Так завершилось первое киевское княжение Юрия Долгорукого, продолжавшееся менее года.
***
Прежде чем покинуть Киев, Юрий дал знать об этом своему брату Вячеславу. Княживший в ближнем Вышгороде, тот успел въехать в город раньше Изяслава Мстиславича. Вячеслав не сомневался в своих правах на киевский стол: ведь его "старейшинство" было признано и братом Юрием, и племянником Изяславом. И когда Изяслав со своими полками приблизился к Киеву, оказалось, что Вячеслав уже занял княжеский дворец ("Ярославль двор"), причем сделал это вопреки воле самих киевлян.
В событиях междоусобных войн середины XII века роль веча — органа городского самоуправления — проявилась очень ярко, как никогда прежде. Многое в судьбах княжеских столов разных городов Руси, в том числе и Киева, зависело от воли горожан, от их готовности принять или не принять того или иного князя. И чем более ожесточенно князья сражались друг с другом, тем в большей зависимости оказывались от поддержки городской общины. Возрастание роли веча, таким образом, явилось следствием не только экономического и социального развития южнорусских городов (на что обычно обращается внимание), но и ослабления княжеской власти, что, в свое очередь, напрямую связано с бесконечными княжескими усобицами. Киевляне и жители ближних к Киеву городов были на стороне Изяслава Мстиславича — и в конечном счете именно это определило его успех в войне с Юрием Долгоруким. Однако настроение киевлян то и дело менялось, и далеко не всегда они были готовы с оружием в руках биться за своего князя. Мы уже сталкивались с этим, говоря о первом вокняжении Юрия в Киеве; столкнемся с этим и позднее.
Пока же, узнав о приближении к городу любимого ими князя, киевляне во множестве выехали ему навстречу. "Гюрги вышел ис Киева, — объявили они князю, — а Вячьслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем… Ты нашь князь! Поеди же к Святои Софьи, сяди на столе отца своего и деда своего".
Изяслав предложил дяде добровольно покинуть Киев и вернуться в Вышгород. "Я есмь позывал тебе Киеву седеть, — напоминал он, — а ты еси не восхотел. А ныне ци сего еси дозрел, оже брат твои выехал, а ты ся седиши в Киеве? Ныне же поеди Вышегород свои". Однако Вячеслав от этого наотрез отказался отказался. При всей своей нерешительности и нелюбви к пролитию крови, полной неспособности настоять на своем он очень болезненно относился к попыткам умалить его княжескую честь, никогда не забывал о своем "старейшинстве" среди Мономашичей. "Аче ти мя убити (то есть если ты хочешь меня убить. — А. К.), сыну, на сем месте, а убии (убей. — А. К.), — отвечал он племяннику. — А я не еду". К тому времени Изяслав в сопровождении киевлян уже вступил на "Ярославль двор". Вячеслав находился там же, на "сеньнице", в верхних покоях дворца. Киевляне начали подговаривать князя силой расправиться с Вячеславом: подсечь под ним сени и захватить и его самого, и его дружину. "Не даи ми того Бог, — отвечал на это Изяслав, хорошо помнивший обстоятельства убийства в Киеве князя Игоря Ольговича. — Я[з] не уби[и]ца есмь братьи своеи. А се (Вячеслав. — А. К.) ми есть яко отець, стрыи свои. А я[з] сам полезу к нему…" С немногими людьми Изяслав действительно поднялся к Вячеславу и поклонился ему. Дядя и племянник "целовастася", то есть приветствовали друг друга, "и седоста оба по месту". "Отце, кланяю ти ся, — обратился Изяслав к дяде. — Не лзе ми ся с тобою рядити (договариваться. — А. К.). Видиши ли народа силу, людии полк стояща? А много ти лиха замысливають, а поеди же в свои Вышгород. Оттоле же ся хочю с тобою рядити".
Этих слов оказалось достаточно. Вячеслав все же выговорил племяннику ("Ты мя еси, сыну, сам позывал Киеву, а я есмь был целовал хрест к брату своему Дюргеви"), однако безропотно согласился подчиниться ("…аже ныне тако есть, сыну, а то тобе Киев, а я поеду в свои Вышгород"). Он покинул Киев, провожаемый насмешками и неодобрительными выкриками толпы, "с великим соромом", как потом вспоминал он сам. После того, как он вошел в Вышгород, Изяслав действительно начал с ним "рядитися": направил послов, и князья заключили мир ("начаста ладитися"). Однако обиду на племянника Вячеслав, конечно же, затаил.
Так Изяслав вернул себе киевское княжение. Своего сына Мстислава он послал в Канев — город на правом берегу Днепра, ниже Киева. Действуя отсюда, Мстислав должен был привлечь на свою сторону "черных клобуков" — в частности, турпеев, ближайших родичей торков и берендеев, расселившихся на левом берегу Днепра, и с их помощью "добыть" Переяславль, в котором пребывал князь Ростислав Юрьевич.
***
А что же Юрий? После своего бегства из Киева он срочно обратился за помощью к союзникам — свату Владимирку Галицкому, а также черниговским князьям — Владимиру и Изяславу Давыдовичам, Святославу Ольговичу и Святославу Всеволодовичу. "Се изгнал мя Изяслав ис Киева, — писал он, — а сам сел в Киеве. А поедите помозите ми". И галицкий, и черниговские князья согласились помочь. Владимирко даже еще не распустил своих войск и готов был действовать немедленно. Черниговским же князьям требовалось время для того, чтобы собрать силы. Послы Юрия отправились и к "диким" половцам. Те тоже обещали прийти на выручку.
Тогда же по просьбе сына Ростислава Юрий направил в Переяславль другого своего сына Андрея. Ростислав узнал о намерениях князя Мстислава Изяславича и сумел опередить его. Он оставил Андрея в Переяславле, а сам устремился к Сакову — одному из торкских городов в Переяславской земле, и захватил турпеев врасплох: "согнал" их у Днепра "и, поимав е (их. — А. К.), переведе е Переяславлю". Такова была обычная практика русских князей в отношении "своих поганых": когда опасались, что они могут перейти на сторону противника, их силой изгоняли с прежних мест обитания и переводили на новое место. Трудно сказать, вошли ли турпеи в состав войска Ростислава Юрьевича или Юрия Долгорукого и, если вошли, насколько были надежны, но помочь Мстиславу Изяславичу теперь они уже точно были не в состоянии.
Вскоре в Киеве стало известно о выступлении из Галича князя Владимирка Володаревича. Он со всеми своими войсками миновал Болохов и ряд других городов и приблизился к Володареву — городу, находящемуся уже на территории Киевской земли. Тогда же против Изяслава стали собираться силы черниговских князей. В этих чрезвычайно сложных для себя условиях Изяслав Мстиславич предпочел сначала нанести удар по наиболее опасному противнику — Владимирку Галицкому. ("Се ми есть ближе, — объяснял он свой выбор, — к тому поиду переже".) Изяслав срочно призвал в Киев сына Мстислава с союзными берендеями, а сам отправился в Вышгород к Вячеславу.
Здесь между племянником и дядей состоялся примечательный разговор. Изяслав объявил о готовности передать Вячеславу Киев и вообще любую волость, которую тот пожелает: "Ты ми еси отець, а се ти Киев, а се волость которое тобе годно, то возми, а [и]ное мне вдаи". Но даже доверчивому Вячеславу было ясно, что племянник расщедрился так только потому, что не надеется защитить Киев от превосходящих сил вражеской коалиции. Поначалу он воспринял предложение Изяслава как издевку и отвечал "с гневом": "Чему (почему. — А. К.) ми еси во оном дни не дал, но с великим соромом ехах ис Киева?! Аже рать идет из Галича, а друга[я] от Чернигова, то ты мне Киев даешь!" Но и на этот раз Изяславу удалось уговорить дядю, заверить его в своей искренней любви и дружбе: "Я[з] есмь к тобе слал, а Киев тобе дая, и то ти есмь являл: с тобою могу быти, а с братом твоим Гюргем не управити ми есть. Но тебе люблю, акы отца, и ныне ти молвлю: ты ми еси отець, а Кыев твои, поеди во нь". Вячеславу слушать такие слова было приятно, и он согласился принять предложение племянника. Князья целовали крест в вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба, у самых гробниц князей-мучеников, на том, что "Изяславу имети отцемь Вячеслава, а Вячеславу имети сыном Изяслава". Это был договор, рассчитанный на длительную перспективу. Отныне Изяслав намеревался править в Киеве, прикрываясь "старейшинством" Вячеслава и тем самым нейтрализуя все претензии Юрия Долгорукого на великокняжеский стол. Тогда же целовали крест и бояре обоих князей, "ако межи има добра хотети и чести ею (их. — А. К.) стеречи, а не сваживати ею (то есть не ссорить их. — А. К.)".
По взаимной договоренности в поход против Владимирка выступал один Изяслав. Вячеслав же должен был отпустить с ним свой полк, а сам остаться дома — либо в Вышгороде, либо ("коли тобе годно", как говорил ему Изяслав) в Киеве. Вячеслав выбрал второе и вновь сел в Киеве на "Ярославле дворе".
В августе 1150 года Изяслав, соединившись с братом Владимиром и сыном Мстиславом, выступил из Киева. Полк Вячеслава должен был следовать за ним, но вовремя не поспел. Войска остановились у Звенигорода — городка к юго-западу от Киева, а затем двинулись еще дальше навстречу Владимирку, к Тумащу — городу, расположенному на реке Стугне, вблизи области "Черных клобуков". Здесь к Изяславу присоединились сами "черные клобуки" — берендеи, печенеги и торки: "жены своя и дети своя в городех затворивше на Поросьи, а сами приехаша к Изяславу всими своими силами". Наутро, "исполчившись", Изяслав переправился через Стугну, а затем и через ее приток Ольшаницу. Владимирко со своими полками стоял в верховьях Ольшаницы. Обе рати сошлись на противоположных берегах реки и начали перестреливаться между собой. Тут-то и выяснилось явное превосходство галицкой рати. Первыми устрашились "черные клобуки": "погании же видивше силу велику Володимирю, и убояшася, а Изяслав бе у мале (с малыми силами. — А. К.), а Вячеславль бяше полк к нему не притягл прити". Летописец приводит речь, с которой берендеи обратились к Изяславу: "Княже, сила его велика, а у тебе мало дружины. Да же не переидеть на ны черес реку; не погуби нас, ни сам не погыни. Но ты нашь князь, коли си[ле]нь будеши, а мы с тобою. А ныне не твое время, поеди прочь". Берендеев поддержали и киевляне.