Ричард Пайпс и его концепция исторического развития России
Введение.
Цель реферата: на основе изучение первоисточников и научной литературы определить и описать концепцию исторического развития России.
Биография
Профессор русской истории в Гарварде, видный участник общественных дискуссий и процесса принятия политических решений правительства США, касающихся СССР. Среди зарубежных экспертов и знатоков русской истории, имя Ричарда Пайпса лучше других знакомо отечественным специалистам в области критики американской россики и советики. В былые годы “холодной войны” оно звучало чуть ли не нарицательным, в плане клеветы и брани на советский строй. Сегодня большая часть фундаментальных исследований Р.Пайпса переведена на русский язык и доступна массовому читателю. Из автобиографии историка известно, что родился он в польской провинции Силезия, в преддверии Первой Мировой Войны. Варшава, тогда еще была частью Русской Империи (от Венского Конгресса до Германской оккупации в 1915 году) - и поэтому Россия, со слов самого Р.Пайпса играла едва ли не главную роль в его жизни. Отец Ричарда Пайпса был уроженцем австро-венгерской Галиции и провел свою молодость в Вене. Во время войны, он боролся в рядах легионов Пилсудского на австрийской стороне. “Мой первый язык был немецкий. Когда же исполнилось шесть лет, я пошел в школу и там изучил польский. Основным источником моего культурного образования до семнадцатилетнего возраста была Германия: будучи юным я читал Ницше, Шопенгауэра и Рильке; и предпочитал немецкую музыку любой другой. Советская Россия в 1930-х годах была закрыта железным занавесом. Хотя Польша была как бы дверью в СССР, но эта страна была “на другой планете”: все, что докатывалось до нас оттуда, были приглушенные, отголоски какой-то ужасной и непостижимой трагедии. Кроме чтения некоторых коротких статей о России и слушания русской музыки, я не имел никаких контактов с культурой или политикой России. Когда вспыхнула Вторая мировая война, наша семья вынуждена была эмигрировать сначала в Италию, а затем Соединенные Штаты.
“Мой интерес к России был подогрет нацистско-советской войной - войной, в которой решалось будущее цивилизации”. Я следил за развитием военной кампании, и отмечал на картах линии перемещения восточного фронта. В 1942, в юниорском колледже, я понял все прелести знания мной польского языка потому, что легко мог научиться русскому. В 1942, будучи студентом последнего курса колледжа, приступил к изучению русского языка самостоятельно. В 1943 году проходил службу в армии, в Корнельский университет (Cornell), посещал 9-ти месячных курсы изучения русского языка. Его преподавателями были преимущественно носители русского языка из эмигрантских кругов, вчерашние перемещенные граждане России из среды меньшевиков и социал-революционеров. Студенческая масса в основном была настроена либерально в отношении СССР, если не сказать больше; ее отличала просоветская ориентация и симпатии, которые Ричард Пайпс не разделял. Он находил иллюзии, относительно сталинского режима, ребячеством, при этом он искренне желал советской победы.
После войны он поступил в Гарвардский университет, для получения ученой степени по истории. Основным его академическим интересом была история европейской культуры, философия истории и история западного искусства. Его научным руководителем был Крейн Бринтон, известный специалист в области истории европейской мысли. Позже Р.Пайпс специализировался на изучении российской истории у М.Карповича (называя последнего, что весьма примечательно, своим земляком), одновременно являясь стипендиатом Центра русских исследований, созданного в 1948 году. С этого момента он полностью погрузился в изучение русской и советской истории.
“Когда я вспоминаю те годы и пробую восстанавливать те умственные заключения, что привели меня к посвящению себя профессиональному анализу России, я убеждаюсь в том, что, первоначально во всяком случае, это было вызвано присутствием и угрозой сталинизма в России, которая вырисовывалась как неизбежность над нашими жизнями после войны, как нацистская угроза в 1930-ом. Для тех, кто не жил непосредственно в послевоенный период и не испытал этого открытия, оно вероятно трудно для понимания. Из хронологий “ревизиониста” американо-советских отношений в течение того периода получается, что все то, что называлось “холодная война” является обычным средством пропаганды. Но они упустили из вида, нацистско-советский договор 1939 года и сотрудничество против западных демократических государств и забыли послевоенный сталинский террор как продолжение более не существовавшего нацизма. Холодная война появилась в то время, поскольку стало ясно, что в результате победы СССР остальной мир должен был развиваться как и Россия под руководством Ленина и Сталина.
Те из нас, кто чувствовал это, конечно, были глубоко заинтересованы в понимании, как Советская Россия поведет себя дальше. На этот вопрос можно было ответить двумя способами: социологическим и историческим. Можно было прогнозировать Советский Союз независимо от исторического опыта или политической культуры, как будто бы это другое общество в некоторой стадии социо-экономического развития (“модернизация” - было тогда фешенебельным словом), лучше всего проанализированное по сравнению с другими обществами в подобной стадии. Этот подход доминировал в Российском Исследовательском центре, который был основан для специфических предсказаний поведения Советской России в антропологическом и социологическом вопросах. Я принадлежал к меньшей части тех, которые утверждали, что поведение нации вытекает, главным образом из исторического опыта и уникальной культуры, из чего следует, что это поведение нельзя выводить из социологических моделей, это все равно, как показать индивидуальность отдельного человека из обобщений относительно “человеческого характера”.
Традиционно в американской советологии доминируют два подхода в отношении прошлого России: первый - социологический, второй - исторический. Один из них рассматривает Советский Союз без ссылки на исторический опыт, только как общество - на определенной ступени социально-экономического развития (“модернизация” была достаточно модным понятием, сравнивающим СССР с остальным миром). Такой подход преобладал во мнениях Центра российских исследований Гарвардского университета, отстаивающих позицию сближения с Советской Россией. Ричард Пайпс был одним из немногих, кто рассматривал исторический опыт, как основу формирования национального самосознания и критиковал приверженцев социологической модели. Первая публикация Ричарда Пайпса была посвящена истории российских военных колоний при императоре Александре I (1947). В 1948 году он приступил к работе над тезисами докторской диссертации. Это время расцвета сталинского национализма и, по словам Ричарда Пайпса, ему представлялось интересным выяснить почему и когда режим, поддерживающий идеологию интернационализма, скатился до крайней формы великодержавного шовинизма. В эти годы было широко распространено мнение, что Советское правительство достигло цели в ликвидации национальных различий между этническими группами. По мнению Джорджа Фроста Кеннана Украина была такой же частью России, как Пенсильвания - США. Другой французский специалист по истории Востока Александр Бенингсен утверждал, что советские мусульмане утратили свою этническую первозданность после 1917 года. конкретные данные было тяжело достать, так как СССР был более, чем когда-либо изолирован от внешнего мира. Прочтение источников до сталинского времени убедило Ричарда Пайпса в том, что попытки задушить нацию, как и многое в Советском Союзе, бесплодны, она остается жизнеспособной. Эти идеи были отражены в его первой книге “Формирование Советского Союза;, опубликованной в 1954 году.
В 1953 году Ричард Пайпс по заданию Института межкультурных исследований и при поддержке Фонда Форда интервьюирует в Мюнхене исламских беженцев, многие из которых были узниками Германии во время войны. Информация, которую он собрал, была обобщена им в журнальной статье, опубликованной в 1955 году, основное содержание которой сводилось к обоснованию тезиса о живучести антирусских настроений в Средней Азии. По этой проблеме им был опубликован целый ряд работ. Чтобы продолжать дальнейшую работу в данном направлении Ричарду Пайпсу необходимо было изучать языки национальных меньшинств. В это время сфера его исследовательского интереса переключилась на проблему истории русской общественной мысли, в частности, происхождение и развитие русского консерватизма.
В 1954 году в центре русских исследований Гарвардского университета сложились два подхода в изучении российской истории: один - социологический, другой - исторический. Ричард Пайпс был приверженцем социологического метода, как наиболее точного при описании событий прошлого. Для его глубокого изучения он обратился к трудам известного социолога Макса Вебера и его интерпретации понятия российской истории. Пайпс хотел определить, насколько Вебер мог предсказать ход развития событий в современной России без ссылки на прошлые факты ее истории. Он подготовил статью, увидившую свет в 1955 году в журнале “Мировая политика”, под названием “Макс Вебер и Россия”. Пайпс был слишком критичен по отношению к Веберу в данной работе, как позднее он сам это признавал.
Моя самая ранняя публикация была посвящена российским военным колониям в период царствования Александра I: исходным материалом послужил реферат, который я написал весной 1947 года для семинара тогда еще под руководством Крейна Бринтона. Эссе было неважным. Я был молод (в то время мне было только двадцать четыре года): это сказывалось на стиле. Реферат был написан в жестком, академическом стиле прозы, который как я думал присущ ученым. В письменной форме я сопоставлял аналогии между колониями Александра I и советскими колхозами, и хотя между ними была огромная разница, мне кажется что кое-что у меня вышло.