Начало ХIХ столетия стало тем этапом, когда «…мы начинаем войну уже собственно с кавказскими народами, ибо покорение их для спокойного и надежного обладания Закавказским краем соделывается существенною необходимостью. До этой же эпохи мы на Кавказе боролись не собственно с горцами, но с могущественною в то время Турциею и Персиею, вытесняя магометанство за пределы Европы» (35).
Россия, начиная, примерно, с 1830-х г., вступает в ниспадающую фазу эволюции очередного цикла, и уже в середине 1830 –х гг. это вполне прослеживается на ее внешнеполитическом состоянии. Внешне весьма удачный для России Ункяр-Искелессийский договор (1833 г.), на самом деле был заключен Россией с еще более слабой, находящейся в еще более глубоком кризисе Турцией. Договор, заключенный на семь лет, выполнялся слабо, а уже в 1837 г. о его откровенных нарушениях со стороны английских судов доносили русские консулы.
«Уже в 1837 году экономическая слабость России и подстрекательство британской миссии привели к падению русского влияния в Константинополе» (36). И это в то время, когда «… казалось, что Турция совсем «больной человек»» (37).
Каковы же были условия и обстоятельства, с точки зрения цикличности эволюции российского государства и социума, когда начался самый драматичный этап присоединения Северного Кавказа, известный как Кавказская война? «Дворянская империя» как специфическая форма государственности второго малого цикла, достигает апогея своего развития, состояния наиболее гармоничного и адекватного внутренним и внешним реалиям, примерно в 1810-1820-х годах. После этого начинается ниспадающая фаза цикла, отмеченная нарастающими деструктивными тенденциями. Зачастую, характер исторических событий и явлений определяется теми людьми, которые в личностном смысле сформировались в условиях предшествующей фазы цикла. Например, в условиях ниспадающей фазы цикла, в большинстве действуют личности, несущие в себе доминантные мировоззренческие черты периодов гармонии и (или) даже восходящей фазы цикла, то есть того периода, характерные черты и признаки которого приходят в упадок. Чем хронологически дальше отстоят такие действия от фазы гармонии, тем менее они адекватны исторически изменяющимся обстоятельствам. В таких условиях, например, решая внешнеполитические задачи, велико искушение использовать силу и военное преимущество (особенно если противник заведомо слабее), чтобы не искать более сложных и долгосрочных путей решения проблемы, которая неизбежно встанет уже перед другим поколением.
Войны, начинаемые Россией в фазе гармонии (если они не успевали быть доведёнными до конца) или ниспадающей фазе социальных циклов, либо заканчивались поражением, либо приобретали затяжной, изматывающий характер.
В середине ХIХ в. социальный кризис в России достигает критической точки, наиболее ярким проявлением этого стало тяжелое социально-экономическое положение в государстве, проигранная Крымская война, Кавказская война, приобретшая затяжной характер и, наконец, отмена крепостного права. Последнее можно считать началом выхода России из кризиса в фазу поступательного нарастания позитивных тенденций цикла, апогей которого приходится, примерно, на 1880-1890 –е гг.
Заслуживающим внимания представляется тезис Дм.Алейникова о том, что при всем многообразии написанной о Кавказской войне литературы можно выделить несколько историографических направлений: 1) российская имперская традиция, представленная в основном в работах дореволюционных авторов. В этих работах речь идет об «умиротворении Кавказа», делается акцент на «хищничествах» горцев, религиозно-воинствующий характер их движения, подчеркивается цивилизирующая роль России; 2) традиция сторонников движения горцев. Это направление находило приверженцев и в советский период (за исключением 40-х-сер.50-х –гг.) и в настоящее время, когда некоторые сторонники этой традиции переносят на политику Российской империи термин ХХ века «геноцид»; 3) геополитическая традиция, для которой борьба за господство на Северном Кавказе — это часть присущего России стремления расширяться и «порабощать» присоединяемые территории (38).
Горские народы Северного Кавказа в рассматриваемый период уже очевидно тяготели к исламскому типу культуры. Деятельность созданных в августе 1814 г. по указанию Александра I в Тифлисе Духовной Осетинской Комиссии и в апреле 1829 г. по указанию уже Николая I Миссионерского Общества на Кавказе ни к чему не привели (39). Привлечение горцев «благами цивилизации, нашим роскошеством, вкусами, нуждами и требованиями от нас домашней утвари» (40) было не намного более успешным. «Политика России на Кавказе до Ермолова носила двойственный характер. С одной стороны, периодические военные экспедиции… С другой — налаживались мирные отношения с горскими владетелями, они поступали на службу, получали жалование… Назначение Ермолова было связано с изменением политики России на Кавказе — российский царизм вплотную приступил к завоеванию Кавказа» (41). И приступил не в самый лучший момент. Ниспадающая фаза цикла приводит либо к краху военных кампаний, либо они приобретают неопределенно затяжной характер (как, например, Ливонская война или война на Кавказе).
Формирование теократического государства частью народов Северного Кавказа — это этап, значение которого трудно переоценить. Государство, известное как имамат Шамиля (имамат горцев Дагестана и Чечни) — это выражение сущностных стремлений значительной части автохтонного населения Северного Кавказа. Его территория охватила, в общем, незначительную часть региона проживания Северо-Кавказских мусульман. Причины этого хорошо известны, и это еще один аргумент в пользу противников теории северокавказской цивилизации. Но поставим вопрос иначе. Не было ли возникновение данного государства самой реальной попыткой уже на политическом уровне стать органичной частью исламской цивилизации? На наш взгляд, это так.
Арабо-исламский историко-культурный тип, хотя и явил блестящие образцы государственности имперского характера (халифат Омейядов, а позже – Аббасидов), в целом, тяготеет, условно говоря, к «полигосударственности». Приведённые примеры единого крупного государства были недолговечны. На их руинах возникли новые государственные образования, нередко, на основе этнокультурных общностей ещё доисламского периода. В арабо-исламском мире столкнулись не только представители двух основных и множества второстепенных ветвей ислама, но и различные представления идеала государственности: теократического или светского. Демократичность конфессиональных институтов ислама (отсутствие единой иерархической структуры, возглавляемой конкретным лицом – лидером всех мусульман, общинный характер уммы и нек. др.) и этническая пестрота его неофитов предопределили существование множества исламских государств, объединённых общностью религии, а стало быть, и духовной традиции. По этой причине мы и берёмся утверждать, что возникновение имамата Шамиля было самой реальной попыткой на политическом уровне стать частью исламской цивилизации в качестве равнодостойного другим государства.
Уже упоминавшийся К.Ф. Дзамихов, характеризуя период истории Северного Кавказа с конца XVIII века до середины 1860-х годов, отмечает, что «положение усугублялось тем, что стадии кризиса традиционных общественных институтов северокавказского социума совпали с этапом колониальной политики царизма, то есть внутреннее разложение системы дополнилось и усилилось внешним воздействием, войной и агрессией со стороны более сильного государства…» (42).
С другой стороны, активное сопротивление царской армии подтолкнуло отдельные этнические группы к консолидации и государственному строительству. Возникая как теократическое государство по форме, имамат Шамиля был военизированным по содержанию.
Необходимость сопротивления русской армии стала главной причиной попыток создания своей государственности закубанскими адыгами. Первая такая попытка была предпринята в 1830 г. «При виде долгожданного национального флага тысячи мечей взлетели в воздух, и один всеобщий продолжительный вопль радости вырвался из необъятной толпы. Никогда до сей поры не было большего энтузиазма, ни решимости защищать … Отечество», свидетельствует Эдмонд Спенсер, посетивший Черкессию в этот год (43). Союз оказался недолговечным, прежде всего, из-за причин внутреннего характера, однако попытки создания своей государственности в этой части региона не закончились. Большое значение в политической жизни абадзехов, шапсугов, натухайцев и убыхов сыграло Адагумское собрание (февраль1848 – февраль 1849 гг.) (44), на основании которого сформировалась нестойкая конфедерация. Мухаммед Амин пытался развить, в том числе и силой оружия, достижения адагумского собрания. К концу 1850 г. почти все западные адыги были включены в новую систему государственного устройства (45). Абадзехи и шапсуги предпринимали попытки создания своего государства на Западном Кавказе даже в 1861 г., то есть уже после пленения Шамиля на Востоке (46).
Возвращаясь к истории имамата горцев Дагестана и Чечни, отметим, что длительный процесс его становления «… завершился только при Шамиле (1834-1859). К середине 50-х гг. третий имам стал «суверенным правителем, использовав сложный аппарат» (47).
В годы Крымской войны в полной мере и наиболее ярко проявилось стремление Шамиля к независимой политической линии. С одной стороны, это экстремальные условия войны, с другой — ощущение собственной силы.