Биография дипломата
Биографические сведения о Карпове очень скудны. Фёдор Карпов происходит из семьи тверского боярина Ивана Карповича старинного рода князей Фоминских. Известен также дед дипломата – Карп Фёдорович. «А у Ивана Карповича дети: Федор; у царя и Великаго князя Ивана Васильевича окольничей, Да Никита; а былъ у Великаго князя Василия Ивановича оружейничей, бездетенъ, Да Семенъ, Да Иванъ. А у Федора Ивановича дети: Иванъ большой, бездетенъ, Да Долматъ, Да Иванъ меньшой, бездетенъ, Да Василей, бездетенъ. А были Долмать и Иванъ меньшой у царя и Великаго князя въ окольничихъ»[13].
Не только точная дата, но и даже примерное время его рождения неизвестны. Первое упоминание о Карпове относится к 1495 г., когда он был «постельничим» Ивана III во время поездки великого князя в Новгород в связи с русско-шведской войной, при этом, известно, что в 1545 году Карпова уже не было в живых, следовательно, его деятельность приходится на конец XV – первую половину XVI века.
С 1508 по 1539 (исходя из источников Посольского приказа[14]) Карпов обосновывается на дипломатическом поприще в Москве, являясь «довольно значительным дипломатом на востоке, если не самым значительным»[15] (взаимоотношения с Крымом, Турцией, Ногайской Ордой, Казанским ханством).
Одной из важных задач внешней политики России в первой половине XVI в. была борьба за Поволжье, а с ней была тесно связана проблема взаимоотношений с Турцией и, в особенности, с Крымом (Крымское и Казанское ханства находились в вассальной зависимости от Турции). Набеги и походы крымских и казанских татар почти не прекращались в этот период. Русским дипломатам (среди них и Ф.И. Карпову) приходилось применять гибкую и разнообразную тактику.
С сентября 1508 г. Карпов с другим боярином и дьяком принимает Ак-Доблета, сына ногайского царевича, приехавшего к нам для переговоров вместе с послами от Ногайской Орды. В этом же году 24 октября Карпов встречает послов от Крымского царя Менгли-Гирея и берёт с них и бывшего царя Абдыл-Летифа шертные записи, что царь этот будет верно служить великому князю.
В 1514 г. Карпов участвует в торжественной встрече посла от турецкого султана Селима I – Камала и вместе с другими боярами ведёт переговоры. В 1515-1519 гг. мы снова видим Карпова за Крымскими делами. «Крымцы хорошо знали его и учитывали его роль в политике, о чём говорят неоднократные приписки в грамотах от крымского хана с просьбой к Фёдору Ивановичу Карпову о ходатайстве перед великим князем», - замечает В.Ф. Ржига[16]. Его имя постоянно встречается в крымских посольских книгах того времени
С 1525 по 1539 гг. известен ряд упоминаний о переговорах Карпова с крымскими послами.
Уже после 1519 г. Ф. Карпов не только участвует в дипломатических делах, но ведёт все сношения с Крымом и вообще восточными народами. Он непременно участвует в комиссиях, ведущих переговоры с турецким послом Скиндером, неоднократно посещавшим Русское государство в 1522, 1523, 1524, 1529 гг. Он играет руководящую роль в делах с ногайскими послами; известия об этом встречаем под 1534, 1536, 1537, 1538 гг.
Казань тоже знала Карпова. В 1531 г. ему поручено говорить с казанским послом Табаем, в 1533 – с послами казанского царя Сафа-Гирея. Результатом этих переговоров было низложение враждебного России Сафа-Гирея и провозглашение Казанским ханом касимовского царевича Джан-Али (Еналея), связанного с московским правительством. Главную роль в этих событиях играло не войско, а дипломатия.
Таким образом, если итогом восточной политики Российского государства в первой половине XVI века была подготовка присоединения Поволжья, осуществлённая Иваном IV, то и Фёдору Карпову принадлежит значительная заслуга в дипломатической стороне этой подготовки.
Время от времени Карпов выступает и в дипломатических сношениях с Западом. В 1517 во время приезда посла императора Максимилиана I, Сигизмунда Герберштейна в Москву, в великокняжеском дворце «встретили его Михаила Юрьевич Захарьин и Федор Иванович Карпов…»[17], но здесь его миссия была невелика, он лишь следовал в свите великого князя и не участвовал в переговорах, где речь шла о посредничестве императора при заключении перемирия между Россией и Польшей.
В марте 1518 года римский папа объявил крестовый поход против турок; значительное место в планах римской курии занимало Русское государство, причём папа не просто стремился вовлечь его в союз, но и использовать этот союз как средство привлечения России к религиозной унии, подчинения русской церкви римскому престолу.
В следующем 1518 г., в июле – повторное посольство от Максимилиана, на котором было выдвинуто предложение о присоединении России к антитурецкой коалиции, в этот раз Карпов был привлечён к участию в переговорах в качестве своеобразного «консультанта» по турецким делам. На предложение посольства он ответил самым общим и неопределённым образом, что означало фактический отказ, этого требовали интересы крымской и казанской политики Русского государства.
В сентябре 1518 г. Ф.И. Карпов принимал участие в приёмах посольства Альбрехта Бранденбургского, прусского магистра и посланцев германского императора, извещавших московское правительство о миссии папского легата Николая Шамберга, имевшего целью привлечение России не только к крестовому походу против турок, но также к соединению православной и католической церквей на условиях флорентийской унии.
К этому же времени, к 1518-1519 гг. относятся пространные полемические послания Максима Грека Фёдору Карпову против пропаганды соединения церквей: поэтому, очевидно, что одной из причин, вызвавших интерес Ф.И. Карпова к католической пропаганде Николая Булева (Немчина), была его служебная деятельность.[18] Таким образом, идеологическая борьба внутри Русского государства, возникновение ересей и вольнодумных течений оказываются тесно связанными с событиями международного масштаба, политическими интригами, «с борьбой Московской Руси на политической арене»[19], о чём уже говорилось во введении.
В 1526 г. проходили переговоры с послами папы, императора и польского короля о заключении мира с Польшей. В 1529 г. – переговоры с Польшей о возобновлении перемирия. В 1537 г. – приём польских послов, после которого Карпов назначен окольничим, а затем оружейничим. Он был активным участником всех этих переговоров. Иногда он, по-видимому, выдвигался даже в основные представители великого князя из рядов бояр и дьяков.
Помимо внешней политики, Ф.И. Карпов принимает участие во внутреполитических делах. В 1527 г. он выступил как поручитель за князя М.Л. Глинского, который был освобождён из заточения. В 1537 г. Ф.И. Карпов участвовал в событиях, связанных с подавлением мятежа удельного князя Андрея Старицкого против центральной власти. Ему поручили следить за двухлетним сыном старицкого князя после «поимания» последнего. Следовательно, Ф.И. Карпов был связан с правительственными кругами, проводившими политику государственной централизации.
При Елене Глинской Ф.И. Карпов продолжает дипломатическую карьеру, выполняя ряд приказаний свыше. Последнее упоминание о нём в посольских источниках – октябрь 1539 г.
Подводя итог политической деятельности Ф.И. Карпова можно процитировать отзыв БСЭ о нём[20]: «Один из руководителей внешней политики при Василии III Ивановиче, способствовал выработке правил русской дипломатической службы, которым следовали вплоть до конца XVII века».
Переписка с Максимом Греком и иноком Филофеем
Карпов – один из наиболее оригинальных и образованных русских публицистов своего времени. Общаясь с иностранцами, Карпов получил европейское образование. По роду своих занятий он знал восточные языки, знаком был с греческим и латинским. Ему были известны в подлинниках или извлечениях произведения Аристотеля, Гомера, «Метаморфозы» Овидия, цитаты из которых он включал в свои письма. Карпов находился в переписке с умнейшими людьми того времени – Максимом Греком, старцем Филофеем, Николаем Немчиным, митрополитом Даниилом и др.
В «Послании иноку Филофею», Карпов хвалит письмо старца, которое получил ранее: «Омировым (гомеровым) бо словомъ и риторским разумом пригодне сложени, не варварски же, ни невежески, но грамотически уметельне сложена»[21]. Из этого следует, что Карпов умел ценить возможности хорошего слога и к нему обращались за оценкой качества стиха. Кроме того, стиль его общения со старцем говорит о том, что они были в близких дружеских отношениях: «Похваляю, яко разум божественных и человеческих умеюща»[22].
Максим Грек называет Карпова «премудрым», «премудрейшим», «пречестнейшим» «многим разумом украшенным» и даже «праведником», и князь Курбский, который знал Карпова, по всей вероятности, лишь по сочинениям – «разумным мужем».
Не смотря на то, что нам известны только четыре послания Карпова, круг его интересов поражает своей широтой. Его волновали и естественные науки (астрономия, медицина), о чём мы узнаём из посланий Максима Грека, адресованных Карпову, и политические учения, и классическая поэзия. Особо его волновало богословие. Задумывался Карпов и над вопросами о происхождении Земли и жизни на ней. Он пытался постичь «законы естества».
Некоторые материалы о взглядах Карпова мы черпаем из пяти посланий к нему Максима Грека. Два из них посвящены опровержению взглядов Николая Немчина и датируются 1518-1519 гг., ещё два посвящены критике астрологических воззрений Карпова, были написаны в 1523-1524 гг. Последнее является ответом на недоумения Карпова относительно критики Максимом Греком взглядов Николая Немчина.