Неподалеку от стола, на бюро, женский портрет, выполненный акварелью. Задумчиво смотрят карие, чуть удлиненные глаза; они кажутся слишком печальными на этом юном лице с высоким, чистым лбом. Блестящие темные волосы собраны в высокую прическу. Такой изобразил Наталью Николаевну Пушкину художник Александр Брюллов в 1831 году.
Лицо той, о которой поэт с восторгом писал:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Mадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
И снова рисует воображение картины жизни Пушкина в Болдине в ту далекую осень...
По неси вероятности (так же, как когда-то в Михайловском) Пушкин выбрал для себя в болдинском доме одну комнату, сделав ее кабинетом. Здесь он оставался наедине с самим собой. Подолгу стоял у окна, ожидая прибытия почты. В нетерпении разрезал только что полученный номер газеты «Московские ведомости», приходил в отчаяние, узнав неутешительные новости: от холеры «в Москве, имеющей до трехсот тысяч жителей, умирает ежемесячно от 700 до 1300... человек».
Наталья Николаевна осталась в этом городе, жизни ее угрожала опасность. Вот он принимается укладывать книги, рукописи, приказывает отнести вещи в карету и отправляется в дорогу с надеждой проехать сквозь цепь карантинов, добраться до Москвы. Но, вынужденный вернуться, опять оказывается в том же доме, в той же комнате:
«В Болдине, все еще в Болдине!» Неуверенность в будущем не давала покоя. Огорчало, что многие знакомые, даже друзья, недоверчиво отнеслись к его решению жениться — и это в минуту, когда так необходимо понимание, участие. С глубокой благодарностью вспоминал Пушкин письмо от неизвестного человека, полученное незадолго до отъезда в Болдино. В стихотворном послании незнакомец желал Пушкину счастья. Полные признательности слова ложатся на бумагу:
О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,
Иль юности моей товарищ отдаленный,
Иль отрок, музами таинственно храним,
Иль пола кроткого стыдливый херувим,—
Благодарю тебя душою умиленной.
Вниманья слабого предмет уединенный,
К доброжелательству досель я не привык...
По ночам не спалось, думы о смысле жизни, об ушедшей юности, о скоротечности дней теснились в голове:
...Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня...
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Но в уединенной комнате болдинского дома Пушкин знал и другие минуты. Она стала немой свидетельницей вдохновенного труда, торжествующей радости, когда точно сама Муза водила его пером.
Иногда здесь раздавался легкий пушкинский смех: часто, проверяя себя, он читал вслух только что появившиеся на свет строки... Не свое ли болдинское затворничество и воодушевление описал поэт в «Отрывке», датированном 26 октября 1830 года: «Когда находила на него такая дрянь (так называл он вдохновение), то он запирался в своей комнате и писал в постеле с утра до позднего вечера... Это продолжалось у него недели две, три, много месяц, и случалось единожды в год, всегда осенью. Приятель мой уверял меня, что он только тогда и знал истинное счастие».
Может быть, перебирая листы рукописей, вместивших его мысли и переживания, хранящих еще живое тепло его пальцев, поэт с изумлением и нежностью оглядывал комнату, в четырех стенах которой, отвлекшись от всего суетного, наносного, он чувствовал себя всесильным, свободным творцом. Однажды Пушкин попытался изобразить свое жилище: стол, заваленный бумагами, скульптурный бюст и полку с книгами... Рисунок остался незавершенным.
Шли дни, ясная погода сменялась ненастьем. В сентябре еще распахивали окна, было тепло, только по утрам ветер приносил запах промерзших за ночь листьев. Ровный солнечный свет делал особенно четкими контуры даже самых малозаметных предметов, бархатисто-коричневой казалась земля. По плотине стучали телеги, грачи кружили над домом, готовясь к отлету. В конце сентября начались дожди.
Ранняя, звонкая осень с золотистыми дымками березовых рощиц у горизонта сменилась «унылой порой»: свернулись опавшие листья, улетели птицы. В последние числа октября к непролазной грязи примешался снег. «И дождь, и снег, и по колено грязь».
Потом застыл пруд. Снег выпадал и исчезал, съедаемый дождем, но лед на пруду так и нe растаял. Мужики и бабы ходили в теплом: в чапанах с большими воротниками, в лаптях с онучами, в поддевках. В ноябре лошадей уже запрягали в сани. Иногда дни становились солнечными и походили на мартовские. Но вскоре снова небо заволакивало серой мглой. Менялся облик природы за окном. Пушкин писал...
В доме-музее, в кабинете Пушкина, можно подолгу рассматривать рукописи произведений, созданных осенью 1830 года, отдельные листы, тетради, рисунки поэта на исписанных страницах.
Привыкая к особенностям пушкинского почерка, начинаешь разбирать строки. Какое наслаждение прочесть автограф, попытаться угадать душевное состояние поэта, проследить ход его творческой мысли. На столе три маленьких листа. На одном из них рисунок: волнистые облака, набегающие на лунный диск. Под рисунком дата: «1830. 7 сентября. Болдино».
Вот как писались строки, знакомые нашим современникам с детства... Быстрый, стремительный почерк удивительно соответствует нервному напряженному ритму стихотворения:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин...
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
Герой стихотворения остается один перед хаосом бытия. Жизнь — дорога посреди бушующих стихий. Такой один из главных образов стихотворения. Не отразилось ли в нем смятение самого поэта накануне решительного шага, сулящего много перемен в его cудьбе?
«Бесы» открывают список болдинских произведений...
Пушкина самого удивляла необыкновенная плодотворность болдинской осени. «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал,— пишет он из Москвы П. А. Плетневу.— Вот что я привез сюда: 2 последние главы «Онегина», 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами... Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Дон Жуан». Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все... Написал я прозою 5 повестей...»
Рядом с рукописью «Бесов» — тетрадь с повестями, о которых упоминает Пушкин. Крупными буквами написано: «Повести Белкина». На одном из тетрадных листов, под черновым текстом «Гробовщика»,— пушкинский рисунок, изображающий персонажей повести: сапожника Шульца и гробовщика Андриана Прохорова.
Пушкин набросал любопытную бытовую сценку: соседи сидят за самоваром. Шульц улыбается, положив руки на колени, все его существо выражает довольство жизнью. Чинно выпрямившись, сидит на стуле гробовщик, человек мрачного, замкнутого характера. Между соседями идет беседа, описанная в повести:
«Каково торгует ваша милость?» — спросил Андриан.
«Э-хе-хе,— отвечал Шульц,— и так и сяк... Хоть, конечно, мой товар не то, что ваш: живой без сапог обойдется, а мертвый без гроба не живет».
Язык «Гробовщика» прост и лаконичен. «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы...» — такому правилу следовал поэт при работе над «Повестями Белкина».
В той же тетради вслед за «Гробовщиком» Пушкин напишет «Станционного смотрителя», «Барышню-крестьянку», «Выстрел». Последней будет создана «Метель».
Два рисунка останавливают внимание: на первом, в профиль к зрителю, человек в шляпе с пером, в коротком плаще, со шпагой. Перед ним, на горизонте, здания города. Это Дон Гуан, ожидающий наступления ночи у стен Мадрида. На титульном листе тетради, в которую вписан «Скупой рыцарь», изображен во весь рост рыцарь в доспехах, а левее лицо немолодого мужчины с высоким лбом. Исследователи рисунка поэта считают, что Пушкин пытался изобразить Шекспира. Стремясь передать в своих маленьких трагедиях «истину страстей и правдоподобие чувствований», поэт не раз обращался к опыту великого английского драматурга.
На небольшом листе нет ни зачеркиваний, ни помарок. Это беловой текст стихотворения «Прощанье», посвященного, как считают исследователи, Елизавете Ксаверьевне Воронцовой:
Прими же, дальная подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
В «Прощанье» любовь сравнивается с самым дорогим для Пушкина чувством — дружбой. За стихотворными строками стоит реальное воспоминание о последней встрече с В. К. Кюхельбекером. Ссыльного поэта-декабриста перевозили из одной крепости в другую. Случайно встретились они на почтовой станции Залазы (под Петербургом); Пушкин с трудом узнал в изможденном арестанте своего лицейского товарища.
Работая над «Путешествием Онегина», 9-й главой романа, поэт снова и снова вспоминает лицей, друзей юности. А 19 октября, в день лицейской годовщины, он еще раз перечитает, а затем сожжет 10-ю песнь «Онегина», содержащую характеристику царствования Александра I, описание первых декабристских обществ.
Поэт понимал, что цензура не допустит «крамольную» главу к напечатанию. До наших дней уцелели отрывки 10-й песни, предварительно зашифрованные Пушкиным. Ключ к шифру удалось найти лишь в 1910 году. Так стала известна злая, беспощадная оценка Александра I:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,