Петр Великий. Флот и лес
Д. Рохленко, эксперт правления Российского лесного научно-технического общества
О бурной эпохе Петра I в наши дни написано несметное количество книг и статей - деяния царя-преобразователя того стоят. Со свойственной ему энергией Петр отдавался и организации лесного хозяйства в России. Его с полным основанием можно считать первым лесоводом России. За годы правления Петр подписал более ста указов, распоряжений и инструкций, относящихся к сбережению и рациональному использованию лесных богатств. Близкий к Петру Андрей Нартов (крупнейший в то время механик и машиностроитель) отмечает в своих заметках: "О разведении и соблюдении лесов были государевы многие указы строгие, ибо сие было из важнейших его предметов". Однако и заботы о лесном хозяйстве подчинялись главному делу Петра - превратить Россию из страны сухопутной в державу морскую.
Лес - это флот
Петр I говорил: "Великий государь, который едино сухопутное войско имеет, одну руку имеет, а который флот имеет, вторую руку имеет". Вот для создания этой "второй руки" и требовалось огромное количество высококачественного леса. Такой лишь пример. Строительство одного фрегата потребляло более трех тысяч отборных деревьев. Сколько же их пошло на постройку более тысячи боевых кораблей, спущенных на воду при Петре I на двадцати верфях!
Впрочем, венценосный "мореплаватель и плотник" заботился не только о военных фрегатах и галерах, он думал и о торговых судах, способных связать Санкт-Петербург и Архангельск с крупнейшими европейскими портами. Более того, его планы, касающиеся внешней торговли, не ограничивались прорубленным "окном в Европу". По свидетельству того же Нартова, у Петра было намерение "проложить дорогу чрез Ледовитое море в Китай и Индию...". Он "сочинил и написал собственною рукою наказ Камчатской экспедиции (Беринга. - Д. Р.), которая долженствовала проведывать и отыскивать мореходством того, не соединяется ли Азия к северо-востоку с Америкою..."
Программа была намечена грандиозная. Но создание мощного военного и торгового флота требовало огромного количества досок, брусьев, древесных стволов для корабельных мачт. Казалось бы, какие тут затруднения? На необозримых пространствах между российскими городами простирались дремучие леса, запасы природной кладовой представлялись неисчерпаемыми. Однако крупные и здоровые деревья нужных пород (даже при прежнем изобилии) встречались нечасто. Петр знал, что корабельные дубы и мачтовые сосны поспевают столетиями и при свободной рубке, обычной для того времени, могли быть истреблены очень быстро. Чтобы уберечь леса от такой угрозы, Петр устанавливает строгий государственный контроль за их использованием. Решение беспрецедентное, знаменующее начало лесного хозяйства в России.
Правда, первые охранные грамоты на право пользования лесами выдавали московские князья еще в XV веке, но они имели лишь местное значение и касались главным образом охотничьих угодий. До Петра I государство, по сути, не занималось лесным хозяйством. Лес обретал государственное значение только на южных границах, где создавались засеки - лесные завалы из срубленных деревьев, кроны которых обращали на юг, навстречу врагу, степным кочевникам.
Заповедные леса
Все началось с указа от 19 ноября 1703 года. То был важнейший законодательный акт об описи лесов во всех городах и уездах в пределах 50 верст от больших рек (речь шла о Волге, Оке, Доне, Днепре и Двине, впадающей в Балтийское море, со всеми притоками) и 20 верст от малых, "которые в те большие реки впали, а сплавному ходу по ним быть мочно". (Цитаты из указов и распоряжений Петра I приводятся по "Полному собранию законов Российской империи", тт. IV-VII, СПб., 1830 г.)
В таких лесах древесные породы разделялись на две категории: заповедные и дозволенные к свободной рубке. К первой относилось все, годное для кораблестроения: дуб, карагач, клен, вяз, ильм, лиственница, сосна в отрубе 12 вершков и более (вершок равен 4,4 сантиметра). Эти деревья объявлялись собственностью государства, их без разрешения "рубить никому не велеть". Даже в своих вотчинах владелец мог рубить только то, что не требовалось для "государевых дел". На хозяйственные же нужды разрешалось валить липу, ель, березу, ольху, ясень, осину, орешник, ивы, осокорь и сосну диаметром менее 12 вершков - деревья, входившие во вторую категорию. Указ "О нерублении добраго лесу на дрова" предписывал использовать на дрова ель, осину, ольху, а "также и валежник брать".
Нарушителей царских повелений ждало чрезвычайно суровое наказание. "А буде кто сему указу станет чинить противно, - читаем в указе 1703 года, - на них за всякое срубленное дерево, кроме дуба, доправлено будет пени по 10 рублев, за дуб, буде кто хоть одно дерево срубит, также за многую заповедных лесов посечку учинена будет смертная казнь..." Наказанию подлежали не только непосредственные виновники незаконной рубки, но и "кто рубить прикажет, помещик или приказчик и тех самих, вырезав ноздри и учинив наказание, посылать в каторжную работу...".
Охраняли заповедные леса особые надзиратели, находившиеся в подчинении у воевод. Иногда для охраны привлекали и солдат. Указом от 6 апреля 1722 года для управления лесами в обжитых районах - "в Петербурге, в Москве, в Казани, на Воронеже, на Рязани, во Брянску, в Новогороде, в Смоленске, в Муроме" были созданы специальные органы - вальдмейстерства (от немецкого wald - лес). В подчинении вальдмейстеров находились унтер-вальдмейстеры (их число определялось "по пропорции величества места") и лесные надсмотрщики. Всей службой "для особливаго смотрения и бережения лесов" руководил обер-вальдмейстер "под дирекцией Адмиралтейства" - и этим снова подчеркивается главная задача вальдмейстерств: сбережение ценных лесов для нужд кораблестроения.
Однако вернемся к чрезмерно суровым мерам наказания "ослушников". Свершилась ли по царскому повелению хотя бы одна смертная казнь? "Этот строгий указ, - писал в 1872 году в "Лесном журнале" крупный русский лесовод Н. М. Зобов, - едва ли выполнялся на самом деле, и, вероятно, никто не был казнен за порубку дуба". Именно поэтому никаких конкретных документов о вынесении смертных приговоров за нарушение указа 1703 года обнаружить в архивах не удалось.
Известен лишь следующий случай. В Петербурге, на Адмиралтейской стороне, росла большая березовая роща. И окрестные жители, несмотря на запреты, стали ее рубить. Разгневанный царь, узнав о порубках, велел поймать нарушителей и произвести обыск в их домах. Виновниками оказались не только мещане, но и офицеры, показавшие на допросе, что рубили лес, глядя на других. Взбешенный Петр приказал каждого десятого повесить, а остальных наказать кнутом. Только уcилeнные просьбы императрицы Екатерины смягчили наказание. Смертную казнь заменили ссылкой на галерные работы: рубщиков из мещан - навечно, офицеров - на пять лет, а воеводу Феофилатьева за потворство и слабое охранение лесов, то есть "за преступление против присяжной должности", - на десять.
Но шло время, и наказание за самовольную рубку заповедных лесов смягчалось. Вместо смертной казни "без всякия пощады" и ссылки на каторгу ввели систему штрафов, причем их размер постепенно снижался. Например, в 1719 году за дуб надо было платить 15 рублей, а за прочие деревья по 10, а в 1723 году - "по 5 рублев за пень, и из того числа 2 рубли в казну, а 3 рубли надсмотрщику, кто усмотрит".
Петр I и нужды народные
Готовя указ 1703 года о переписи лесов, Петр I, видимо, не учел, что запрет на рубку деревьев, годных для кораблестроения, поставит значительную часть населения в крайне тяжелое положение. Во многих случаях в хозяйстве было не обойтись без лесоматериалов из дуба и других заповедных древесных пород. Исправляя свою ошибку, царь два года спустя подписал указ, по которому "во всех городах и уездах всяких чинов людям и крестьянам" было разрешено "на свои нужды... на сани и на телеги, на оси и на полозья и к большим чанам на обручи рубить заповедныя деревья: дуб, клен, вяз, карагач, лиственницу, а на мельничныя потребы, на пальцы и на шестерни рубить клен всем, кроме засек, без челобитья и безъявочно невозбранно".
Петр очень быстро откликался на жалобы с мест о самоуправстве. Например, некоторые воеводы, вопреки законам, расширяли круг запретительных лесных норм. И с мест поднялась волна многочисленных жалоб. Приведу пример. По указу 1703 года липа, как помним, не входила в число заповедных деревьев. И тем не менее вот что писал Петр в указе от 26 января 1721 года: "Известно Его Величеству учинилось, что надсмотрщики лесов не токмо в рубке той липы, но и лык на лапти драть не дают и с лаптями и с лыки многих берут и приводят в город к Воеводам, и от того уездным людям чинится разорение".
В интересах населения государство, считал Петр, иногда должно вмешиваться в самостийные рыночные отношения. После опустошительного пожара, случившегося в Москве весной 1712 года, лесоторговцы, используя ситуацию, начали взвинчивать цены на лесоматериалы и дрова. И тогда Петр в своем указе запрещает "по случаю пожарного разорения" продавать лес по ценам выше бывших до пожара. "И для досмотра той продажи, - говорится в документе, - выбрать в Ратуше добрых людей два человека, которые в тех лесах и лесных припасах и дровах настоящую цену знали". За нарушение указа "тем продавцам учинено будет наказание и взят штраф немалой".
И еще один любопытный аспект законодательных актов, связанных с лесом. Они учитывали особенности хозяйственного уклада разных народов России. Например, по указу 1722 года калмыкам было разрешено "лес рубить, где они кочуют, кроме дуба, а на нужные им потребы и дуб рубить, токмо с позволения Астраханского губернатора". Вскоре от воеводы Уфимской провинции Бахметьева в Сенат пришло донесение. Он сообщал, что дворяне, посланные им в башкирские селения ознакомить жителей с указом "О заповедных лесах", написали: "Башкирцы и другие иноверцы сказали, что в дубу де и в сосне делают они борти (выдолбленные в деревьях дупла для пчел. - Д. Р.), с того де они платят в казну ясак, а ильмом кормят скот". Решение Петра последовало незамедлительно. Через три дня, 28 марта 1720 года, вышел указ: "Велено в Уфимской провинции тамошним обывателям запрещения в рубке тех лесов никакого не чинить".