Скульптурный портрет времени Республики I в. до н.э. (стр. 3 из 4)

Один из наиболее широко известных памятников — голова старика в покрывале в музее Кьяромонти в Ватикане, принадлежавшая статуе римлянина, совершающего жертвоприношение (при исполнении этого религиозного обряда римляне накрывали голову краем одежды). Трактовка этого портрета, которую Швейцер уподобляет резьбе по дереву, предельно жесткая, абсолютно лишенная мягкости и пластичности моделировки. Возможности мрамора как идеального материала для скульптуры почти не использованы; скульптор — конечно, римлянин, а не грек по происхождению — еще не овладел этим материалом, получившим распространение в италийской пластике лишь с I века до н.э. Что касается передачи внешности человека, то здесь, несомненно, достигнуто большое сходство. Голова индивидуальна и выразительна, это портрет старика, прожившего долгую и суровую жизнь. Скульптор, увлеченный передачей внешнего сходства, не ставит задачи показать характер портретируемого. Именно поэтому кажутся такими похожими друг на друга портреты "старых римлян" на надгробиях и в скульптуре.

Наряду со "староримским" направлением в портретном искусстве I века до н.э. развивается другое направление — эллинизирующее. [с.22] Оно отнюдь не является простым переносом на римскую почву традиций эллинистического портрета. Даже в наиболее эллинизированных произведениях, исполненных греками, работавшими в Риме, чувствуется восприятие авторами требования передачи большого внешнего сходства, предъявляемого к римскому портрету.

Наиболее ярким образцом эллинизирующего портрета на римской почве является так называемая статуя "полководца",

найденная в Тиволи, в субструкциях храма Геркулеса, и хранящаяся теперь в Национальном музее в Риме. Полуобнаженный атлетический торс, живописно перекинутый через левую руку плащ, вся несколько театральная поза оратора напоминают произведения эллинистических скульпторов. Панцирь у ног героя указывает на его профессию. Верхняя часть головы была сделана из другого куска мрамора — прием, нередко встречающийся в эллинистической скульптуре. В лице отсутствуют сухость и графичность — оно очень пластично, поражает сложной лепкой формы, игрой светотени. И все же это лицо, некрасивое, изборожденное подчеркнуто переданными складками, не вяжется с героически-театральной позой и живописным методом исполнения. Требования индивидуального сходства воплощены автором этой скульптуры чисто внешне. Утратив пафос эллинистических портретов, этот образ не обрел достоверности портретов римских.

О времени изготовления статуи из Тиволи и о том, кого из римских государственных деятелей она может изображать, много спорили. Второй вопрос пока остается без ответа. Что касается первого, то, по стилистическим особенностям, она может быть отнесена ко второй четверти I века до н.э. Вполне возможно, что она является раннеимператорской копией с оригинала того времени. Статуя полководца из Тиволи показывает, как претворились в римском искусстве традиции эллинистического портрета. Подобных произведений немного, но они важны для понимания развития римского скульптурного портрета.

Для портрета первых десятилетий I века до н.э. вплоть до 60-х годов характерно параллельное существование двух противоположных направлений — сухого, линейно-графического "староримского" и живописно-патетического эллинизирующего. В последующий период — эпоху I триумвирата и диктатуры Цезаря — можно отметить, при сохранении этих двух линий развития, взаимопроникновение их принципов, на основе чего создаются высокохудожественные образцы собственно римского портрета.

Свойственные эллинистическому искусству мастерство обработки мрамора, блестящая живописная лепка форм наиболее легко и быстро проникают в римский скульптурный портрет, тем более что среди его создателей было много греков по происхождению. При этом сохраняется присущий римскому портрету веристический подход к изображению человеческого лица.

Иллюстрацией служит голова старика из музея Торлониа в Риме. Высокий морщинистый лоб, нависшие над глазами брови, большой крючковатый нос, презрительно оттопыренная нижняя губа, глубокие складки, бороздящие впалые старческие щеки, — все детали [с.23] этого выразительного лица переданы пластической лепкой, напоминающей портреты эллинистических династов и "полководца" из Тиволи. Несомненно, что создатель головы старика музея Торлониа был хорошо знаком с этими произведениями и воспользовался их арсеналом изобразительных средств для скрупулезно точной передачи внешнего облика человека. Не забыта, кажется, ни одна натуралистическая подробность старческого лица. Это знакомый нам тип сурового, утомленного прожитыми годами пожилого римлянина.

Илл. 24

При всей внешней индивидуальности портрет, так же как изображения на надгробных рельефах, похож на другие, исполненные в той же манере. Ему близок, например, портрет старика в собрании Нью-Карлсбергской глиптотеки в Копенгагене; к той же группе должна быть отнесена голова пожилого мужчины из музея в Озимо, исполненная в аналогичном стиле.

Несколько более индивидуальна голова, найденная в Остии. Судя по голому черепу, это

илл. 23

изображение жреца — один из наиболее ранних образцов серии портретов жрецов, лучшие из которых относятся к I веку н.э. Голова из Остии стилистически более далека от эллинизирующих портретов, чем предыдущие, — в ней сильнее элементы графической четкости линий, подчеркивающие сухость и холодность, какую-то отчужденность этого человека и удачно соединяющиеся с пластической лепкой формы. В то же время это блестящий по передаче индивидуальных особенностей веристический портрет, один из лучших образцов римского республиканского искусства этого направления.

В этих произведениях уже заложены все предпосылки создания подлинного портретного искусства, сочетающего с правдивым, жизненно верным изображением внешнего облика человека передачу его характера. Такие портреты возникают в Риме в середине I века до н.э. на основе только что рассмотренной группы памятников, в которых эллинистическое мастерство соединяется с римской трезвостью в передаче деталей. К сожалению, нам известно лишь небольшое число таких портретов; большая часть их, считавшаяся лучшими образцами республиканского портрета, теперь признана позднейшими подделками.

К числу античных оригиналов относится портрет Помпея в Нью-Карлсбергской глиптотеке в Копенгагене.

Он был найден в 1885 году в гробнице Лициниев близ Порта Пиа в Риме вместе с другими памятниками, что исключает всякое сомнение в его подлинности. Это копия эпохи императора Клавдия с оригинала, датирующегося периодом I триумвирата. Время создания копии, несомненно, наложило отпечаток на нее, но в основе лежит республиканский портрет со всеми его характерными особенностями. Личность изображенного, определенная на основании сходства с портретами Помпея Великого на монетах, не вызывает сомнения. Портрет относится к последним годам жизни Помпея, когда он, находясь на вершине славы после завоевания Малой Азии, возомнил себя вторым Александром Македонским, которого он, как рассказывает Плутарх, немного напоминал внешне: "Мягкие, откинутые назад волосы и живые, блестящие глаза придавали ему сходство с изображениями царя Александра (впрочем, не столько было истинного сходства, сколько [с.24] разговоров о нем). Поэтому вначале, когда Помпею давали имя этого героя, он не отвергал его, так что некоторые даже в насмешку стали называть его Александром" (Плутарх, Помпей, II). Действительно, трактовка волос на голове, хранящейся в Копенгагене, в какой-то мере схожа с живописностью прически Александра Македонского. В лице Помпея, в его покрытом морщинами невысоком лбе, в выражении легкого страдания также заметно подражание портретам Александра. Но, несмотря на это, героизация не получилась; напротив, доминирует трезвая будничность римских портретов. Будничность не только во внешних чертах Помпея, в некрасивом, обрюзгшем лице с толстым носом и маленькими, как бы заплывшими глазками; внутренний облик этого человека — хотел этого или нет художник, исполнивший его портрет, — лишен героического подъема. Помпей периода создания этого портрета, времени его борьбы с Цазарем, сначала тайной, а затем открытой, — это человек беспринципный, обуреваемый тщеславием, мнящий себя вершителем судеб Римской республики, но уже утративший широту кругозора крупного государственного деятеля, совершивший ряд ошибок, приведших к его гибели. Именно таким, самодовольно ограниченным, но в то же время властным и еще сильным повелителем изобразил его ваятель.

Рядом с портретом Помпея хотелось бы рассмотреть портрет еще более крупного государственного деятеля позднереспубликанского Рима, блестящего оратора и публициста — Цицерона. До недавнего прошлого такие его портреты, как мраморная голова в Уффици, бюст в Ватикане и статуя в Копенгагене, считались наиболее выразительными и совершенными образцами римского реалистического портрета. Теперь установлено, что они, так же как головы Суллы и Мария в Мюнхенской глиптотеке, являются позднейшими подделками. Из всех портретов Цицерона подлинно античными признаются лишь бюсты в Лондоне (в Эпслей-Хаузе) и Ватикане. Первый настолько зареставрирован, что об оригинале трудно составить достаточно полное представление. Второй — посредственная копия императорского времени с сильным воздействием классицизирующего направления августовского времени. Ни тот, ни другой не имеют сколько-нибудь существенного значения для нашей темы, и мы не будем на них подробнее останавливаться.