ПУТЕШЕСТВИЯ В НЕКОТОРЫЕ ОТДАЛЕННЫЕ СТРАНЫ СВЕТА ЛЕМЮЭЛЯ ГУЛЛИВЕРА, СНАЧАЛА ХИРУРГА, А ПОТОМ КАПИТАНА НЕСКОЛЬКИХ КОРАБЛЕЙ Роман (1726) В книге Свифта четыре части; его герой совершает четыре путешествия, общая длительность которых во времени составляет шестнадцать лет и семь месяцев. Выезжая, точнее, отплывая всякий раз из вполне конкретного, реально существующего на любой карте портового города, он неожиданно попадает в какие-то диковинные страны, знакомясь с теми нравами, образом жизни, житейским укладом, законами и традициями, что в ходу там, и рассказывая о своей стране, об Англии. И первой такой "остановкой" оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия. Но сначала два слова о самом герое. В Гулливере слились воедино и некоторые черты его создателя, его мысли, его представления, это как бы некий "автопортрет"; однако мудрость свифтовского героя, точнее, его разумность в том беспримерном абсурдном мире, что описывает он всякий раз с неподражаемо серьезно-невозмутимой миной, сочетается с "простодушием" вольтеровского Гурона. Именно это простодушие, эта странная наивность и позволяет Гулливеру столь обостренно (т. е. столь пытливо, столь точно) схватывать всякий раз, оказываясь в дикой и чужой стране, самое главное. И в то же время и некоторая отстраненность всегда ощущается в самой интонации его повествования, спокойная, неспешная, несуетная ироничность. Словно он не о собственных "хождениях по мукам" рассказывает, а взирает на все происходящее как бы с временной дистанции, причем достаточно немалой. Одним словом, иной раз возникает такое чувство, будто это наш современник, некий неведомый нам гениальный писатель ведет свой рассказ.
Смеясь над нами, над собой, над человеческой природой и человеческими нравами, каковые видятся ему неизменными, Свифт еще и потому является современным писателем, что написанный им роман кажется принадлежащим к литературе, которую именно в XX столетии, причем во второй его половине, назвали "литературой абсурда", а на самом деле ее истинные корни, ее начало - вот здесь, у Свифта, и подчас в этом смысле писатель, живший два с половиной века тому назад, может дать сто очков вперед современным классикам: именно как писатель, изощренно владеющий всеми приемами абсурдистского письма.
Итак, первой "остановкой" оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия, где живут очень маленькие люди. Уже в этой, первой части романа, равно как и во всех последующих, поражает умение автора передать, с психологической точки зрения абсолютно точно и достоверно, ощущение человека, находящегося среди людей (или существ), не похожих на него, передать ощущение одиночества, заброшенности и внутренней несвободы, скованности именно из-за того, что вокруг - все другие и все другое.
В том подробном, неспешном тоне, с каким Гулливер повествует обо всех нелепостях, несуразностях, с какими он сталкивается, попав в страну Лилипутию, сказывается удивительно изысканно-потаенный юмор.
Поначалу эти странные, невероятно маленькие люди (соответственно столь же миниатюрно и все, что их окружает) встречают Человека Гору (так называют они Гулливера) достаточно приветливо: ему предоставляют жилье, принимают специальные законы, которые как-то упорядочивают его общение с местными жителями, с тем чтобы оно протекало равно гармонично и безопасно для обеих сторон, обеспечивают его питанием, что непросто, ибо рацион незваного гостя в сравнении с их собственным грандиозен (он равен рациону 1728 лилипутов!). С ним приветливо беседует сам император, после оказанной Гулливером ему и всему его государству помощи (тот пешком выходит в пролив, отделяющий Лилипутию от соседнего враждебного государства Блефуску, и приволакивает на веревке весь блефусканский флот), ему жалуют титул нардака, самый высокий титул в государстве. Гулливера знакомят с обычаями страны: чего, к примеру, стоят упражнения канатных плясунов, служащие способом получить освободившуюся должность при дворе (уж не отсюда ли позаимствовал изобретательнейший Том Стоппард идею своей пьесы "Прыгуны", или, иначе, "Акробаты"). Описание "церемониального марша"... между ног Гулливера (еще одно "развлечение"), обряд присяги, которую он приносит на верность государству Лилипутия; ее текст, в котором особое внимание обращает на себя первая часть, где перечисляются титулы "могущественнейшего императора, отрады и ужаса вселенной", - все это неподражаемо! Особенно если учесть несоразмерность этого лилипута и всех тех эпитетов, которые сопровождают его имя. Далее Гулливера посвящают в политическую систему страны: оказывается, в Лилипутии существуют две "враждующие партии, известные под названием Тремексенов и Слемексенов", отличающиеся друг от друга тем лишь, что сторонники одной являются приверженцами... низких каблуков, а другой - высоких, причем между ними происходят на этой почве "жесточайшие раздоры", поскольку одни "утверждают, что высокие каблуки всего более согласуются с... древним государственным укладом" Лилипутии, однако император "постановил, чтобы в правительственных учреждениях... употреблялись только низкие каблуки...". Ну чем не реформы Петра Великого, споры относительно воздействия которых на дальнейший "русский путь" не стихают и по сей день! Еще более существенные обстоятельства вызвали к жизни "ожесточеннейшую войну", которую ведут между собой "две великие империи" - Лилипутия и Блефуску: с какой стороны разбивать яйца - с тупого конца или же, совсем наоборот, с острого. Ну разумеется, Свифт ведет речь о современной ему Англии, разделенной на сторонников тори и вигов, но их противостояние кануло в Лету, став принадлежностью истории, а вот замечательная аллегория-иносказание, придуманная Свифтом, жива.
Хотя, впрочем, свифтовские аллегории конечно же относились к той стране и той эпохе, в какие он жил и политическую изнанку которых имел возможность познать на собственном опыте, "из первых рук". И потому за Лилипутией и Блефуску^ которую император Лилипутии после совершенного Гулливером увода кораблей бле-фусканцев "задумал... обратить в собственную провинцию и управлять ею через своего наместника", без большого труда прочитываются отношения Англии и Ирландии, также отнюдь не отошедшие в область преданий, по сей день мучительные и губительные для обеих стран.
Надо сказать, что не только описанные Свифтом ситуации, человеческие слабости и государственные устои поражают своим сегодняшним звучанием, но даже и многие чисто текстуальные пассажи. Цитировать их можно бесконечно. Ну, к примеру: "Язык блефусканцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая из наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка. И наш император, пользуясь преимуществами своего положения, созданного захватом неприятельского флота, обязал посольство <блефусканцев> представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке". Ассоциации, Свифтом явно не запланированные (хотя как знать), возникают сами собой...
Сарказм Свифта неподражаем, но гипербола, преувеличение, иносказание абсолютно при этом соотносятся с реальностью. Такой "фантастический реализм" начала XVIII в.
Или вот еще образчик свифтовских провидений: "У лилипутов существует обычай, заведенный нынешним императором и его министрами (очень непохожий... на то, что практиковалось в прежние времена): если в угоду мстительности монарха или злобе фаворита суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в заседании государственного совета речь, изображающую его великое милосердие и доброту как качества, всем известные и всеми признанные. Речь немедленно оглашается по всей империи; и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию; ибо установлено, что, чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее было наказание и невиннее жертва". Все верно, только при чем тут Лилипутия, - спросит любой читатель. И в самом деле- при чем?..
После бегства в Блефуску (где история повторяется с удручающей одинаковостью) - т. е. все рады Человеку Горе, но и не менее рады от него поскорей избавиться - Гулливер на выстроенной им лодке отплывает и... случайно встретив английское купеческое судно, благополучно возвращается в родные пенаты. С собой он привозит миниатюрных овечек, каковые через несколько лет расплодились настолько, что, как говорит Гулливер, "я надеюсь, что они принесут значительную пользу суконной промышленности" (несомненная "отсылка" Свифта к собственным "Письмам суконщика" - его памфлету, вышедшему в свет в 1724 г.).
Вторым странным государством, куда попадает неугомонный Гулливер, оказывается Броб-дингнег - государство великанов, где уже Гулливер оказывается своеобразным лилипутом. Всякий раз свифтовский герой словно попадает в иную реальность, словно в некое "Зазеркалье", причем переход этот происходит в считанные дни и часы: реальность и ирреальность расположены совсем рядом, надо только захотеть...
Гулливер и местное население в сравнении с предыдущим сюжетом словно меняются роля-, ми, и обращение местных жителей с Гулливером на этот раз в точности соответствует тому, как вел себя сам Гулливер с лилипутами, во всех подробностях и деталях, которые так мастерски, можно сказать любовно, описывает, даже выписывает Свифт. На примере своего героя он демонстрирует потрясающее свойство человеческой натуры: умение приспособиться (в лучшем, "робинзоновском" смысле слова) к любым обстоятельствам, к любой жизненной ситуации, самой фантастической, самой невероятной - свойство, какового лишены все те, мифологические, выдуманные существа, гостем которых оказывается Гулливер.
И еще одно постигает Гулливер, познавая свой фантастический мир: относительность всех наших представлений о нем. Для свифтов-ского героя характерно умение принимать "предлагаемые обстоятельства", та самая "терпимость", за которую ратовал несколькими десятилетиями раньше другой великий просветитель - Вольтер.