Дмитрий Денисов
Если бы Мэтью Боултон и Джеймс Ватт никогда не встретились, промышленная революция, конечно, произошла бы, но могла быть отодвинута на неопределенный срок. Однако Ватт и Боултон познакомились, и революционный двигатель был запущен.
В последние десятилетия XVIII века для Промышленной революции были готовы все элементы, кроме одного. Усовершенствования в области сельскохозяйственного производства, хранения и транспортировки продовольствия означали, что впервые в истории человечества граждане со средним доходом могли жить на существенном расстоянии от основных источников продовольствия. В Западной Европе стало стремительно расти городское население. Лондон насчитывал почти миллион жителей. В начале нового столетия в Париже проживало более шестисот тысяч человек. Большее число людей, живущих близко друг к другу, означало сконцентрированную рабочую силу и, что не менее важно, сконцентрированный рынок.
Одновременно шло постоянное усложнение банковского дела и финансовой системы. Фондовый рынок существовал в Амстердаме уже в течение почти двух столетий. Не было недостатка в капитале, капитальных структурах и средствах производства. Еще в 1618 г. здание, в котором производятся товары, начало называться «фабрикой». Слово «промышленность» в смысле «систематический труд, рабочая сила» вошло в английский язык семью годами ранее. Люди начали привыкать управлять временем и выполнять повторяющуюся работу.
Из всех стран Западной Европы Англия была подготовлена к переменам лучше всех. Франция располагала большим капиталом (несмотря на потерю многих территорий своей империи, она все еще оставалась самой богатой метрополией в Европе), но Великобритания имела лучшую денежно-кредитную систему и более низкие процентные ставки. Она управлялась парламентом, который, находясь под контролем формировавших его коммерческих магнатов, поддерживал законодательство, содействовавшее росту бизнеса.
Кроме того, одна из отраслей английской промышленности созрела для революции и была явно предрасположена к технологическим новшествам. Производители текстиля в Англии находились в выгодном положении: влажный воздух позволял делать нить эластичнее и прочнее. Кроме того, в середине XVIII столетия местная изобретательность помогла текстильной промышленности сделать большой рывок. «Летающий» челнок радикально увеличил скорость, с которой можно было ткать. Прядильная машина, появившаяся в 1769 г., позволила прядильщикам не отставать от ткачей.
Единственное, чего недоставало Англии, и что было необходимо для моментального превращения эволюции в революцию, — так это дешевого и надежного источника энергии, быстрого способа вращать машины, чтобы в более короткий период времени производить большее количество товаров. Тогда можно было бы одновременно увеличить и удовлетворить рыночный спрос и достичь экономии за счет роста объема производства. Необходимый источник энергии нашелся, когда случайно встретились и объединили свои знания два совершенно разных человека.
Неразлучные
Джеймс Ватт известен как отец промышленной революции. Действительно, усовершенствованный им паровой двигатель — одно из важнейших изобретений в области движения. Однако без Мэтью Боултона Ватт блуждал бы в дебрях истории, блестящий ум без должной и столь необходимой в данном случае практичности. Ватту нужен был партнер, и тогда гениальное изобретение могло стать конкретным продуктом, который просто требовалось вывести на рынок.
Без Джеймса Ватта Мэтью Боултон так и остался бы лишь еще одним очень богатым и почитаемым человеком своего времени, едва ли достойным внимания будущих поколений. Но именно Боултон обратил внимание на Ватта и его хитроумное паровое изобретение, Боултон почти интуитивно угадал потенциал открытия Ватта. Боултон выпустил на свет гений Ватта, и лишь благодаря Боултону оба смогли получить немалую прибыль.
4 июля 1776 года первый американский Континентальный конгресс, собравшийся в Филадельфии, принял Декларацию независимости от Англии и начал переписывать историю глобального богатства и власти. Четырьмя месяцами ранее в Бирмингеме, то есть чуть более чем в ста милях к северо-западу от Лондона, толпа зевак наблюдала первую публичную демонстрацию машины, которая станет, как только будет доведена до ума, «декларацией независимости от бегущей воды». Фабрики больше не будут заложниками засухи или морозов. Промышленные предприятия перестанут строиться только на берегах рек или ручьев. Энергия сама начнет поступать к ним в виде пара. Какую же силу имела эта новая энергия! Даже относительно примитивный паровой насос с учетом мощности, характерной для тех дней, мог делать работу сотни человек.
Машина, которую Джеймс Ватт демонстрировал 8 марта 1776 г., была далеко не первым двигателем, приводимым в движение паром. За сотню лет до того, как Ватт начал мастерить свой механизм, Эдвард Сомерсет построил «атмосферный двигатель» , который помог установить многие из общих принципов паровой энергии. В 1698 г. Томас Сэйвери получил патент на первый практический паровой двигатель, способный поднимать воду, и в течение следующих нескольких десятилетий машина широко использовалась для выкачивания воды из шахт, снабжения водой городов или приведения в движение водяных колес фабрик. Двигатель Сэйвери был вытеснен машиной Томаса Ньюкамена, первым паровым двигателем с поршнем и цилиндром, ставшим в Англии стандартом на большую часть XVIII столетия. Впрочем, двигатели Сэйвери и Ньюкамена имели два существенных недостатка: оба были огромными, размером с четырехэтажный дом, и оба слишком неэффективно использовали тепло. Даже рудничные компании, сами добывавшие уголь, испытывали трудности с поставками угля, необходимого для сжигания в машинах, чтобы держать шахты сухими. Джеймс Ватт решил обе проблемы, не только увеличив мощность парового двигателя, но и расширив сферы его применения, навсегда изменив сам характер производства. Но, чтобы все это случилось, потребовалось определенное стечение обстоятельств.
Науки юношей питают
Кстати, что же известно о Джеймсе Ватте? Ватт родился в небольшом шотландском городке. Казался легковозбудимым, всю жизнь его мучили мигрени. Его дед по отцовской линии, Томас, преподавал геодезию и навигацию; отец, Джеймс, был кораблестроителем, а также производителем и поставщиком навигационных инструментов. Обладающий научным складом ума и взыскательный к своей работе, Ватт занимался в мастерской отца, а в возрасте 19 лет уехал в Лондон учиться на «изготовителя научных инструментов». Через год он вернулся назад в Шотландию, устав от ученичества и отвратительных условий жизни, в которых оказался. В Глазго Ватт снова попробовал заниматься изготовлением инструментов. Однако купцы местных гильдий об этом и слышать не желали, так как Ватт не сумел получить образование в Лондоне.
Первый большой прорыв в жизни Джеймса Ватта произошел через год, когда университет Глазго, более заинтересованный талантами молодого человека, чем его верительными грамотами, назначил его «мастером по изготовлению математических инструментов». Вскоре Ватт близко сошелся с Джозефом Блэком — лектором по химии, который позднее открыл энергию перехода тела из одного агрегатного состояния в другое, а также студентом Джоном Робисоном, ставшим впоследствии выдающимся профессором естественной философии в университете Эдинбурга. Всех троих объединял интерес к возможностям паровой энергии.
До 1761 г. Ватт экспериментировал с паром самостоятельно без каких-либо крупных достижений. В 1764 г. ему поручили восстановить неисправный экспонат механической коллекции университета — модель парового двигателя Джона Ньюкамена. Ватт ознакомился не только с частями агрегата, но и с его поистине эпическим разбазариванием тепла. Тогда ученый сделал теоретический вывод, что температура сжатого пара должна быть предельно низкой, а цилиндр столь же горяч, как и поступающий в него пар. Оба предположения натолкнули его на гениальную мысль: необходим специальный конденсатор, где пар содержался бы отдельно от главного цилиндра. Незадолго до этого металлургия сделала шаг вперед, и стало возможным обеспечивать точность допусков, требуемых спецификациями Ватта. Всего лишь пятью годами ранее никто не смог бы изготовить машину, придуманную Ваттом.
Вскоре после своего открытия Джеймс Ватт оставил работу в университете и устроился гражданским инженером в Глазго, где закончил разработку радикально нового дизайна парового двигателя, в три раза более дешевого в эксплуатации, чем любой имевшийся на рынке. В 1769 г. Ватт зарегистрировал свой первый патент и почти одновременно обзавелся первым патроном — Джоном Роубаком, шотландским производителем железа, купившим две трети интереса в патенте изобретателя. Наверное, для Ватта это стало моментом освобождения. После долгих лет целеустремленной работы он, наконец, создал паровой двигатель, который мог завоевать рынок, а в Роубаке нашел человека, который был предположительно готов проявить деловое мышление и способности маневрирования на рынке.
На самом деле из союза ничего не получилось. Пока Ватт возился со своим аппаратом, Роубак высказывал все больше и больше раздражения. «Вы позволяете незаметно ускользать большей части вашей жизни», — написал он однажды изобретателю. По сути, Роубак не внес особого вклада в общее дело: ему не хватало реальных денег, да и здравого смысла. Инвестиции в рискованное горнодобывающее предприятие ввергли Роубака в крупные долги, а экономическая депрессия 1773 г. совсем разорила его. Через некоторое время Джон Роубак объявил о своем банкротстве. Это стало вторым большим потрясением для Джеймса Ватта.
Под Луной...
Однако сильнее всего Ватт был удивлен, когда бирмингемский бизнесмен Мэтью Бо-ултон, стремясь удовлетворить свои претензии к Роубаку, перебрал его тощий портфель активов и выхватил то, что никого, казалось, не интересовало: патент Джеймса Ватта на паровой двигатель. Партнерство с Роубаком стало для изобретателя союзом, заключенным если не в аду, то в его предместьях. В Боулто-не, однако, Ватт нашел единомышленника на всю жизнь, а Бирмингем оба сочли идеальным городом, чтобы поставить мир на уши.