Кроме воинской повинности терские казаки несли и много других: квартирную, постойную, дорожную, подворную… На них лежала обязанность по доставке леса и строительного материала, по возведению и укреплению зданий и мн. др. Каждую неделю казаки отбывали в станицах внутреннюю охранную повинность.
Землепользование.
Терская казачья область – это 2009047 десятин земли, на одного человека мужского пола приходилось 19,8 десятин.[3]
До середины 19 века, когда пахотной земли, лугов и сенокосов было много, каждый казак обрабатывал земельные угодья без ограничений, по своим возможностям. В 1845 году было издано одно из первых положений о землепользовании казаков Терского войска, а в 1869 году – обнародованное утвержденное царем новое положение о поземельном устройстве в казачьих войсках. По этому положению все земли, занимаемые казачьими войсками, делились на три части: 1 часть, получившая название «юртовая земля», отводилась для казаков, живущих в станицах, 2-я часть – для наделения генералов, штаб- и обер-офицеров, а также чиновников войскового сословия, и 3-я часть получила название «войсковые запасные земли». Для станиц отводились земельные угодья, из расчета по 30 десятин на каждую мужскую душу, а также 300 десятин тем станицам, где находились приходские церкви. Для генералов, штаб - и обер-офицеров устанавливались другие нормы наделов.
Положение, изданное в 1869 году, постепенно видоизменялось, уточнялось. Войсковое казачье начальство стремилось в конце 19 века закрепить общинное землепользование в станицах, не дать распасться казачьему сословию.
Земли, отводимые станичным обществам для наделения казаков, распределялись на участки, называемые «паями». Земельный надел получал только мужчина, достигший 17 лет. На рубеже 20 века в отдельных станицах принимались решения наделять казаков землей с более раннего возраста. Такой надел подросткам казаки считали наиболее справедливым т. к. во-первых, с достижением 18 лет казак был обязан приготовить снаряжение для военной службы, в то время как он пользовался наделом всего год. Между тем, снаряжение вместе со строевой лошадью стоило в конце 19 века 100 рублей, а в начале 20 – свыше 200. Накопить такую сумму можно было только за несколько лет. Таким образом, наделение землей лет с 9-10, когда мальчик становился помощником в семье (пасет скот, погоняет быков, свозит копны и выполняет другие с/х работы) считалось более справедливым. Во-вторых, когда станицы перешли к разделу земли на участки, а последние – на паи на 3-4-летний срок, то подростки, не достигшие в год передела 17 лет, не получали пая до нового передела.
Несмотря на естественный рост казачьего населения, терское казачество лучше крестьян было обеспечено землей. По данным Терского календаря на 1914 год, в 1911 году на каждую душу мужского населения терского казачества приходилось в среднем 12,3 десятины земли.
Примечание:
[1] Грищенко Н. П. Горский аул и казачья станица Терека, с.56.
[2] Александров Н. А. Казаки черноморцы и терцы, с.34.
[3] Воробьев Р. Земельный вопрос у казаков СПб, 1908, с. 7.
0 Игнатьев Б.Б. Развитие системы управления казачьими войсками России. Москва, 1997год, с. 97.
6 Хождения купца Федота Котова в Персию. Москва, 1958год, с.33.
7 Александров Н. А. Казаки черноморцы и терцы. 1899год, с. 67.
8 Статистические монографии по исследованию станичного быта. Владикавказ, 1881г., с. 154.
9 Песни Терека. Грозный, 1974г., с.98.
10 Детские казачьи игры и забавы. 1993г., с. 46.
11 Статистические монографии по исследованию станичного быта. Владикавказ, 1881г., с. 42.
11 Там же, с. 44.
Магомедова З., студ 5 курса ИФ,
филиала ДГУ в г. Кизляре
ВЛИЯНИЕ ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ НА СЕМЕЙНЫЙ БЫТ ГРЕБЕНСКИХ И ТЕРСКИХ КАЗАКОВ
XVII в.[1]
Как уже отмечалось, гребенские казаки первоначально обитали на правом берегу Терека. По документам начала ХVII века в Гребнях проживало 500 человек (по-видимому, речь идет о душах мужского пола) (1, с.113, 114, 123), и это свидетельствует о немногочисленности казачьих социоров.
Предания сообщают о ранней семейственности гребенцов. Без нее само формирование стойкой этнической группы было бы просто невозможно. Согласно одному из преданий, горские народы увидели в пришельцах "людей отважных и предприимчивых, стали жить с ними дружески, и связь свою подкрепляли связью родства, выдавали их девок в замужество за казаков" (2, л.7). В то же время казаки, пускаясь на добычу в горы, "возвращались не с пустыми руками, а с лошадьми, скотом, оружием, а подчас и пленницами, которых делали своими женами", а "иной раз и женихались полюбовно на их девках, платя за них дорогой калым скотом, оружием и другими вещами" (3, л.38 - предание записано в 1847 году от 90-летнего казака станицы Червленной). По рассказам старожилов, обычай умыкания они заимствовали у горцев потому, что "иначе женщин не добьешься", так как их "было мало, да и тех стерегли", а "казаков все больше становилось" (см.: 4, с.295). О семейном быте казаков применительно к ХVII веку сообщают и документы. Согласно отписке терских воевод 1649 года, мурзы Большой Ногайской орды, кочевавшие по Тереку, "многих казаков побили и жен их и детей в полон поймали", а в 1653 году после "кызылбашского разорения" 10 казачьих городков прекратили свое существование, а казаки "с женами, детьми разбрелись" (см.: 5, с.38). О "домовитости" гребенских казаков сообщали в начале ХVII века С.Фрич и И.Герольд (см.: 6, с.66). Эти документы интересны не только с точки зрения демографической ситуации. Они свидетельствуют о непростой обстановке, сложившейся в тот период на Северном Кавказе. Именно она и заставила казаков стать "под руку" Российского государства.
Открытость казачьих социоров, деятельность которых сопровождалась людскими потерями, объяснялась вполне понятными причинами регенерации. И в ХVIII веке кабардинские владельцы жаловались, что казаки не отдают беглых ясырей, объясняя это тем, что они уже приняли крещение (7, с.104). Географическая мобильность ранних казачьих социоров влияла на их толерантность, открытость внешним контактам, включая и семейные связи. По данным Дж.Берри и Р.Калина, существует прямая связь между географической мобильностью и этнической толерантностью, то есть чем более подвижно общество, тем оно более открыто для связей с другими группами (см.: 8, с.121). Браки вольного периода носили межэтнический характер, иными они вряд ли могли быть. Даже в ХIХ веке, когда взаимоотношения с горцами серьезно обострились, у казаков-гребенцов были жены из числа дагестанских народов, кабардинцев, чеченцев (9, с.80-85, 194-199; 10, с.87). Однако как в ХIХ веке, так и в более ранний период, этническая и религиозная принадлежность считались по отцу. Подобная ситуация очевидно была близка к той, что наблюдалась во время колонизации Латинской Америки испанцами и португальцами и освоения русскими переселенцами Забайкалья и Камчатки.
Отмеченные межэтнические контакты не могли не оказать своего влияния на свадебную обрядность казаков. По мнению Л.Б.Заседателевой, заимствования выразились в обязательном включении в состав приданного и свадебных подарков металлических предметов и изделий, оставлении части приданного в семье родителей, исполнении лезгинки, игре на местных музыкальных инструментах, спортивно-развлекательных играх и состязаниях (джигитовка, стрельба и пр.), в ряде элементов свадебной одежды и украшений, похищении невесты (11, с. 32 ; 12, с.58). На наш взгляд, это влияние было гораздо глубже (см.: 13, с.49-51). Оно явилось порождением именно межэтнических браков и контактов. Известное наблюдение Л.Н.Толстого о родстве гребенцов с чеченцами, подтверждается и генеалогией многих казачьих фамилий, в числе которых Гуноевы, Гулаевы, Закаевы, Молаевы, Харсеевы и др. Отметим, что калым, избегание, особенности одариваний, свадебного поезда и др. были характерны и для ногайцев. Как и у тюрок, невесты-казачки отдавали предпочтение красному (алому) цвету свадебного платья, украшениям из монет и кораллов.
Эти и другие наблюдения позволяют считать еще одним важнейшим компонентом, из которого складывалась гребенская субэтническая группа, тюркский. В документе начала 50-х гг. ХVII века названы Иван Агрыжан и Евлаш из Шадринского городка, Кардавал и Иван Яхлаш - из Степанова, Бормата, Остай Тагайпс, Илях - из Потапова, Андрей, сын Ивана, сына Сунгура - из Наурского и др. (14, с.41). В ХVIII веке к казакам и в российские крепости уходили ногайцы. И хотя было предписано беглецов возвращать в Кабарду, документы подобных "выдач" не зафиксировали (7, с.71).
Гребенское казачество пополнялось не только за счет естественного прироста, но и постоянного притока различных социальных и этнографических групп русского населения. Источники упоминают и беглых стрельцов, и "воровских" людей С.Разина, выходцев из Переяславля-Залесского, Тулы, Новгорода и др. (15, с.246; 16, с.85). В 1614 году атаман гребенцов Я.Гусевской сообщал, что к казакам вышли из кабардинского плена трое русских людей, которые и остались в Казане городке у Овдокима Мещеряка (17, с.33). О донском компоненте следует сказать особо. Отметим, что донской транзитный центр активно заявляет о себе в ХVII веке, когда сторонники старой веры (партиями и в одиночку) уходят с Дона на Терек (18, с. 39). После восстания в Астрахани в 1614 году часть донских казаков под предводительством И.Заруцкого также бежала на Гребни. Новый приток переселенцев с Дона наблюдается после разгрома сторонников С.Разина. В период восстания на Дону 1707-1708 гг. К.Булавин поддерживал переписку со старообрядцами Терека, а после поражения И.Некрасов увел на Кубань часть казаков. Устная традиция связывает с некрасовцами укрепления близ Шелкозаводской. Во второй половине ХVIII века прекратились религиозные притеснения казаков на Тереке, и сюда стали отправлять донских казаков-староверов.