Д. Дилите
В то время, когда в эллинском мире распространялись поэмы Гомера, на западе центральной части Апеннинского полуострова, называемого древними Италией, был основан город Рим. Римляне утверждали, что это произошло в 753 г. до н. э. Некоторые любящие точность ученые утверждают, что на знаменитых семи холмах люди жили и раньше. В VIII в. до н. э. на самом деле отмечается определенное оживление в основании поселений на тех местах, однако датой основания Рима нужно считать 575 г. до н. э., когда было осушено болото между Палатином и Капитолием и создана городская площадь — форум. Только тогда, по их мнению, появился Вечный город [10, 463—469; 11, 20]. Присоединившийся по-хорошему или силой занявший соседние области, он постепенно стал центром Лациума.
Жизнь римлян не была спокойной. На севере маячили древние, владевшие искусствами, ремеслами, письменностью этрусские города. Этруски — это загадка для нового мира: мы не знаем, ни какого происхождения был этот народ, ни на каком языке он говорил. Они оставили много письменных памятников, но мы не в состоянии их прочитать. Римляне многое заимствовали у этрусков: письменность, тайны гадания по птицам и печени животных, царские и некоторые другие регалии, элементы календаря, отдельные религиозные моменты, гладиаторские бои. Кое-кто думает, что и название города Рима этрусского происхождения [11, 20]. Сначала римляне были связаны с этрусками, но Рим не стал этрусским городом. Окрепшие жители города на семи холмах завоевали и ассимилировали соседей. Этруски исчезли с поверхности земли.
На восток от Лациума жили родственные римлянам племена осков. Ни этруски, ни оски, ни другие италики не были рады расширению территории соседей и старались ограничить ее рост. Рим долгие десятилетия существовал в напряжении всех сил. Считается, что его силу определяли два обстоятельства: система чиновничества и строгие моральные принципы [6, 25—26; 11, 105—106, 253—255]. Еще Цицерон считал систему магистратуры в Риме стержнем и основой государства (De leg. III 1, 2]. Высшим чиновником мог стать только магистрат, доказавший свои способности на более низкой должности и познакомившийся со спецификой этой работы. Каждый из них имел огромную власть в своей области, и все вместе эти энергичные квесторы, преторы, консулы и другие чиновники правили Римом. Конечно, большое значение имел и сенат, и народные собрания, но исследователи склонны подчеркивать важность энергичной исполнительной власти, имевшей большие права.
Кроме того, общество придерживалось идеала, называвшегося словом virtus, который определял принципы жизни. Как греческая калокагатия, так и virtus Romana были определенной идеальной нормой, следовать которой был обязан каждый гражданин. Virtus — это обобщенное, хотя и вполне поддающееся разделению понятие. Его содержание составляли отдельные положительные явления, отдельные добродетели (virtutes): disciplina, pietas, fides, gravitas, paupertas, constantia [8, 24—31]. Римляне считали эти ценности божественными силами [17, 1—25]. Граждане должны были к ним стремиться, их добиваться. Дисциплина (disciplina) на войне и во время мира была основой общественной жизни римлян. На строгой и безусловной воле отца (pater familias) держалась жизнь семьи [16, 87—141]. Все граждане должны были вести себя как подобает, быть верными долгу (pietas): подобающим образом почитать богов (pietas erga deos — набожность), родителей (pietas erga parentes — любовь к родителям), родину (pietas erga patriam — любовь к родине). Соблюдение данного обещания и доверие к данному слову (fides) поддерживали единство общества, достоинство (gravitas) поступков гарантировало серьезное поведение всех. Роскошь (luxuria) римляне всегда считали виновницей разрушения традиционного образа жизни, для которого характерна бедность (paupertas) (Sall. Cat. con. 12; Iuv. 6, 293; Cic. Pro Rosc. Am. 27, 75; Pro Mur. 36, 76; De off. I 30, 106; I 34, 123). Во II в. до н. э. было издано даже пять законов, сдерживавших только одно проявление роскоши — пиры. Они ограничивали число гостей и количество блюд. Римляне очень ценили постоянство, твердость избранной позиции (constantia) и особенно подчеркивали значение преемственности и передачи из поколения в поколение образа жизни предков (mores maiorum). Быть достойным предков — главнейший принцип морали римлянина [17, 275]. Верность образу жизни дедов считалась основой государства: Moribus antiquis stat res Romana virisque — "Нравами предков сильна и могуча республика римлян" (Frg. 390)1.
Поэтому римляне были очень консервативными. Слово "новый" их всегда немного пугало. Даже в более поздние времена, в I в. до н. э., во время дебатов сената Цезарь манипулировал этим словом: он высказался против предложения приговорить заговорщиков к смерти, утверждая, что это будет новая казнь, новый пример, новый замысел (Sall. Cat. con.8; 19; 27; 41; 51). Через века, из поколения в поколение в Риме передавались восковые посмертные маски предков. Даже в цивилизованном Риме на рубеже эр и в более поздние времена сохранялось множество старинных обычаев. Например, из незапамятных времен пришли feriae — праздничный отдых, посвященный богам. В эти дни запрещалось пахать, жать, сеять, стричь овец и т. д., но разрешалось собирать хворост и желуди, ловить птиц. Таким образом, запрещалось только то, что меняло образ жизни первобытных людей. Хотя этот образ жизни уже давно изменился, римляне все еще повторяли лишившиеся смысла древние запреты по прошествии многих лет. Со времени царей до эпохи поздней античности сохранилась должность curator aquarum и архаический порядок пользования водой [21, 144—146]. В римском праве находят много рудиментарных правовых норм [21, 6—78]. Идею преемственности выражает и двуликий римский бог Янус. Это бог начала и конца, одним лицом смотрящий в прошлое, другим — в будущее, соединяя то, что было, с тем, что будет. В седой древности Янус был очень важным римским богом (Macr. Sat. I 8, 14—18).
Римляне особенно четко выразили мировосприятие древних народов, когда и время, и мир понимались как вечное возвращение и повторение. Поступки человека имели смысл настолько, насколько они повторяли введенные богом установления, поступки культурного героя или ранее живших людей. Индивидуальность или новаторство не были ни желательными, ни ценимыми, потому что необычно ведущий себя человек как бы выходит из вечного круга, по которому движется традиционное бытие [4; 22, 44—45].
С незапамятных времен римляне были земледельцами, воинами, гражданами и в течение всей истории более всего ценили занятия крестьянина, государственного мужа или воина. Труд художника они не считали почетным, потому что он казался нетрадиционным, пришедшим извне. Актерами, скульпторами, художниками обычно были рабы или вольноотпущенники. Только ремесло писателя со временем стало почетным. Однако и писателей уважать стали не сразу. Их творчество долго считалось незначительным проведением свободного времени (otium), оставшегося от серьезных мужских трудов [3, 7—13; 18, 348—404]. Думать иначе было трудно даже самим творцам. Цицерон осознает важность занятий на досуге (otium) (De off. I 153, 155, 158; De rep. II 4; V 5), пытается утешиться формулой почетного отдыха (otium cum dignitate — Ad fam. I 9, 21; honestum otium — Ad Att. I 17, 5), однако сам, как только ничто не мешает, оставив все папирусные свитки, с головой окунается в водоворот государственных дел. Саллюстий, как бы и извиняясь, как бы и доказывая важность otium, надеется, что государству будет больше пользы от его отдыха, чем от других трудов (otio — negotiis — Cat. con. 3, 4).
Несмотря на консервативность римлян, их образ жизни, конечно, постепенно менялся. В III в. до н. э. произошел особый перелом. Рим завоевал весь Апеннинский полуостров и Сицилию. Можем себе представить, как римский легионер, оказавшись на южной окраине Апеннинского полуострова, напоминающей каблук сапога, окинув взглядом Средиземное море, увидел, что в других государствах существуют такие вещи, которых нет у него дома: нарядные храмы и общественные здания, статуи и картины, театры и библиотеки. В Риме этого не было: в древности римляне чаще всего почитали богов у алтарей, не ставили их статуй, не читали и не писали книг. Стоит подчеркнуть, что издревле они имели письменность и школы. Их законы высекались на бронзовых пластинах, их главный жрец (pontifex maximus) у своего дома устанавливал доски с записанными на них основными событиями прошедшего года, но литературы не было около трехсот лет. Видимо, у римлян не было в ней потребности. Для духовной жизни народа было достаточно богатого фольклора: обрядовых, праздничных и других песен, народных представлений, сказок и т. д.
Однако теперь, в III в. до н. э., римляне захотели иметь то, что они увидели в других местах. Конечно, большая часть элементов греческой культуры была уже известна римлянам через этрусков, а затем через греческие колонии Южной Италии. Однако III в. до н. э. стал особенным. Как бы прорвав плотину, элементы чужих культур хлынули мощным потоком. Рим, оглядываясь на города эллинистических государств, старался оправдать название столицы: по греческому обычаю строились храмы, началось изучение греческого языка.
Самое известное из первых латинских художественных произведений — это не оригинальное сочинение, а перевод. Не свободный человек и не римлянин, а отпущенный на свободу раб-грек Ливий Андроник перевел "Одиссею" Гомера для того, чтобы было что читать с детьми. Дело в том, что он был учителем. Это произошло около 240 г. до н. э. С этого времени может отсчитывать свой век история европейского литературного перевода. Ливий Андроник перевел Гомера не гекзаметром, а Сатурновым стихом (versus Saturnius), характерным для италийских песен. От этого перевода сохранилось только 40 строчек, процитированных другими авторами. Ливий Андроник также переводил греческие трагедии и комедии, которые ставили во время праздников. Переводная литература вдохновила появление и оригинальных сочинений.
Гней Невий (274—201 гг. до н. э.) создал первую латинскую национальную поэму "Пуническая война" также сатурновым стихом. Кроме того, Гней Невий переводил греческие драмы и написал две оригинальные трагедии из римской истории. Квинт Энний (239—169 гг. до н. э.) ввел в латинский язык гекзаметр и написал этим размером эпос "Анналы". Сочинения обоих этих авторов не сохранились, за исключением небольших фрагментов.