Троцкий и после этого письма неоднократно подтверждал свою близость к Ленину и большевикам. 17 июля в речи на заседании ЦИК и Исполкома Совета крестьянских депутатов он заявил: «Ленин боролся за революцию 30 лет. Я борюсь против угнетения народных масс 20 лет. И мы не можем не питать ненависти к германскому милитаризму. Утверждать противное может только тот, кто не знает, что такое революционер »[20] Из его выступления на совещании Исполкома Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов: «Теперь всякий считает нужным всадить нож в спину Ленина и его друзей, но тот, кто говорит, что тов. Ленин может быть немецким агентом, тот—негодяй. Честное имя тов. Ленина нам так же дорого, как и имя Чернова. Чернов стоит под вашей защитой, но он также защищается и нами. Если, товарищи, в этом деле вам понадобится помощь— можете рассчитывать на нас»[21]
Конечно, Ленин не мог не оценить позицию Троцкого, тем более что немногие небольшевистские социал-демократы, за исключением Мартова, открыто высказались в защиту Ленина. В «Моей жизни» Троцкий вспоминал:
«Отношение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня (в мае.— дополнит) сдержанно и выжидательно. Июльские дни нас сразу сблизили».[22]
Свидетельство Троцкого не расходится с мнением о нем Ленина. В подготовленных им тезисах для доклада 8 октября на конференции Петербургской организации в примечании к тезису «О списке кандидатов в Учредительное собрание» читаем: «Само собою понятно, что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого,
ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межраионцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, что нельзя этого сказать про множество внесенных в список вчерашних членов партии»[23]
Конечно, надуманность обвинений Ленина в «шпионаже» была очевидна, по крайней мере для Временного правительства. Ведь его министры не могли не знать, что среди 500 политических эмигрантов, прибывших в Россию из Швейцарии проездом через Германию, свыше 400 были представителями различных партий.[24] Но никто, естественно, не подозревал их как «немецких шпионов» только потому, что они, так же как и Ленин, пересекли территорию Германии. Антиленинская кампания преследовала вполне очевидные политические цели—дискредитацию РСДРП (б) и большевизма в целом.
Не мог не знать и не понимать этого и Троцкий. Так что, бескомпромиссно защищая Ленина от реакционной печати, он стремился не только и не столько уберечь его честь, сколько лишний раз напомнить и о своем революционном прошлом, равно как и еще более революционном настоящем. Ведь в письме Временному правительству, публичных речах и выступлениях рядом с именем Ленина им неизменно ставилось и собственное. И надо сказать, что такой прием действовал. Не зря, скажем, в столице стойко держался слух о возможном установлении диктатуры триумвирата в лице Ленина, Троцкого и Луначарского. Насколько серьезной была такая версия, судить не беремся, tеm более что Троцкий и Луначарский были арестованы и находились в тюрьме.
Как бы там ни было, пребывание в «Крестах» мало сказалось на политической активности Троцкого. Разве что он не выступал как оратор. Зато недостаток устной агитации им с лихвой был восполнен за счет публикаций в печати. Одна за другой появлялись статьи и заметки Троцкого в большевистском «Рабочем и солдате», журнале «Вперед», который издавался как орган РСДРП (б), «Пролетарии», где Троцкий писал под псевдонимом П. Танас, горьковской «Новой жизни» и других печатных изданиях.
В тюрьме он написал две работы: «Что же дальше (Итоги и перспективы)» и «Когда же конец проклятой бойне?». Обе брошюры вышли в большевистском издательстве «Прибой» и сразу же обратили на себя внимание читающей публики, особенно первая. Она была d некотором роде итоговой для деятельности Троцкого в первое полугодие 1917-го. В ней он анализировал характер происшедших событий, расстановку классовых сил после ликвидации двоевластия, пытался проследить дальнейший ход революционного процесса, наметить некоторые перспективы на ближайшие месяцы, недели и даже дни.
Троцкий подвергал беспощадной критике позицию эсеро-меньшевистских соглашателей. «После событий 3— 5 июля эсеры и меньшевики в Петербурге еще более ослабели, большевики еще более усилились,— писал Троцкий.—То же самое—в Москве. Это ярче всего обнаруживает, что в своей политике большевизм дает выражение действительным потребностям развивающейся революции, тогда как эсеро-меньшевистское «большинство» только закрепляет вчерашнюю беспомощность и отсталость масс. И сегодня уже этого одного закрепления недостаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия. Эти люди борются против внутренней логики революции, и именно поэтому они оказываются в одном лагере с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы обязаны подрывать доверие к ним—во имя доверия к завтрашнему дню революции».[25] Хорошо сказано. И главное—в точку!
По поводу характера российской революции Троцкий повторил свои прежние соображения о том, что она может быть только пролетарской, к тому же—общеевропейской. «Это не «национальная», не буржуазная революция,—утверждалось в брошюре.—Кто оценивает ее так, тот живет в мире призраков XVIII и XIX столетий. А нашим «отечеством во времени» является XX век. Дальнейшая судьба русской революции непосредственно зависит от хода и исхода войны, т. е. от развития классовых противоречий в Европе, которому эта империалистическая война придает катастрофический характер». Заканчивалась брошюра фразой, ставшей у Троцкого почти ритуальной полуконстатацией-полупризывом: «Перманентная революция против перманентной бойни!
Такова борьба, в которой ставкой является судьба человечества».[26]
В августе 1917 г. на VJ съезде РСДРП (б) 4 тысячи межрайонцев вошли в партию и растворились в ней. Вместе с ними оказался и Троцкий. Причем от бывшей «меж-райоики» он, наряду с Урицким, хотя и не присутствовал на съезде (сидел в тюрьме), вошел в состав ЦК. Из 134 делегатов съезда, принявших участие в выборах руководящего органа партии, за Троцкого был подан 131 голос. всего на три меньше, чем за Ленина. Уже сам по себе этот факт показывает возросший авторитет Троцкого в партийных кругах, прежде всего руководящих. Что касается партийных низов, то там его имя еще мало кому было известно.
С конца августа 1917 г. политическая ситуация в стране вновь резко меняется. Провал корниловского мятежа, в чем решающую роль сыграли работавшие среди шедших на Петроград воинских частей большевистские агитаторы, с одной стороны, укрепил уверенность революционных масс в своих силах, а с другой—еще выше поднял авторитет РСДРП (б). Вновь растет революционная волна. «Мы,—отмечал Троцкий,—еле поспевали за приливом».
2 сентября Временное правительство вынуждено было освободить из «Крестов» группу социал-демократов, арестованных в июльские дни,—Троцкого, Каменева, Луначарского, Коллонтай и других. В газете «Рабочий путь» (так стала называться «Правда» после разгрома ее редакции в июле) 3 сентября появилась заметка: «Вчера освобожден из-под ареста под залог в 3 тыс., рублей Л. Троцкий».
21 сентября Троцкий по поручению ЦК РСДРП (б) выступил с докладом о текущем моменте на собрании большевиков, участвовавших в работе открывшегося 14 сентября Демократического совещания. В докладе им была выдвинута идея бойкота созданного Предпарламента. Но результаты голосования оказались не в пользу Троцкого. За участие в Предпарламенте высказались 77 участников совещания, против—50. Ленин, оценивая из своего «далека» принятое решение, назвал его явной ошибкой. Он одобрил и поддержал доклад Троцкого:
«Троцкий был за бойкот. Браво, товарищ Троцкий!»[27]
25 сентября (8 октября) произошли перевыборы членов Исполкома Петроградского Совета. По предложению большевистской фракции председателем Совета был избран Троцкий. Его фамилия вносится в список 40 кандидатов от РСДРП (б) по выборам в Учредительное собрание. Причем Троцкий стоял в списке сразу же после Ленина и Зиновьева, перед Каменевым, Коллонтай, Луначарским, Бухариным, Пятаковым, Сталиным .
Троцкий, несомненно, внес большой вклад в подготовку и осуществление Октябрьского вооруженного восстания. Правда, этот вклад не столь значителен, как это изображалось, скажем, откровенно симпатизировавшим Троцкому меньшевиком Н- Сухановым в «Записках о революции»: «Он был центральной фигурой этих дней и главным героем этой замечательной страницы истории»"[28]