Гожев К.М.
Проблемы мультикультурального существования и культурного диалога являются чрезвычайно актуальными для современной философии общества. Активно обсуждаемая тема "свое" и "чужое" в соотнесенности с темой культурного диалога приобретает в начале ХХI столетия особую социально-культурную и экзистенциальную значимость. Мультикультурализм как феномен (пост)современности выходит за пределы социальной коммуникации и становится пространством формирования культурного поведения, причем оно оказывается значимо также и для стратегий идентификации. "Термин "мультикультурализм", появившийся в конце 80-х годов, поначалу означал нечто вполне безобидное: уважение большинства к меньшинствам, равный статус различных культурных традиций, право индивидов на выбор собственной идентичности..." [Малахов В. Ностальгия по идентичности // Логос. 1999. ? 3. М., 1999. С. 9]. Проблемы и возможности понимания оказываются непосредственно соотнесены с темой межкультурного взаимодействия и мультикультурализма.
Немаловажным следует считать и то обстоятельство, что проблемы мультикультурализма оказались весьма широко представлены как в социально-философском, социологическом и политологическом категориальном "словарях", так и в реальной социальной практике. Носителем индивидуального сознания является каждая личность, но в каждом обществе и на каждой стадии развития существуют конкретные и специфические условия для образования и действия индивидуального сознания: культура, традиция, особое качество жизни, религия, что образует особого рода матрицу, в пределах которой формируется ментальность [Жидков В. Культурная политика и формирование картины мира // Символы, образы, стереотипы. Исторический и экзистенциальный опыт. СПб., 2000. С. 41]. Таким образом, их понимание представляет возможность объективного представления общих и особенных процессов в современном полиэтничном социуме. В этом случае опыт России оказывается диалогически связан с опытом интеркультуральных стратегий понимания в Восточной Европе.
В центре внимания исследований мультикультурализма прежде всего должно оказаться рассмотрение философской и идеологической ситуации в конце ХХ - начале ХХI века, где ситуация анализируется прежде всего на материале основных социально-философских позиций и жизненно-мировых практик поведения. Соответственно, философия в данном контексте понимается как критическое понимание современности, определяющее общее состояние сознания в отношении к проблеме стабильности и смены общественных систем. Философ в данной ситуации становится "переводчиком" одних дискурсов, претендующих на доминантные позиции внутри социального тела - в другие. От философии "остается форма интерпретации. Философия становится интерпретативной посредницей между различными областями культуры, пытаясь предотвратить трения между учеными, священниками и политиками. Не следует... ожидать от философа, что он предложит некий готовый продукт. Философы занимаются тем, что производят поверхности, смазывают, если можно так выразиться, колеса". ["Философия без оснований". Беседа М. Рыклина с Р. Рорти // Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М., 1997. С. 126]. Философии свойственно более выраженное стремление к созданию общего поля понимания.
Философский дискурс оказывается более толерантным в своих позициях, чем дискурс идеологии и политики, а также более стабилен и устойчив в представлении собственных образов, чем политическая власть. [Зуева Т.М. Образы политической власти в массовом сознании россиян. Автореф. дисс.докт филос. наук. Ростов-на-Дону. 2002. С. 4-5]. В то же время философское мышление в ситуации мультикультурализма стремится предстать как экзистирующее мышление: философия характеризуется гораздо большей предрасположенностью к нравственной и этической проблематике. Можно сказать, что философия стремится выступить в качестве координатора процессов взаимодействия чужого и собственного - реализации субъектами своего практического, ценностного, нормативного и когнитивного поведения в общем культурном пространстве. Философское мышление сближается с теорией интеракционистского действия, цель которого состоит в создании продуктивного обмена значениями, ценностями и смыслами между субъектами [Апель К-О. Трансформации философии. М., 2001].
В сфере идеологии и непосредственных жизненных ориентаций усилились тенденции этноцентризма. Так, национально-этническая, религиозная, социальная пестрота и многоукладность, сложность военно-политической обстановки с особой актуальностью ставят проблему поиска эффективных средств достижения стабильности на Северном Кавказе. При этом предельно разрастается неконтролируемая миграция, потоки которой вносят дополнительную напряженность в социальную сферу региона и всей страны [Асеев Ю.И., Гожев К.М. Современные миграции на Северном Кавказе: социологический анализ. Ставрополь, 2000]. Пропагандируемые стратегии поведения оказываются глубинно связаны с интересами бюрократии и элиты. [Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997. С. 514; Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997]. Анализ языков политики и политической философии, а также художественного и массового сознания говорит о том, что общественное сознание эпохи приобретает черты равнодушия, индифферентности или неприятия между отдельными позициями, а в ряде случаев тяготеет к терроризму.
Философский анализ понимания чужого и собственного может дать возможность построить единое поле понимания разных образов мира, общим для которых будет переход идеи чужого в идею другого. В качестве определяющих могут выступать следующие позиции: философия разрабатывает общее поле понимания жизнестроения, в котором проблематика чужого сменяется проблематикой другого; социально-реформаторские действия могут быть успешными лишь в случае, когда они совершаются в постоянной соотнесенности с традиционным укладом жизни и поведения; поиск национальной идентичности не сопровождается пропагандой действий, связанных с экстремизмом и социальной нетерпимостью (классовые враги, враги-соседи, непримиримые чужие и т.п.); философствование с необходимостью включает в себя постоянную отсылку к социальной практике, то есть ориентировано прагматически; гипертрофия идеи своего (собственного) провоцирует этноцентризм и нетерпимость, для преодоления чего необходимо создание философии единого социального пространства и экзистенциального времени мира, в котором представлены разнообразные позиции; внимание к философским образам мира предполагает обращение к неповторимому опыту традиционной жизни каждого сообщества; философский анализ соотношения чужого и собственного с необходимостью дополняется социологическими, идеографическими, лингвистическими и социально-психологическими исследованиями для определения реальных социально-культурных структур и образований поведения.
Интенция социальной философии в данной ситуации совпадает с усилиями других гуманитарных наук понять "дух времени" в его отношении к проблеме стабильности и смены общественных систем в ситуации мультикультурализма. Собственного и чужое должны анализируются на фоне современных этнокультурных конфликтов и социальных проектов, что придает исследованию социально-проективный характер.
Современность начала ХХI века отличается значительным стремлением к обособлению позиций, причем пафос мирного сосуществования, провозглашенный мультикультурализмом, сохраняя теоретически и идеологически свою актуальность, оказывается серьезно потесненным в сфере реальной социальной практики. Анализируя военную акцию НАТО в Югославии - в связи с общим культурно-политическим и социальным контекстом последних лет, А. Секацкий замечает, что уместно обратить внимание на оружие, применение которого оказалось наиболее эффективным в последней балканской войне. "Была сконструирована и взорвана "бомба времени", способная производить направленный демографический взрыв. Скорость распространения взрывной волны - 50 лет - в масштабе всемирной истории это как раз мгновение. И можно сказать что все авиабомбы падали уже в воронку, образовавшуюся от демографического взрыва, предопределившего тем самым исход войны. Боевые испытания сверхсовременного оружия прошли успешно и нет сомнений, что в войнах ХХI века новое оружие прямого геополитического действия найдет самое широкое применение". [Секацкий А. Тишина на Балканах // Запад или человечество. Историософия балканского конфликта. СПб., 2000. С. 35. См. также дискуссию, посвященную югославским событиям: Логос, ? 5, 1999. С. 4-46]. Сегодняшнее европейское мировоззрение оказалось спроецированным на множество этноцентрических позиций, связанной с гуманистической тематизацией "права на отличие", которые реально фрагментируют и разделяют ткань социального организма, как в идеологическом "Чернокожие перестают интересоваться гражданским равноправием - то есть правом быть такими же, как белые. Они ставят вопрос о праве не быть такими же, как белые. О своем культурном отличии". [Малахов В. Ук.. соч. С. 9.], так и в геополитическом смысле. "Например, албанцы, давно и компактно заселяющие швейцарский кантон Ури, начинают требовать от международной общественности защиты своих прав. Они спросят: почему мы на нашей исторической родине вынуждены слушать лекции в университетах на чужом языке? А вывески на наших улицах - почему на чужом языке? И вообще, по какому это праву швейцарцы нами распоряжаются? (Именно такие вопросы задавались международной общественности два года назад в Косово)". [Секацкий А. Цит. соч. С. 37].
Проблемы этнической идентичности сблизились с поведением политических элит и стали формулироваться на языке политической риторики. Пропагандируемые стратегии поведения глубинно связаны с интересами бюрократии и этнических или партийных группировок, что можно наблюдать на примере ситуации, имевшей место в Чечне, где единое политическое тело было фрагментировано множеством конкурирующих элит - этнических, религиозных, криминальных и т. д. При этом ценности мультикультурального либерализма опасно сблизились с релятивизмом, что становится предметом критики со стороны консервативного и традиционного мышления.