В 1777 г. основаны Ставрополь, Александровск, Георгиевск, Екатериноград. К 1779 г. Кавказская линия достигает р.Кубани. В 1780-е-1790-е годы ведется интенсивное переселение казаков на новые территории, возникают новые станицы. Наряду с продолжавшимся процессом добровольного вхождения отдельных этнических групп горцев Северного Кавказа (например, с просьбой войти в состав России в 1770 г. обратились старшины Восточной Осетии, в том же году их примеру последовала Ингушетия (22)), государство создаёт благоприятные условия для переезда сюда переселенцев из внутренних губерний России. «22 декабря 1782 года Екатерина II издаёт указ, по которому разрешалось раздавать земли «на Моздокской линии». 17 декабря был опубликован Сенатский указ, который предписывал всем губернским казённым палатам России заблаговременно уведомлять «начальство Кавказской линии» обо всех желающих туда переселиться. 18 декабря 1784 г. появился новый сенатский указ, который предоставил право не только государственным и экономическим крестьянам, но и однодворцам переселяться в Кавказскую губернию» (23). И хотя уже с 1795 года условия переселения ужесточаются (государство предоставляло крестьянам возможность переселения только за свой счёт), тем не менее миграционные потоки из центральной России не иссякают (24). Вместе с тем, надо отметить, что объективных условий для поистине масштабного заселения региона этническими русскими ещё не сложилось. Российское государство и общество должно было ещё для этого преодолеть ряд внутри- и внешнеполитических препятствий, что удалось, в значительной мере, сделать только в следующем – XIX веке. Во второй половине XVIII века военно-поселенческий, казачий характер освоения и заселения земель Северного Кавказа сочетался с достаточно заметным миграционным потоком из Центральной России. С началом военных действий и вплоть до окончания Кавказской войны последняя группа мигрантов не играла заметной роли.
Показателен пример вхождения в состав России части осетинских земель, так называемой «Дигории», где на общем собрании крестьяне решили принять российское подданство по «первому требованию». Очевидно, требование почти сразу же последовало, так как Дигория оказалась присоединённой к России в том же году (25).
Уверенное движение России к гармоничному состоянию очередного цикла, соответственно, вело к укреплению международного авторитета, внешнеполитического влияния, расширению границ и т.п., о чем говорилось выше. Наиболее яркими событиями тех лет стали договор 1783 г., заключенный царем Карталинским и Кахетинским Ираклием в г. Гори, согласно которому он признавал над собою власть Российской империи; возвращение в 1796 г. в результате успешных и, сравнительно, быстрых военных действий против персидского шаха Ага-Магомед хана, Дербента, Кубы и Ганджи.
В конце XVIII века стал очевиден вопрос, что протекторат России над Грузией оказался недостаточно надёжной гарантией существования грузинских княжеств. В 1800 году Георгий XII обратился в Петербург с просьбой о подданстве. 18 января 1801 года Павел I подписал манифест о присоединении Грузии к России. Несмотря на известные сомнения Александра I о целесообразности такого решения, и как результат – обсуждения этого вопроса в госсовете (где большинство высказалось за сохранение Грузии в составе России), в конечном итоге, этот манифест подтвердил и он.
Таким образом, Северный Кавказ всё более превращался во внутреннюю проблему России, и если не в политическом, то уж наверняка в географическом смысле. Россия не терпит анклавов на своей территории, особенно враждебных и иноконфессиональных. Это обстоятельство, наряду с продолжающимся процессом укрепления государственности в рамках восходящей фазы социального цикла, определило качество грядущих в XIX в. событий.
Конец ХVIII в. характеризуется дальнейшим утверждением России в данном регионе: укрепление и продление Кавказской линии вплоть до Азовского моря, возникновение новых станиц, возобновление строительства Военно-Грузинской дороги. В 1785 году учреждено Кавказское наместничество. «В 1796 г. наместничество переименовывается в губернию, в 1797 г. территория Северного Кавказа отделяется от Астраханской губернии и в 1801 г. происходит окончательное юридическое оформление Кавказского края как губернии» (26). В 1780-1790-е годы продолжался приток на Кавказ переселенцев из центральной России. Характерной чертой восходящей фазы социальных циклов для России является активная миграция населения на окраинные, вновь присоединяемые (даже не вполне ещё присоединённые) территории. В 1785-1786 гг. на долю переселенцев из губерний Центрально-земледельческого региона выпало 64,7 % от общего числа лиц, прибывших в Кавказскую область, а в 1783-1794 гг. – 70,4% (27). Этот процесс, хотя и неравномерно по годам, но продолжался вплоть до начала активных военных действий, названных позже Кавказской войной. Те же авторы совершенно справедливо отмечают, что «несмотря на успехи колонизации, на Северном Кавказе оставалось ещё множество пустующих земель. В 60-е годы XIX века начинается новый этап в переселенческой политике, обусловленный двумя важными событиями – отменой крепостного права и окончанием Кавказской войны» (28). Эти события, правда в разной степени, но станут ещё предметом нашего более пристального интереса, пока обратим внимание на то, что хронологически названная активная миграция на Северный Кавказ совпадает, опять-таки, с восходящей фазой малого социального цикла (в данном случае третьего).
Примерно с 1800-х – начала 1810-х гг. начинается означенная нами фаза гармонии второго малого социального цикла. Первые полтора десятилетия ХIХ в. ознаменовались покорением Елисуйского владения, Джарской области, Шурагель, ханств: Гянджинского, Нухинского, Карабахского, Ширванского, Дербентского, Кубинского, Талышинского; княжеств: Мингрелия, Имеретия, Гурия и Абхазия. Значительную часть этих уступок Россия получила в ходе войны с Ираном, согласно Гюлистанского мирного договора (1813 г.). «После этого Северный Кавказ превратился как бы в составную часть России, что впервые было признано в Гюлистанском мирном договоре с Ираном в 1813 г., положениями которого край рассматривался уже «навечно» в качестве неотъемлемой её территории» (29).
С 1817 г. по 1826 г. было построено 27 укреплений, составивших Сунженскую, Кабардинскую, Кисловодскую и Лезгинскую линии, укреплена Военно-Грузинская дорога. С 1817 г. Кавказская линия продвигается вглубь Черкессии и к началу 1830-х годов достигает реки Лабы. Со ссылкой на Акты Кавказской археографической комиссии (Тифлис, 1878 г.) Б.М. Джимов отмечает: «Учащаются карательные экспедиции царских войск в Закубанье и ответные рейды вооружённых формирований Черкессии в пределы кордонных линий, что приносило новые страдания трудовому русскому и горскому народу» (30). 1830-е годы для России – это начало ниспадающей фазы второго малого социального цикла. Это означает, что давление государства на окраинные территории, уже считающиеся в достаточной мере своими, усиливается, часто принимая вооружённые формы. Параллельно этим процессам шло дальнейшее территориально-административное обустройство Северного Кавказа. «В 1822 году Кавказская губерния переименована в область, по словам А.П. Ермолова, «по малолюдству», поскольку регион этот ещё только основался и заселялся и не мог в полной мере считаться губернией. В 1847 году … Кавказская область становится Ставропольской губернией» (31).
В первой трети ХIХ в. Россия дважды воевала с Турцией (войны 1806-1812 гг. и 1828-1829 гг.) и Ираном (1804-1813 гг. и 1826-1828 гг.). Ход и результаты этих войн хорошо известны. Отметим, что, в частности, по Туркманчайскому мирному договору 1828 г. шах Ирана отказывался в пользу России от Эриванского и Нахичеванского ханств, подтверждал права России на всю территорию Азербайджана. Согласно Адрианопольскому мирному договору 1829 г . России отходило всё восточное побережье от устья Кубани до пристани св. Николая с крепостями Анапа, Поти, Ахалкалак и Ахалцих. Турция признавала переход к России Грузии, Имеретии, Мингрелии, Гурии, Эриванского и Нахичеванского ханств. «Царское самодержавие, считая Адрианопольский мирный договор достаточным основанием для присоединения Кубани к России, перешло к активным военным действиям на Северо-Западном Кавказе. Впервые царизм открыто отказался от политики вовлечения кавказских горцев в административно-политическую систему России постепенно, через развитие торгово-экономических связей, и перешёл к решению черкесского вопроса с помощью военной силы» (32). В состоянии гармонии и начале ниспадающей фазы социального цикла, когда ещё достаточно сил и уверенности от недавних побед, российская государственная «машина» не склонна проявлять терпение и конструктивность, тратить время на переговоры и социальные проекты, которые в какой-либо степени отклоняются от намеченных геополитических «пунктиров» и затягивают defaсto решение, уже принятое dejure.
Для нас наиболее важным представляются особенности мотивации горских народов, их поведенческая доминанта в периоды открытых столкновений государств, принадлежащих к различным историко-культурным типам. Любопытной представляется характеристика: «Часть феодалов Кавказа стремилась воспользоваться войнами Ирана и Османской империи против России, но не с целью перехода под власть Ирана или Османской империи, а для лавирования в своих местных интересах: для сохранения относительной самостоятельности, неограниченной власти над своими поддаными, свободы междоусобиц, феодальных разбоев, грабежей и работорговли» (33).
Если сделать скидку на классовый подход авторов последней цитаты, то ключевым словом в характеристике данной ими, как минимум, «феодалам» Северного Кавказа будет «лавирование». При этом надо отметить, что «лавирование» в политическом, военном, но едва ли в каком другом смысле. Не только в религиозном, но и шире — в социокультурном смысле многие Северо-Кавказские народы уже в первой половине ХVIII в. прочно включаются в состав арабо-исламского типа культуры, несмотря на своеобразие преломления магометанства в местных дорелигиозных верованиях, позволяющего говорить даже о некоем религиозном синкретизме (см.напр.34).