Варианты второй версии сходятся в одном: решение уральцев не могло быть принято без предварительной директивы Москвы; исполком Уралоблсовета лишь взял это решение на себя, чтобы создать Москве политическое алиби.
Однако внутри сторонников этой, второй версии (одним из которых является Г. Иоффе, автор книги «Революция и судьба Романовых») имеется важное расхождение. Одни рассматривают решение Москвы (и исполкома Уралоблсовета) как политическое, как акцию, с одной стороны, продиктованную стремлением ослабить, подорвать возможный монархизм антибольшевистских сил, а с другой – задачей консолидации, сплочения «красного лагеря». Другие видят в этом решении не столько политическую, сколько чуть ли не ритуальную цель – действие неких сил, связанных со «всемирным жидо-масонским заговором». Но этот вариант, представляя собой грубую политическую спекуляцию, просто не может быть предметом сколько-нибудь серьёзного исторического анализа.
Итак, вернёмся к событиям, происходившим в Екатеринбурге в то время.
Вернувшись в Ипатьевский дом, Юровский вызвал к себе в кабинет Никулина. «Решение принято, - обратился он к своему помощнику. – Сегодня ночью мы должны привести приговор в исполнение; придётся расстрелять всех».[25] Несмотря на кажущуюся основательность подготовки убийства, Юровский не имел практического опыта проведения подобных операций, и ему было даже не с кем посоветоваться о том, как лучше осуществить намеченное. Обсуждались самые разные варианты – предлагалось заколоть или расстрелять жертвы во время сна или забросать их ручными гранатами; наконец от этих планов было решено отказаться в пользу массового расстрела пленников. Самым безопасным казалось увезти царскую семью из Ипатьевского дома, отвезти её в какое-нибудь глухое место и расстрелять. Однако подобный план заключал в себе и определённую опасность: дело в том, что силы чехословаков и белогвардейцев находились настолько близко от города, что не было никакой гарантии, что они не прорвутся сквозь жидкие ряды красноармейцев, оборонявших Екатеринбург, и не помешают планам убийства. Существовала и вполне реальная возможность того, что, если Уральский областной совет попытается перевезти царскую семью в некое глухое место, намеченный план будет сорван,и одному или даже нескольким пленникам удастся спастись. Таким образом, успех всей операции зависел от секретности её проведения.
В итоге Юровскому не оставалось ничего иного, как убить Романовых непосредственно в Ипатьевском доме, поскольку в таком случае у них не было ни возможности оказать сопротивление, ни шансов спастись. После осмотра нижнего этажа Юровский остановил свой выбор на южной стороне здания. Там для убийства была выбрана небольшая комната.
Помимо Юровского для присутствия при расстреле Уральский областной совет направил ещё одного члена – П. Ермакова. Состав расстрельного отряда, который состоял из 12 человек, долгое время оставался тайной. Их обычно называли «латышами», которых Юровский лично отобрал для охраны Ипатьевского дома вскоре после своего назначения на пост коменданта.Пытаясь, как он впоследствии писал, оформить все дела очень быстро, Юровский позвонил в екатеринбургский военный гараж и попросил подать в полночь к Ипатьевскому дому большой грузовик. Он также попросил привезти несколько рулонов брезента, чтобы можно было прикрыть трупы.
В 6 часов вечера Ф. Голощёкин распорядился привести приказ в исполение. Юровский вскоре велел увезти из ипатьевского особняка поварёнка, четырнадцатилетнего Л. Седнева. Почему он решил спасти жизнь только ему одному – тоже вопрос. В последний момент пожалел мальчишку? Уход Седнева обеспокоил Романовых, но всё же не внёс особого переполоха. Жизнь в «доме особого назначения» шла как будто бы привычным распорядком.
К половине второго ночи к дому подошёл заранее вызванный автомобиль: он опоздал, его ждали к полуночи. В доме все спали. Разбудили доктора Боткина, он стал поднимать остальных. Им объяснили: в городе неспокойно, надо всем перейти в нижний этаж.
Тем временем команда уже расположилась в полной готовности в соседней с «расстрельной» комнате. Юровский сам свёл всю семью вниз. Они ни о чём не догадывались. Поставили два стула: для Алексея и Александры Фёдоровны. Остальным Юровский приказал встать в ряд. Из соседней комнаты один за другим вышли члены «расстрельной команды». Юровский вынул бумагу, стал читать: ввиду того, что родственники царя в Европе продолжают наступление на Советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Нелепость и полная неожиданность зачитанного были так велики, что Николай IIв очевидном потрясении переспросил: «Что, что?» На это Юровский тут же отдал приказ открыть огонь. Стрельба длилась 2-3 минуты. Бывший царь был убит самим Юровским наповал, затем в адской стрельбе пали и все остальные: и царская семья, и их слуги, всего 11 человек.
Алексея и трёх его сестёр пришлось достреливать и даже добивать штыками. Когда стали грузиться на автомобиль, начались кражи. Пришлось поставить «трёх надёжных товарищей» на охрану, и под угрозой расстрела всё похищенное было возвращено.
Только около трёх часов утра выехали на место, которое заранее должен был определить и приготовить Ермаков, - за Верх-Исетским заводом. Ермаков выбрал заброшенную шахту. Вскоре выяснилось, что он не очень помнит к ней путь.
Уже светало. Юровский послал верховых на розыски, те скоро вернулись: ничего не нашли. Вообще выяснилось, что ничего толком не готово, не было даже лопат. Но надо было двигаться. Останоаились в полутора верстах от деревни Коптяки. В лесу отыскали заброшенную старательскую шахту.
Юровский приказал раздеть мертвецов, запалить костры и всё снятое сжечь. Из женских корсетов, разбитых пулями и штыками, посыпались... жемчуг, бриллианты. Юровский утверждал, что все они были аккуратно собраны и спрятаны на Алапаевском заводе, в подполье одного из домиков. Когда в 1919 г. красные вернулись, всё было откопано и отправлено в Москву.
«Дело» шло к концу. Раздетые трупы спустили в шахту и попытались «завалить» её брошенными туда гранатами. Не все следы удалось скрыть. Кое-что всё же обронили вблизи кострищ и шахты. «Но, - писал Юровский, - Романовых не предполагалось оставлять здесь, - шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения».[26]
Около 11 часов утра Юровский «с докладом» поехал в Екатеринбург, в Уралоблисполком. От члена коллегии уральской ЧК С. Чуцкаева он узнал, что на 9-й версте по Московскому тракту есть очень глубокие, давно заброшенные шахты, «подходящие для погребения Романовых».[27] Здесь и решили утопить трупы, привязав к ним для верности камни. Но имелось препятствие: в округе бродили какие-то «сторожа», которые могли стать «неудобными свидетелями». Тогда Юровский решил до прихода грузовика с трупами пригнать автомобиль с чекистами, которые на время арестуют «всю публику».К Коптякам отправились поздней ночью с 17-го на 18-е. Чтобы избежать возможных свидетелей, объявили, что в районе Коптяков будет облава на скрывающихся чехов, лес будут обыскивать чекисты, и крестьянам близлежащих селений строго запрещается приближаться к оцепленному району. Нарушителей разрешалось расстреливать на месте.
Рассвело. Ехали с огромным трудом, преодолевая топкие места с помощью подобранных шпал. И всё-таки несколько раз буксовали. В половине пятого утра застряли окончательно: тяжело нагруженная машина дальше не шла. Решили покончить со всем тут же на месте. Снова разожгли свои костры...
Выкопали братскую могилу. Трупы сложили в яму, облив серной кислотой. Забросали землёй и хворостом, несколько раз проехали – следов ямы не осталось. К шести часам утра 19 июля всё было кончено. «Секрет был сохранён вполне – этого места погребения белые не нашли» - этими словами закончил Юровский свою записку.[28] Да, белым, следователю Соколову не удалось найти место захоронения останков царской семьи. Много улик обнаружили они вокруг старательской шахты под Коптяками и в глубине шахты, но самого захоронения так и не обнаружили.
Почти через 10 лет, зимой 1928 г., в Екатеринбург (тогда Свердловск) приехал В. Маяковский. Председатель Екатеринбургского Совета Парамонов ездил с ним на то место, которое описал Юровский: на 9-ю версту по Московскому тракту, где ещё в 1920 г. Парамонов, по его словам, сделал зарубки на деревьях. Тронутые тоской «революционные» стихи, написанные тогда поэтом, можно считать своего рода поэтической концовкой к записке Юровского.
За Исетью,
Где шахты и кручи,
за Исетью,
где ветер свистел,
приумолк
исполкомовский кучер
и встал
на девятой версте...
Здесь кедр
топором перетроган,
зарубки
под корень коры,
у корня,
под кедром,
дорога,
а в ней –