Усадебная скульптура
Владелец его, А.К.Корвин-Литвицкий, при пожаре погиб. Этот случай был далеко не единичным. Неудивительно, что многие владельцы усадеб, чувствуя свою незащищенность, покидали поместья задолго до октября. Никакие волостные комитеты не могли остановить грабежи и тем более наказать тех, кто грабил брошенные имения, нередко поджигая их для сокрытия следов или просто из куража. В тверском областном архиве сохранилось немало документов, бесстрастно зафиксировавших подобные случаи. Да и при более или менее организованном изъятии дворянского имущества невежественные экспроприаторы практически не брали на учет бесполезные с их точки зрения вещи: архивные документы, книги, картины. "Волос становится дыбом, как послушаешь, что в дорогих фортепьянах лошадей кормили, с дорогими вазами садились под корову доить, картины великих мастеров на клочки резали, редкую мебель по частям делили, чтобы каждому досталось, редкие книги, которым цены нет, на папиросы рвали, а ценные архивы (бумаги), по которым история пишется, на подтопку печей пошли..." — писал известный музейный деятель С.Д.Яхонтов, бывший свидетелем разорения усадеб Рязанской губернии. Есть основания полагать, что в Тверской губернии эта культурная катастрофа была не менее страшной. Вот типичная история гибели ценнейшей библиотеки Толстых из усадьбы Новинки Городенской волости. Первоначальная опись зафиксировала наличие в ней помимо прочего старинных книг на китайском языке с выполненными вручную красочными иллюстрациями. Большая часть библиотеки была, видимо, растащена на растопку. Что-то привезли в Городню и свалили в больничном сарае. Листы из этих книг использовались для заворачивания лекарств. Не менее трагичной оказалась и судьба обитателей Новинок. Николай Алексеевич Толстой - исследователь истории своего рода, переводчик Шекспира и автор многих книг - был арестован как заложник. Его жена Мария Алексеевна добровольно разделила участь мужа. Их обоих расстреляли. Чуть позже в Петербурге были арестованы и расстреляны два их сына— Иван и Алексей. Какую-то часть культурных сокровищ из тверских усадеб удавалось собрать губернским комитетам научных библиотек и по делам музеев и охране памятников искусства, старины и природы, а также уездным отделам по народному образованию. Кое-что вывозили эмиссары московских культурных учреждений. Но людей, а главное, транспорта и денег у этих организаций было крайне мало. И то, что они не могли вывезти из усадеб, погибало если и не сразу, то в течение нескольких лет, поскольку новые хозяева не делали ничего ради сохранности культурных богатств. Да и вывезенное, безусловно, теряло в своей историко-культурной значимости: разбивались на части ценные коллекции, многие предметы искусства и быта просто теряли своюисторию, без которой они мало что могут сказать последующим поколениям. Печальной оказалась и судьба усадебных строений, не исключая и тех, что не были уничтожены сразу. Поначалу их передавали либо организуемым во множестве совхозам и коммунам, либо под школы и больницы. Однако должной заботы об их сохранности новые владельцы не проявляли. Здания перестраивались, потом, когда не хватало средств на их содержание, просто бросались, нередко горели. Так, еще в марте 1919 года сгорела конфискованная 26 марта 1918 года и занятая под школу усадьба Спас-Угол, родовое гнездо М.Е.Салтыкова (Щедрина). А совсем недавно, в 1992 году, сгорел дом в усадьбе Лубенькино, когда-то построенный одним из братьев Рябушинских и брошенный после строительства по соседству с ней Калининской АЭС. Из всего множества тверских усадеб, когда-то составлявших целый мир, до наших дней от семи-восьми десятков уцелело хоть что-то — часто руины зданий или остатки парков. Но и это немногое продолжает разрушаться и исчезать. Не совсем безнадежна судьба одной из самых знаменитых в истории русской культуры прямухинской усадьбы Бакуниных, обживается обществом репрессированных литераторов великолепное Чукавино, не внушает опасений судьба гагаринского имения Карачарово, да еще, пожалуй, пушкинского музея в Бернове — вот и все исключения. Возможно, выживут Новые Ельцы (турбаза "Селигер"), Михнево и усадьба Ширинских-Шихматовых, занятая детским домом. Но безнадежно затягивается реставрация настоящего дворца в Знаменском-Райке (а львовская ротонда в парке недавно рухнула), на глазах гибнет изумительное Степановское-Волосово, в совсем жалкий вид прямо накануне пушкинского 200-летия приходит усадьба Полторацких в селе Грузины. Совсем заброшено родовое имение Н.А.Львова Никольское-Черенчицы. Список можно продолжить... Возможно, когда-нибудь будет составлен мартиролог русской провинциальной культуры, в котором 90-е годы XX столетия будут означены как время окончательной гибели последних шедевров усадебного искусства. Но хочется верить, что эта великая культура не исчезнет окончательно, подобно легендарной Атлантиде, и хотя бы память о ней сохранится.