археологии, истории русского языка, ранней житийной литературы и литургической поэзии показывают, что мир западных преданий вовсе не был чужд древнерусскому обществу, а общение Руси с западным христианством началось задолго до римо-византийского раскола 1054 года и не ослабевало длительное время после него. Что же касается западного богослужения в его «звучащей» форме, то здесь все зависело от возможности общения с носителями литургической традиции – с представителями латинского духовенства. Даже немногочисленые данные дошедших до нас источников показывают, что это общение было достаточно интенсивным.
Около 959 года при дворе германского императора Оттона I Великого появилось посольство, направленное княгиней Ольгой (годы правления: 945–962; † 966), доныне почитаемой Русской церковью в числе ее первых святых. Послы недавно принявшей крещение «королевы Ругов», как называли Ольгу на Западе, просили императора о посылке на Русь епископов и священников. В 961 году первым в истории епископом Русским становится Адальберт из Трира, сам оставивший краткое свидетельство о своем киевском начинании[iii] [3] .
В появлении христианских проповедников у ворот раннесредневекового Киева не было, видимо, ничего удивительного: несмотря на преобладание в тогдашнем обществе славянского и скандинавского язычества, среди жителей Руси были и христиане, причем, предположительно, самых разных толков и обрядов. Но прибытие духовного лица в сане епископа могло означать нечто большее: речь шла о создании в Киевском государстве церковной иерархии Римского обряда и о стремлении обратить в христианство все население страны.
962 год, в который началась миссия Адальберта, был, однако, не лучшим временем для осуществления подобных планов: власть от Ольги перешла к ее сыну Святославу Игоревичу († 972), что по сути дела означало языческий переворот и отказ от сближения с христианским миром. Адальберт и его спутники были вынуждены оставить Русь, и следующие попытки христианизации страны по латинскому обряду относятся уже к периоду правления Ярополка Святославича (969–980).
Трудно сказать, входила ли в задачи направленного Ярополком в 973 году в Кведлинбург, ко двору Оттона I, посольства вторичная просьба о присылке латинского духовенства, но есть данные о том, что в 70-е годы X века деятельность немецких миссионеров в Киевском государстве оживилась. Еще в 968 году центр миссионерской деятельности на Востоке был перенесен в Саксонию – в Магдебург: здесь было основано миссийное архиепископство, деятельность которого была направлена на весь славянский мир, и примечательно, что возглавил эту кафедру именно Адальберт из Трира. Позднейшая летопись сообщала, что «Ярополк же бе муж кроткий и милостивый ко всем, любляще христианы, и асче сам не крестися народа ради [т.е., не желая противостояния с поддаными-язычниками – В.К.], но никому не претяше». Есть, однако, данные о том, что ок. 975 года крещение князя (по Римскому обряду) все же могло состояться, а сам он был не только женат на внучке Оттона I, но – после гибели в княжеских распрях – мог даже почитаться в Киеве в качестве местного святого[iv] [4] .
С воцарением Великого князя Владимира Святославича Великого (годы правления: 978–1015) и принятием христианства как государственной религии (по данным русского летописания – 988 г.), контакты с разными странами, включая не только Византию, но и европейский Запад, становятся постоянными. К этому времени династические браки Рюриковичей приобретают тот всеевропейский характер, который будет характерен для внешней политики Киева еще на протяжении почти двухсот лет. Выданных за Рюриковичей иноземных княжен, как правило, сопровождали духовные лица, иногда высокого ранга. Наиболее известный, хотя и не единственный случай – пребывание на Руси епископа Рейнберна, который прибыл в Киев как духовник дочери польского князя Болеслава Храброго – супруги князя Святополка Владимировича († 1019)[v] [5] .
Сказанное представляет интерес не только в контексте политической истории Русского государства. За каждым из упомянутых здесь событий стоит встреча древнеславянского мира с литургической культурой латинского Средневековья, причем в достаточно полном ее объеме: это следует хотя бы из наиболее общих представлений о том, как выглядело путешествие миссионного епископа или обычного священника в X столетии. Никто из миссионеров раннесредневековой эпохи не передвигался по неизведанной земле в одиночку. Священника должен был сопровождать хотя бы один служитель-министрант, помогавший служить ежедневную Мессу; несколько человек должны были отвечать за перевозку церковной утвари, переносного алтаря, облачений и т. д. Епископа же сопровождали несколько священников и многочисленная челядь – в совокупности несколько десятков человек. Богослужение должно было совершаться ежедневно, причем речь шла не только об одной или нескольких мессах, но и о службах суточного круга[vi] [6] – Вечерне (лат. Vesper), Утрене (Matutinum), Утренних хвалениях (Laudes), малых часах и Повечерии (Completorium). Служба в присутствии народа (особенно, если ее возглавлял епископ) пелась от начала и до конца. С закреплением на осваиваемых землях литургия переносилась в небольшие, предельно просто выстроенные церкви. Наиболее распространенным типом такого рода постройки была романская ротонда – архитектурный тип, не характерный для Византии или для последующей русской традиции, но часто встречающийся в Центральной Европе и известный по раскопкам княжеского Детинца в древнем Киеве [vii][7] .
Музыкальной основой богослужения было григорианское пение – корпус песнопений Римского обряда, сложившийся в VIII–IX веках в империи Каролингов (на территории современных Франции, Южной и Западной Германии и Северной Италии) и унаследовавший многое из певческих традиций других эпох и обрядов[viii] [8] . Создание «григорианского» (cantusgregorianus) или «римского» (cantilenaromana) пения приписывалось каролингским духовенством Папе Римскому Григорию Великому, хотя можно предполагать, что в самом Риме пели в то время по-другому[ix] [9] . Появление григорианского репертуара было плодом творческой работы каролингских литургистов и музыкальных теоретиков – отсюда совершенство григорианского мелоса, стройность его ладового строения и классически ясное соотношение музыки и текста.
Роль, которую играло григорианское пение в проповеди христианства на Востоке Европы, в специальной литературе почти не обсуждалась. Но роль эта должна была быть значительной: проповедь совершалась вдали от древних соборов Рейна и Дуная, и здесь нельзя было рассчитывать на помощь монументальной церковной архитектуры или фресковой живописи. Трудно было предполагать, что на новообращенную паству может воздействовать лишь текст богослужения, даже если он и был переведен (полностью или частично) на местный язык. Здесь было необходимо не только понимание текста, но и осознание тех категорий, которые он был призван выразить. А вот воздействие григорианики – даже на людей, принадлежавших к иной музыкальной культуре, – должно было быть огромным. Характер связей Древнего Киева с Западом позволяет предположить, что григорианское пение было одним из постоянных элементов в том звуковом мире, который принесло с собой на Русь христианство.
2. Брунон
Прямое свидетельство об исполнении григорианского пения на землях Киевского княжества оставил св. Брунон Кверфуртский – латинский архиепископ, прибывший ко двору Владимира Великого в 1008 году.
Брунон[x] [10] (род. ок. 974 г.) был выходцем из саксонской аристократической семьи, состоявшей в родстве с императорским домом. Своим (по тем временам незаурядным) образованием он был обязан известной школе при Магдебургском кафедральном соборе, где в круг обучения входили интенсивные занятия григорианским пением и arsmusica – теорией музыкального искусства[xi] [11] .
Получив сан каноника, Брунон в 996 году сопровождал в Италию императора Оттона III. Узнав в Риме о мученической смерти соученика по Магдебургу – чеха Войтеха-Адальберта Пражского (погиб при проповеди христианства в Пруссии), Брунон – еще не зная, что смерть Адальберта предвосхищает его собственную судьбу – принял монашеский постриг. Его наставником был св. Ромуальд Камальдоленский – основатель отшельнического ордена камальдулов. Впоследствии, сочиняя житие Ромуальда, один из наиболее выдающихся духовных писателей Средневековья Петр Дамиани вспомнил и о юном саксонце, отметив его незаурядную музыкальность: «Был превосходно обучен свободным искусствам, в особенности же отличался в благозвучных музыкальных упражнениях (inmodulationismusicaestudio)»[xii] [12] . Хотя многое из написанного Петром о последующем пути Брунона основано на легендах[xiii] [13] , мы вправе доверять тому, что Петр сообщает о личности самого героя.