Духовно-ориентированная ранняя профилактика преступности несовершеннолетних, что особенно важно, уже сегодня на практике может заключаться в формировании “отложенных” потребностей несовершеннолетних. Ведь, как пишет Антонян Ю.М. “материальные притязания в сочетании с бездуховностью и низкой нравственностью требуют своего удовлетворения немедленно и любыми средствами”.[133] А корыстные преступления несовершеннолетних, совершенные не из-за мотива нужды, составляют сегодня большинство преступлений. Духовность же человека, его позитивное правосознание в “эпоху” ускорения жизни, имеют реальные возможности “охладить” пыл юного сердца, примирить его с тем, что желаемые блага могут быть оправданны и заслужены честным трудом “не сейчас” и “не сегодня”.
В связи с этим не могут оказаться эффективными попытки общесоциальной профилактики преступности несовершеннолетних, основанные только на увеличении возможностей удовлетворения их потребностей (то есть второго элемента в схеме Кудрявцева В.Н.). Этого не может произойти потому, что, во-первых, экономическое неблагополучие России будет продолжаться еще долго, а во-вторых, потребности даже в преуспевающем государстве никогда не могут быть удовлетворены, так как сама логика постиндустриального рыночного общества ориентирована на постоянный рост потребностей (этой проблемой, много занимался Эрих Фромм). Единственным конструктивным выходом из сложившихся противоречий представляется добровольное самоограничение индивида, осуществляющееся через принятие соответствующих духовных идеалов и ценностей, потому что как уже говорилось, право, являясь особым регулятором общественных отношений по своему источнику является продуктом духовного разума, и непреложная ценность права может быть принята только с позиций самой духовности.[134]
Необходимо отметить, что реализация принципа приоритета духовности в РППН, помимо достижения своей целевой задачи, одновременно направлена и на общесоциальную профилактику, заключающуюся в преодолении духовного неблагополучия общества как одной из основных причин кризиса в России при воспитании подрастающего поколения. Один из современных российских исследователей демограф Гундаров И.А. утверждает, что сама физическая жизнеспособность населения зависит не только от условий бытия (материальных факторов), но и от нравственной атмосферы и эмоционального состояния общества (духовных и душевных факторов)[135]. Он пишет, что на этот счет в теологии существует представление о “смертных грехах”, т.е. таких психологических состояниях, которые ведут к смерти человека как личности. Этот автор, заявляя о себе как об атеисте, констатирует, что вынужден использовать церковные термины, поскольку светская наука не имеет пока собственного понятийного аппарата для рассматриваемого круга явлений. По-своему трактуя теологические классификации духовного неблагополучия, Гундаров выделяет первую группу, включающую “грехи” порочных целей, которые заставляют человека выбирать в жизни ложный путь. К пагубным целям он относит стремление к наживе (“сребролюбие”), беспорядочные сексуальные связи (“блуд”), увлечение алкоголизмом, наркоманией (“сотворение кумиров”) и др. Вторая группа – это “грехи” разрушительных социальных отношений. Одни из них приводят к деструкции общества (через индивидуализм, эгоизм, зависть, неуважение к родителям и старшим), другие – к подавлению свободы личности (через диктатуру массовой культуры или авторитарной власти). Третья группа по Гундарову включает в себя “грехи” пагубных эмоций, которые формируют в сознании человека доминантные очаги саморазрушения (гнев, тоска, потеря смысла жизни, безысходность)[136].
Рассуждая по аналогии с Гундаровым, что одним из современных направлений исследований связи психических и демографических явлений является “психодемография”[137], можно также говорить о том, что направлением изучающим связь преступности с нравственно-эмоциональными процессами в обществе может стать “психокриминология” (ведь псюхе по-гречески означает душа) или “криминология духовности”. И в этом отношении криминологически благополучным может считаться поведение несовершеннолетних, соответствующее общечеловеческим нормам, народной мудрости, почерпнутой из религиозных заповедей. Формирование такого поведения – одна из целей концепции РППН.
Раскрывая содержание этого принципа, необходимо также заострить внимание на том, что духовность – это не нечто чуждое, искусственное, а напротив - присущее человеку. Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразных символах религий, в философских системах, бессмертных произведениях искусства утверждает духовность человека как реально существующую силу. По сути одним из основных проявлений духовности в человеке можно назвать голос совести. Современный психолог Флоренская Т.А., проводившая со своим коллегой Макеевой М. исследование о представлениях у шести- и семиклассниках о совести, приводит такие характеристики совести из письменных работ ребят: “Совесть – это второе Я человека, обязательное у всех. И обязательно это Я должно быть идеально правильным, верным, оно должно подсказать человеку, что как, когда надо делать. Это Я должно думать о всех окружающих”; “Совесть – это что-то чистое, что есть в душе каждого человека, оно не должно быть подлым, это самоконтроль человека. И обязательно лучший”; “Совесть – когда делаешь одно, а “внутренний голос” говорит, что надо бы сделать другое. И начинаешь мучиться: как надо бы сделать – так или этак? Как было лучше?”. Еще подростки называют совесть “внутренним судьей”[138]. Анализируя эти высказывания ребят, Флоренская пишет, что открытия “правильного”, “идеального”, “лучшего” Я совершают подростки, критически и неприязненно относящиеся к моральным требованиям взрослых, склонные к своей “автономной” подростковой морали. И это, по мнению Флоренской, служит аргументом против распространенного в психологии и педагогике мнения о совести как результате усвоенных моральных норм и требований взрослых: “Требования совести произрастают изнутри, моральные требования идут извне. Они могут совпасть, а могут и разойтись. Моральные требования не универсальны, они меняются в зависимости от времени, культуры… В голосе совести звучит нравственный закон души человека”[139]. Требования совести – это и есть категорический императив И. Канта, априорность которого подтверждается хотя бы тем, что никакой опыт не может дать обоснования для моральной обязательности действий. “Нравственный долг представляет собою идею, непосредственно данную нашему сознанию и не разложимую ни на какие дальнейшие элементы. Из опыта, относящегося к области существующего, мы ее не выведем”, - пишет П.И. Новгородцев при рассмотрении философии И. Канта[140].
Совесть, составляющая фундамент духовности в человеке может быть названа, как пишет Флоренская Т.А., “духовным Я”[141] в человеке. Духовное Я имеет близкое отношение к сверх-Я З. Фрейда, но отличается, прежде всего, тем, что духовное Я происходит из глубин человеческой души, а сверх-Я является лишь аккумулированным психикой продуктом контролирующего воздействия общества и влияния культуры[142].
Таким образом можно было бы говорить, что духовное Я является своеобразным субъектом, механизмом духовности, а идеалы, ценности – ее субстанциональным содержанием. Особенностью духовности является то, что присущая человеку с рождения и действующая активно в детстве, она без должного развития и поддержания угасает и заглушается другими стремлениями, начинающими более активно действовать в подростке с моментом его взросления, многократно усиливающимися при негативном влиянии микро- и макросреды.
II.4. Принцип преемственности в ранней профилактике преступности несовершеннолетних.
Дополнительно формулирующим содержание принципа приоритета духовности в РППН является положение о необходимости учета при выработке положений ранней профилактике национальных традиций (принцип преемственности). Сама постановка такого дополнительного принципа связана с тем, что процесс глобализации еще не стер все различия между народами и культурами мира, а десятилетняя либерализация России пока не смогла преодолеть многовековую традицию развития ее народов. Вместо отрицания традиций сегодня получает распространение другая точка зрения о том, что их надо не разрушать, а наоборот как-то сохранять и возрождать. Такое изменение отношения к традициям связано с произошедшим осознанием, что сама безопасность России (военная, экономическая, демографическая, информационная и др.) связана непосредственным образом с сохранением ее позитивных национальных и культурных традиций. В самой преамбуле Конвенции о правах ребенка ООН присутствует положение о важности учета “традиций и культурных ценностей каждого народа для защиты и гармоничного развития ребенка”, а в Национальной доктрине образования в Российской Федерации указано, что система образования призвана обеспечить “историческую преемственность поколений, сохранение, распространение и развитие национальной культуры, воспитание бережного отношения к историческому и культурному наследию народов России…”.